Год 1985. Ваше слово, товарищ Романов (СИ) - Михайловский Александр Борисович - Страница 25

Мехмед Османов прижал правую ладонь к сердцу и отвесил мне легкий полупоклон.

— Спасибо, товарищ Серегин, что разъяснили положение, — сказал он. — Мне уже говорили, что у вас тут невозможное возможно, а невероятное очевидно. Но самое главное — теперь я знаю, что мои товарищи, прошедшие тем же путем до меня, принесли вам присягу и встали в общий строй борцов за правое дело.

— Об этом, и еще о многом другом, мы поговорим позже у меня в кабинете, — изрек я, — а сейчас время для приема пищи, а не для политических разговоров.

— А у меня, например, к товарищу Османову совсем не политический вопрос, — больше из чувства противоречия, чем по какой-то иной причине, начал заводиться Ильич. — Хотелось бы знать, неужели Добрый Боженька правомочен не только в христианском, но и в магометанском раю… или там есть свое начальство?

Так и хотелось спросить: «А вы, Владимир Ильич, с какой целью интересуетесь, к гуриям захотели?», но товарищ Османов меня опередил.

— Аллах Велик, а потому правомочен везде, — убежденно изрек Мехмед-хаджи. — Нет такого места в Мироздании, где он не был бы полноправным хозяином, и именно поэтому злобными глупцами выглядят люди, натравливающие друг на друга людей разных исповеданий. Целью таких межрелигиозных войн могут быть только захват чужих земель, грабежи и безудержные убийства людей другой крови, другого языка и другой веры. Аллах велик, и Иса его пророк.

Ильич хотел было что-то сказать, но я посмотрел на него таким взглядом, что у вождя мировой революции все слова застряли комом в горле, и, кажется, даже где-то что-то задымилось. Еще он мне тут религиозные споры устраивать будет.

— Фу, товарищ Ленин, то есть брэк, — сказал я. — Бороться следует не с религией, а с первобытной зверской дикостью, которую некоторые выдают за традиционные ценности. Нет в убеждениях пещерных троглодитов ничего ценного, и смена этнокультурной доминанты с архаичной на цивилизационно продвинутую — это благо, а не уничтожение национальной идентичности. При этом надо еще суметь отличить правильную этнокультурную доминанту от неправильной. Если государство не может выйти за пределы своих национальных границ, потому что со всеми соседями у него непримиримая вражда, или этот выход сопровождается насильственной ассимиляцией, а может, даже геноцидом, тогда такая этнокультурная доминанта должна считаться неправильной и со временем отправиться в топку истории. Мол, были такие, но теперь их нет. И наоборот, если государство с легкостью включает в себя инородные и иноверные компоненты, вступает с ними в симбиоз, не уничтожая их культуру, а используя ее для синтеза нового, ассимилирует их представителей лишь в индивидуально-добровольном порядке — за такой этнокультурной доминантой будущее в грядущих веках. Аминь.

На этой оптимистической ноте разговоры о политике и религии за завтраком прекратились.

Тысяча сорок первый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Из столовой я и Самые Старшие братья, которых с сего дня стало пятеро, сразу после завтрака переместились, то есть поднялись, в мой рабочий кабинет главнокомандующего. Вот там, с учетом той предварительной работы, которую с Мехмедом Османовым провели его старшие товарищи, нам предстоял серьезный, очень серьезный разговор. Но прежде Дима-Колдун успел мне сообщить, что у нового товарища магических талантов действительно нет, а вот признаки наличия свойств неактивированного аватара наблюдаются. Впрочем, лично меня это никак не задевает. Ну, захотелось Небесному Отцу посмотреть на происходящее еще одними глазами, и пусть. От меня не убудет.

— Вячеслав Николаевич, вы уже поставили Мехмеда Ибрагимовича в курс дела о нашей текущей операции в восемьдесят пятом году? — первым делом спросил я у Бережного, едва мы оказались в моем кабинете.

— Нет, Сергей Сергеевич, — ответил тот, — не успел. Да и когда нам было, если на дружеские приветствия, посещение госпиталя и склада обмундирования, а также на деловую беседу было дано всего-то навсего полтора часа.

— В восемьдесят пятом году я пошел в школу, — сказал Мехмед Османов. — С одной стороны, интересно, что там у вас творится, с другой стороны, это так близко к нашему родному времени, что становится страшно натворить чего-то не того. Во времена русско-турецкой, русско-японской и Великой Отечественной войн, а также Октябрьской революции мы знали, что строим абсолютно новые миры, в которых, возможно, даже не встретятся родители наших родителей. А в восемьдесят пятом году родились не только наши отцы и матери, но и уже мы сами. А если что-то пойдет не так?

— А что в нашей истории (товарищ Серегин называет ее Основным Потоком) на восемьдесят пятый год может быть хуже Горбачева и его своры? — спросила Нина Антонова. — Правильно, ничего. Так вот, Мехмед, должна тебе сказать, что эту сволочь вовремя остановили и обезвредили, а вместо него после смерти Черненко пленум избрал Генеральным секретарем куда более приличного Григория Романова. Это не обещает Советскому Союзу молочных рек с кисельными берегами, но хотя бы его теперь никто не будет специально разламывать на куски.

— Горбачев — это не отдельный человек, а явление, — убежденно произнес Мехмед Османов. — Впрочем, если генеральным секретарем избрали другого, процессы распада можно затормозить на несколько лет. Однако сейчас меня удивляет, почему молчит товарищ Серегин.

— А о чем говорить? Я не коммивояжер, моя борьба за правое дело не товар, а вы не покупатель. Возможно, у вас имеется недопонимание роли моей личности во всей этой истории. Я не наемник-кондотьер, владелец частной военной кампании, а слуга Господень, его Специальный Исполнительный Агент, который идет из мира в мир, повинуясь неслышимому приказу сделать их безопаснее для людей, чище и добрее, даже если для этого придется открутить несколько миллионов упрямых голов. Пока я не выполню свою задачу, дорога дальше просто не открывается. В этом мире мы только начали свою работу, и сразу после рокировки генеральных секретарей обратили внимание на Афганистан и его окрестности — самую болезненную точку по периметру советских границ. Не устранив давления с этой стороны, нельзя двигаться дальше. Но только это не должен был быть вывод войск в стиле месье Горбачева, когда все бросили и убежали. Такой шаг не снял внешнее давление, а лишь перенес его рубежи ближе к Москве. Не захотели драться с радикальным исламом под Джелалабадом, а в итоге заполучили вспышку радикальной инфекции у себя на Северном Кавказе.

— Согласен с вами, — кивнул Мехмед Османов. — Но, к сожалению, концепция выполнения интернационального долга ставил советские войска в заведомо невыгодное положение. Наши отцы делали все что могли, выиграли девяносто процентов боев, но проиграли войну, потому что в Москве с самого начала не понимали и не хотели понимать, с чем именно они имеют дело в афганских горах.

— Отец нашего героя, капитан Ибрагим Мехмедович Османов, тоже сражался в Афгане, — шепнула мне на ухо энергооболочка, — был тяжело ранен, а потом откормленные на госхарчах чиновники в родной Казани говорили ему, герою и орденоносцу: «Мы тебя туда не посылали».

— Этот вопрос, даст Бог, мы тоже порешаем, — мысленно ответил я энергооболочке, а вслух произнес: — Для меня концепции, принятые московскими умниками, совсем не обязательны, даже наоборот: если они привели к поражению, я обязан их отвергнуть и сказать свое собственное слово. К настоящему моменту у меня уже накоплено столько вооруженной вилы и огневой мощи, что Пакистан, участвовавшей в американской войне против Советского Союза в качестве опосредованного прокси-агента второй очереди, оказался размазан по земле тонким слоем, и сейчас его армия не представляет опасности ни для кого, даже для собственного населения. В ходе этой операции моими войсками под корень уничтожены все отряды афганской вооруженной оппозиции, окопавшиеся на территории Пакистана в так называемых «лагерях беженцев», а также живыми и здоровыми освобождены томившиеся там советские военнопленные. Из афганцев на территории Пакистана я убил всех, кто брал в руки оружие, а это как раз все мужское население, а некомбатантов, то есть женщин и детей намереваюсь обратить в свой актив, расселив в своих владениях и подвергнув ассимиляции. В противном случае они, скорее всего, обратятся в профессиональных беженцев, вечных потребителей гуманитарной помощи, а эта роль ничуть не лучше роли домашних животных. И то же самое в течение самого короткого времени произойдет в тех населенных пунктах Афганистана, где люди непримиримо враждебны к властям в Кабуле. Для меня это просто. Сначала по населенному пункту наносится удар депрессионно-парализующим излучением, а потом мои солдаты начинают делить местную публику на агнцев и козлищ, беспощадно умерщвляя последних. Вас я намереваюсь назначить руководителем этого проекта, в первую очередь имея в виду перевоспитание мальчиков старше семи лет, которые еще не брали в руки оружия, но уже заражены ненавистью к «кяфирам». Dixi! Я все сказал!