Русь. Строительство империи 7 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 10

Отломив кусок хлеба, я обмакнул его в соль и съел. Такшонь и другие воеводы сделали то же самое. Это был не просто ритуал, это был символ единения, понимания и принятия.

Старик-князь, видя это, просиял.

— Великий князь, — продолжил он, и в его голосе зазвучали новые, торжественные нотки. — Мы, жители Тмутаракани, хазары и русичи, греки и аланы, все, кто считает эту землю своим домом, видим твою силу, твою справедливость и твою заботу о русских землях. Мы видим, как под твоей рукой крепнет Русь, как она собирается воедино, отгоняя врагов и недругов. Сегодня ты спас нас. И мы хотим, чтобы ты стал нашим защитником и правителем не только на сегодня, но и на все времена.

Он сделал знак, и один из старейшин, купец с хитрыми глазами и окладистой бородой, развернул свиток пергамента.

— Перед лицом всего народа, перед богами нашими и вашими, — старик-князь положил руку на сердце, — мы, князь и старейшины Тмутаракани, присягаем тебе, Великому князю Антону, на верность! Мы признаем твою верховную власть над Тмутараканским княжеством и всеми землями Причерноморья, что отныне будут неотъемлемой частью единой и могучей Руси! Клянемся служить тебе верой и правдой, платить дань, поставлять воинов и чтить твои законы! Да будет так!

— Да будет так! — как эхо, прокатилось по площади. Тысячи голосов подтвердили эту клятву.

Это был мощный, переломный момент. Я смотрел на этих людей, на их воодушевленные лица, на их горящие глаза, и понимал — это не просто слова. Это искреннее желание быть частью чего-то большего, сильного, способного защитить и дать надежду на будущее. Тмутаракань, этот далекий форпост на южных рубежах, добровольно входила под мою руку, признавая меня своим Великим князем.

«Вежа» в голове привычно пискнула, фиксируя событие.

«Присоединение Тмутараканского княжества. +25 000 очков влияния. Достижение: Собиратель Земель Русских — уровень повышен».

Приятный бонус, но сейчас было не до очков.

— Я принимаю вашу присягу, — произнес я громко и четко, чтобы слышали все. — Тмутаракань была и будет русской землей! И пока я жив, ни один враг не посмеет посягнуть на нее! Мы вместе будем строить сильную и процветающую Русь, где каждый, кто живет на этой земле и трудится во благо ее, будет чувствовать себя защищенным!

Площадь вновь взорвалась криками «Слава!». Люди обнимались, смеялись, кто-то даже пустился в пляс под импровизированную музыку, которую затянули несколько смельчаков с дудками и бубнами. Казалось, воздух был наэлектризован этой общей радостью и надеждой. И только потом я узнал, что византийцы собирались сжечь город дотла, поэтому и радость у всех такая неподдельная.

Единство Руси. Еще недавно это казалось далекой, почти несбыточной мечтой. А здесь, на далекой южной окраине, оно становилось реальностью. Шаг за шагом, Русь собиралась под моей рукой.

Теперь я могу смело сказать, что построю империю.

Глава 5

Тмутаракань гуляла. После нескольких дней непрерывного грохота, лязга стали, криков и стонов, тишина, нарушаемая лишь мирным гомоном, музыкой и смехом, казалась почти оглушительной. Город, еще вчера задыхавшийся в кольце осады, сегодня праздновал освобождение. Пир мы закатили знатный — столы, наспех сколоченные из всего, что под руку попалось, ломились от снеди. Тут было и жареное мясо, и рыба, только что выловленная в море, и лепешки, и овощи, найденные в чудом уцелевших погребах. Вино и медовуха лились рекой. Мои дружинники, еще не до конца смывшие с себя копоть и кровь недавних боев, гудели, как растревоженный улей, но это был уже веселый, победный гул. Усталость на их лицах смешивалась с торжеством, глаза блестели.

Я сидел во главе стола, рядом с Такшонем, который, несмотря на недавнее ранение и тяготы обороны, держался молодцом. С другой стороны расположился хан Кучюк со своими ближайшими нукерами. Печенеги, поначалу державшиеся несколько настороженно, быстро освоились, привлеченные обилием еды и питья, и уже вовсю братались с моими воинами. Зрелище, конечно, было то еще: вчерашние враги, сегодня — союзники, вместе празднующие победу над общим неприятелем. Политика, однако.

Когда первая волна голода и жажды схлынула, я поднялся. Шум мгновенно стих, все взгляды устремились на меня.

— Друзья! Воины! — начал я, стараясь, чтобы голос звучал твердо и уверенно, перекрывая остатки гомона. — Мы сделали это! Тмутаракань свободна! Вы бились храбро, не щадя живота своего, и враг дрогнул и побежал. Каждый из вас внес свою лепту в эту победу!

Восторженный рев прокатился над площадью. Я выждал, пока он утихнет, и продолжил:

— За храбрость и верность положена награда. Те, кто отличился в боях, получат свое по заслугам.

Началась раздача. Я заранее велел Ратибору и Илье составить списки, опросить десятников и сотников. Награждал щедро — кому коня доброго из захваченных, кому оружие ценное, кому серебром из походной казны. Воины, выходившие вперед, светились от гордости. Для многих из них это было не просто материальное поощрение, а признание их доблести, их вклада. Особо отметил галичан Такшоня, выдержавших тяжелейшую осаду, и тех, кто участвовал в ночной вылазке на византийские дромоны. Алеша, командовавший той дерзкой операцией, получил от меня богато украшенный меч и добрую пригоршню серебра.

Не забыл я и про печенегов. Кучюк, хитро щурясь, наблюдал за моими действиями. Когда я обратился к нему, предлагая выбрать награду для своих лучших воинов из захваченной добычи — оружия, доспехов, тканей, — его лицо расплылось в довольной улыбке. Печенеги ценили щедрость, и этот жест должен был укрепить наш хрупкий союз. Кучюк лично указал на нескольких своих батыров, и те, получив из моих рук ценные трофеи, гортанно закричали что-то одобрительное, потрясая оружием. Кажется, взаимопонимание наладилось, по крайней мере, на сегодня.

Пока на площади продолжался пир, я, оставив Илью Муромца за старшего, решил проведать раненых. В одном из уцелевших каменных зданий, приспособленном под лазарет, кипела своя, тихая битва — битва за жизни. Искра, моя верная лекарка, с несколькими помощницами металась от одних носилок к другим. Запах трав, крови и чего-то едкого, видимо, для обеззараживания, ударил в нос. Лицо Искры было уставшим, под глазами залегли тени, но движения оставались точными и уверенными.

— Как дела? — спросил я негромко, стараясь не мешать.

Она на мгновение обернулась, коротко махнула рукой:

— Держимся, княже. Тяжелых много, но стараемся всех вытянуть. Твои арбалетчики творят чудеса — вон, Степановы болты извлекаем, чистая работа. А вот от хазарских стрел и византийских мечей раны поганые.

Я прошелся по рядам. Стоны, прерывистое дыхание, лихорадочный блеск глаз. Война всегда собирает свою страшную жатву. Я постоял у нескольких знакомых дружинников, сказал пару ободряющих слов. Видел, как им это важно. Искра права, они тут творили свои тихие чудеса, возвращая к жизни тех, кого уже почти списали со счетов. Перед уходом я распорядился выделить для лазарета лучшие припасы — чистое белье, вино для промывки ран, мед.

На следующий день, когда праздничный угар немного спал, я, засучив рукава, принялся за дела. Первым делом — осмотр города. Вместе с Такшонем, который знал тут каждый камень, Степаном, моим главным мастером на все руки, и несколькими местными старейшинами, выбравшимися из своих укрытий, мы обошли Тмутаракань. Картина была удручающая. Осада не прошла даром. Стены в нескольких местах были серьезно повреждены осадными машинами хазар, кое-где виднелись свежие проломы, наспех заделанные защитниками. Башни, особенно те, что выходили на степь, требовали капитального ремонта. Гавань тоже пострадала — несколько причалов были разбиты, на дне виднелись остовы затопленных рыбацких лодок. Следы пожаров чернели на стенах домов.

— Да уж, работы тут непочатый край, — вздохнул я, оглядывая панораму разрушений с городской стены.