Римлянин. Финал (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 44

А ещё никто не может быть уверен в незыблемости своей позиции даже в пределах срока ротации, потому что раз в полтора года проводится аттестация, по результатам которой можно рухнуть на несколько ступеней и начинать почти с самого начала, на новом месте, либо вовсе вылететь со службы.

Внутренняя пропаганда для государственных служащих акцентирует внимание на долге, на борьбе с коррупцией, вреде непотизма, некомпетентности и ценности всей системы для императора — систематические анонимные опросы показывают, что служащие всё больше и больше одобряют сложившееся положение вещей.

Полтора миллиона человек, целая бюрократическая армия, очень глубоко проникла во все сферы гражданского общества и повысила эффективность почти всех процессов на беспрецедентный уровень — у Таргуса самый большой бюрократический аппарат и, при этом, самый эффективный.

В его державе паутина налоговых сборов раскинулась по всей площади, и платят их все. Понемногу, без особого ущерба благосостоянию, но все — в среднем выходит что-то около 400 миллионов имперских денариев в год. Этим, то есть, повышением эффективности сбора налогов, он занимался последние пять лет и добился впечатляющих успехов.

А весь его бюрократический аппарат, неприлично огромный, потребляет лишь шестнадцать миллионов денариев в год. Для примера, у Людовика XV общее количество чиновников всех уровней составляет примерно 160 000 человек, а расходы на их содержание оцениваются в 4 900 000 серебряных денариев, в пересчёте с франкских ливров. Но важно понимать, что жалованьями охвачено примерно 10–15% чиновников, а остальные «кормятся с должности», то есть, невозможно подсчитать, сколько они «отъедают» от государственных доходов.

Но есть и другие государственные доходы — например, монопольная торговля сахаром, резиной, сталью, медью, бронзой, механизмами разной сложности, станками, оружием, порохом, взрывчаткой, а также иными продуктами лёгкой и тяжёлой промышленности.

Госмонополии приносят 950 миллионов денариев в год с внутреннего рынка, а ещё 360 миллионов с внешнего.

Государственный банк приносит 350 миллионов в год и они идут в бюджет, а не расходуются на расширение банка — на это у него идёт другая часть доходов.

Помимо этого, стабильную прибыль приносят зоны казино — 75 миллионов в год.

Итого: 2 миллиарда 135 миллионов денариев в год.

Расходы казны менее существенны: 230 миллионов уходит на легионы и флот, 16 миллионов на бюрократию, 80 миллионов на программу романизации, 160 миллионов на социальное обеспечение, 350 миллионов на Промзоны, а ещё 650 миллионов уходит на разного рода военные стройки, гражданское строительство, железные дороги, инфраструктуру и социальное жильё.

Разницу Таргус складирует в хранилищах и, постепенно, конвертирует в золото — по сути, выкупает на это серебро всё появляющееся на рынке золото, чтобы увеличивать обеспечение имперским солидам.

В будущем, когда придёт время для полноценного перехода на золотой стандарт, все горько пожалеют, что вообще когда-либо продавали ему своё золото пусть даже по непрерывно и стремительно растущим рыночным ценам…

— Благодарю, Ваше Императорское Величество, — поклонилась Зозим.

— Нет, меня всё ещё никак не отпускает Центральная Азия, — покачал головой Таргус. — Что предпринимает Ахмад-шах Дуррани в ответ на действия наших лицензированных ханов?

Он ввёл Инсигнию Дукатус, некий аналог тамги, хорошо известной в Великой степи. Кочевые кланы восприняли это как символ легитимизации власти трёх ханов от северного кагана — ровно так, как и хотел Таргус.

Одного этого может хватить для укрепления власти трёх ханов, но, в дополнение к этому, в Великую степь поступают оружие и боеприпасы, а также полевая артиллерия. Нет в мире вещи, легитимизирующей власть надёжнее, чем могущественные батальоны…

— Моя агентура на местах не докладывает ни о чём подозрительном, — ответила герцогиня. — Переговоры между Ирданой-бием и Ахмад-шахом, связанные с маньчжурской угрозой, идут уже давно, но никаких успехов достигнуто не было. Дурраниды слишком заняты в Персии — война против османов идёт совсем не так, как они ожидали.

— А чего они ожидали? — с усмешкой поинтересовался император.

— Падишах рассчитывал на то, что османы будут истощены войной и не захотят сражаться за провинцию с новым врагом, — улыбнулась Зозим. — Это не значит, что они уже проиграли, но решительность султана была недооценена и дурраниды платят за это кровавую цену.

— Чем дольше они будут возиться, тем лучше, — удовлетворённо кивнул Таргус. — Ладно, хватит отдыхать.

Он встал с лавки. В этот момент мимо проходила молодая семья с ребёнком в коляске. Муж и жена поклонились императору, а тот кивнул им с доброжелательной улыбкой.

— Возвращайся к своим обязанностям, — сказал Таргус. — Если что, я в Промзоне.

//Курфюршество Шлезвиг, Промзона I , 13 сентября 1758 года//

Это была лёгкая прогулка к вратам Промзоны, на которую у Таргуса ушло меньше десяти минут. По дороге неудобство вызывали верноподданные, запертые им в этом городе, неустанно кланяющиеся ему, демонстрируя феодальные пережитки — императору пришлось останавливаться и отвечать кивками.

«Наверное, нужно ввести новое правило — больше никаких поклонов», — подумал он. — «У меня достаточно длинный член, чтобы я не комплексовал по поводу того, что кто-то мне не поклонился».

Поклоны и прочий этикет — это настоящий феодальный пережиток, в современном обществе не исполняющий более никакой функции.

Раньше, в Средневековье, поклоны и прочие проявления раболепия были нужны, чтобы заставлять крестьян и прочих простолюдинов повиноваться. Это было нужно, чтобы держать их в покорности, закрепить подчинённое положение в подкорке и не позволять даже думать о каком-либо равенстве. И это работало.

Сейчас же власть сменилась с персональной, какой она была в Средневековье, в институциональную, а бывшие крестьяне и ремесленники уже давно осознали свою субъектность и феодальные приёмы работают гораздо хуже. Ну и из всего этого исходит то, что иерархия перестала быть биологически неоспоримой, потому что господ убивают, они смертны и внутри ничем не отличаются от крестьян. Всё это уже понятно абсолютно всем, поэтому кланяться — это отдавать дань напрочь изжившей себя традиции. Но они упорно продолжают это делать, несмотря на то, что это уже давно нигде не написано.

«Тяжело вытравить из себя генетически прививаемое рабство», — подумал Таргус, входя на территорию химического цеха. — «Тысячу лет в поколения всех этих людей вбивали покорность — это не могло не наложить на них свой отпечаток».

Сегодня у него небольшая инспекция химического производства — ему сообщили, что есть прорыв с толуолом.

Толуол в Промзоне I получают уже давно — он стал доступен сразу же после перегонки первой партии каменноугольной смолы, полученной в коксовой батарее.

Было установлено, что при температуре 110,6 °C из этой смолы выгоняются толуол, бензол и ксилолы. Полученную смесь обрабатывают водным раствором щёлочи, затем нейтрализуют щёлочь кислотой, промывают водой до нейтрального pH, после этого смесь сушат, а остаточную воду удаляют с помощью сульфата натрия. Далее, после ряда подготовительных процедур, смесь помещают в ректификационную колонну и выделяют толуол очень высокой чистоты — примерно 99,5%.

Производство толуола не проблема, но проблемы начинаются дальше — Таргусу было не совсем понятно, как получить тринитротолуол, который ему нужен просто позарез.

Ему известно, что в процессе производства снова нужны пресловутые азотная и серная кислота, но это было всё, что он знал.

«Я пользовался тротилом так часто, но никогда не задумывался о технологии его производства», — посетовал про себя Таргус.

Первые опыты показали, зачем вообще была нужна серная кислота — для активации азотной кислоты и удаления воды, образующейся при этом.