Триумф солнца - Смит Уилбур - Страница 134

– Да хранит вас Аллах, эфенди, – сказал тот и, откинув на плечи накидку, низко поклонился.

– Якуб! – воскликнул Райдер, не веря своим глазам. – А я слышал, будто ты предал своего господина Абадана Риджи.

– Эфенди, я скорее предам отца и мать, и пусть Аллах услышит мои слова и жестоко покарает меня, если я вру! – горячо произнес Якуб. – Моя единственная цель – освобождение моего господина из лап дервишей, куда он попал из-за вероломного и низкого поведения моего дяди. Я сделаю все возможное… – Якуб задумался, но все же нашел нужные слова: —…все возможное, чтобы спасти своего хозяина, кроме общения со своим злейшим врагом Башитом. Если нет другого способа связаться с пленниками Омдурмана, то я, возможно, пойду и на это, но только в крайнем случае и на очень короткое время. Я все равно убью этого мерзавца, когда мы спасем дорогих для нас людей.

– Что касается убийства, – нахмурился Райдер, – то твой господин Абадан Риджи нисколько не сомневается, что ты виновен в этом подлом предательстве не меньше своего дядюшки. И намерен поступить с тобой так же, как поступили с ним.

– В таком случае я пойду к нему и отдам в его руки свою жизнь.

– Раз уж ты все равно решил это сделать, – усмехнулся Райдер, – то передай заодно и наше послание, а потом вернешься с его ответом.

Райдеру и Бахите понадобилось целых пять дней, чтобы разработать детальный план бегства пленников из Омдурмана, но на этот раз он имел все шансы на успех.

На следующий день Якуб перешел границу Судана.

Осман Аталан остался доволен информацией, которую собрал для него Пенрод во время своей поездки по Абиссинском нагорью. Он внимательно выслушал его исчерпывающий доклад о местонахождении и состоянии всех трех проходов: контроль над ними мог бы обеспечить успешную военную кампанию против армии императора Иоанна, детали которой они подробно обсудили на обратном пути в Омдурман.

Вернувшись в город, Пенрод с удивлением обнаружил, что режим его содержания под стражей заметно изменился, став более свободным и комфортным. Ему больше доверяли и наконец-то избавили от унизительных процедур, которым подвергали с начала заточения. Это объяснялось прежде всего доверием халифа, а также искусным притворством, позволявшим думать, что он полностью подчинился его воле. И тем не менее Пенрода постоянно сопровождали несколько аггагиров из числа наиболее преданных халифу.

В течение первого месяца после возвращения в Омдурман Осман Аталан большую часть времени проводил с халифом Абдуллахи. Аль-Нур как-то поделился с Пенродом, что эмир мечтает вернуться на свои родные земли, но Абдуллахи не желает этого, понимая, что нельзя отпускать такого влиятельного и сильного человека с огромной армией в пустыню, где он будет вне пределов досягаемости. Осману позволялось отлучаться из Омдурмана только с короткими карательными набегами, направленными на усмирение недовольных правлением Абдуллахи племен, или на соколиную охоту в пустыне.

В городе у эмира было гораздо больше свободного времени. Однажды он послал за Пенродом.

– Я видел, как ты владеешь своим мечом, – загадочно сказал он, когда тот явился. – Это противоречит не только правилам воинского искусства, но и здравому смыслу, не говоря уже об изяществе.

Пенрод опустил голову, чтобы скрыть негодование, вызванное подобным унижением. Он с трудом сдержался, чтобы не напомнить всемогущему халифу Аталану их поединок под Эль-Обейдом, когда чуть было не проткнул его своей саблей, используя совершенно глупую тактику боя прославленного эмира.

– Однако, – добавил Осман, – в твоей манере есть кое-что интересное.

Пенрод уловил насмешку в его словах.

– Всемогущий халиф, – сказал он столь же едко. – Такая высокая оценка моего искусства известным мастером меча согревает мне душу.

– Я бы хотел сразиться с тобой на мечах и показать истинное и в высшей степени благородное умение обращаться с этим оружием, – продолжал Осман. – Начнем завтра после утренней молитвы.

На следующее утро, когда они предстали друг перед другом с обнаженными клинками, Осман изложил условия поединка:

– Я постараюсь убить тебя, а ты – меня. Если я тебя одолею, ты навсегда останешься в моей памяти, а если победишь ты, мои аггагиры, – он показал на пятнадцать воинов, окруживших их плотным кольцом, – убьют тебя и похоронят со всеми почестями, а я закажу в твою честь специальную молитву в нашей мечети. Разве я не благородный хозяин?

– Всемогущий Аталан всегда славился своей честностью и справедливостью, – согласился Пенрод и ринулся в атаку.

Минут через двадцать напряженного боя, когда Осман уже с трудом держался на ногах, Пенрод нанес ему легкий удар в предплечье, оставив кровавую метку.

Осман покраснел от ярости.

– Ладно, на сегодня достаточно. Продолжим через пару дней.

С тех пор они сражались регулярно, и Осман вел себя как заправский гусар. Пенрод с удивлением обнаружил, что практически полностью исчерпал свой воинский потенциал, и прилагал все больше усилий, чтобы справиться с противником. В конце Рамадана Осман сказал, что приготовил для него подарок.

Ее звали Лала. Это было крохотное создание, до смерти напуганное войной и униженное трагическими обстоятельствами своего рабского положения. Иначе говоря, дитя войны, измученное, но сохранившее свою женственность. Она не помнила ни отца, ни мать и в своей короткой жизни никогда не знала доброты.

Пенрод принял горячее участие в ее судьбе. Он заплатил одной из наложниц аль-Нура, чтобы та как следует вымыла ее, будто речь шла об уличном щенке, а потом тщательно уложила ее непослушные волосы. Затем приказал выбросить ее грязную и рваную одежду и взамен вручил чистое платье. Пенрод позволял ей готовить для него еду, стирать и подметать пол в небольшой подвальной комнате, которую выделили ему аггагиры Османа. Он разрешал ей спать за дверью, но в остальном обращался как с человеком, а не как с диким животным.

Впервые Лала получила нормальную еду и забыла про голод, преследовавший ее с первых дней жизни. Она не растолстела, но постепенно обрела округлые формы, характерные для нормальных людей. Иногда Пенрод слышал, как она тихо напевает что-то себе под нос, готовя ему еду, а когда возвращался домой с аггагирами, она встречала его радостной улыбкой. Однажды Осман легко ранил его в левое плечо, и Лала заботливо перевязала рану, правда – не без подсказок. Это была царапина, и он быстро поправился. Пенрод назвал ее своим ангелом-спасителем и даже купил на базаре дешевый серебряный браслет, чтобы хоть как-то вознаградить за труды. Тронутая его вниманием, она отошла в дальний конец двора и заплакала от счастья. Это был первый подарок в ее жизни.

В ту ночь она бесшумно подошла к его ангаребу, и он не нашел в себе сил прогнать ее прочь. А когда она застонала во сне от кошмара, нежно погладил по голове. Она мгновенно проснулась и прижалась к нему, как маленький ребенок. Он занимался с ней любовью, но не от страсти или вожделения, а просто из жалости. Вечером следующего дня, когда она готовила для него ужин, Пенрод спросил у нее:

– Лала, если я попрошу сделать для меня одно трудное и чрезвычайно опасное дело, ты не откажешься?

– Мой господин, я готова сделать для вас все, что вы прикажете.

– А если я прикажу тебе достать из огня горячую головешку?

Она без колебаний протянула руку к огню, и он едва успел перехватить ее.

– Нет, не надо! – засмеялся Пенрод. – Я хочу, чтобы ты передала от меня одно сообщение. Знаешь женщину по имени Назира, которую все называют Амми? Она живет в гареме в качестве служанки белой наложницы.

– Да, я знаю ее, мой господин.

Так вот, скажи ей, что Филфил жива и здорова и сейчас находится в Абиссинии вместе с аль-Сахави.

Лала пошла на базар и дождалась Назиру у колодца, где по утрам обычно собирались женщины. Получив сообщение, Назира сразу же отправилась домой, чтобы передать новость Ребекке и Эмбер.

Через несколько дней она снова встретилась с Лалой у колодца и попросила кое-что сообщить Пенроду.