Римлянин. Финал (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 14

Подавление мятежей займёт неопределённо долгое время, поэтому ему срочно нужны деньги. Необходима определённая сумма, которая позволит вести долгую войну на два фронта — есть риск, что он надорвётся. Поэтому он и не хотел сильно рисковать, тем более, время ещё есть…

Отогнав рабочие мысли, он с добродушной улыбкой открыл дверь в покои семьи.

— Здравствуй, Мария, — обнял он свою жену, вышедшую ему навстречу.

— Здравствуй… — прошептала она ему на ухо. — Я ждала тебя…

— Папа! — выбежал Карл Петер.

Таргус обнял его и поднял над собой.

— Ты подрос, — улыбнулся он. — Выглядишь, как будущий легионер!

— Да! — выкрикнул наследник. — Я стану великим воином, как ты!

— Не сомневаюсь, — ещё шире заулыбался Таргус. — Мария, я хочу есть. Давайте пообедаем.

Прислуга накрыла стол в обеденном зале на этом же этаже — в эгидском дворце курфюрста есть шесть обеденных залов разной степени официальности. Но с семьёй Таргус ест только в зале Семейного крыла дворца.

Дворец Эгиды полон картин, античных скульптур, вырытых из земли или поднятых со дна в разных уголках Европы, где когда-либо жили римляне или греки…

«Иронично, что вся эта современная европейская скульптура выросла из древнегреческой и древнеримской», — подумал Таргус, жуя шницели с олениной. — «Никто не смог создать что-то своё — всё сделано в подражание величию прошлого. Вся европейская культура ютится в тени древнеримского мрамора».

В его родном мире скульптура не замерла, как здесь, а получила развитие. Когда он был молодым, появилось новое веяние — скульптурные автоматоны, очень сложные внутри, но элегантные снаружи. Они выполняли сложные движения, имитируя создание, которое воспроизвёл скульптор — облик их был гиперреалистичным, а движения настолько натуральны, что легко можно было перепутать с живым существом.

Мрамор и бронза перестали интересовать римских скульпторов уже двести с лишним лет, мода прошла, поэтому они перешли на благородные металлы и высокопрочные сплавы. Это был прогресс, а современные европейцы лишь слепо копируют устаревший исторический пласт римской скульптуры, ещё и, порой, ошибочно…

Таргус делает кое-что для искусства — он распорядился, чтобы скульпторы двигались в направлении гиперреализма и больше работали с красками. Это верный путь, потому что только так можно двигаться дальше, а не бессмысленно топтаться на одном месте.

— Иосиф, как проходят занятия? — спросил он у своего пасынка.

— Хорошо, отец, — ответил тот.

— Математика даётся ему с трудом, — сообщила Мария Терезия.

— Почему? — нахмурился Таргус. — Тебе не интересно, сын?

— Интересно, — мотнул головой Иосиф. — Но это сложно…

— Значит, дело в учителе, — пришёл к выводу Таргус. — Мария — побеседуй с ним. Я хочу, чтобы он понял, что курфюрст Баварии не может быть несведущим в математике и у нерадивого учителя могут возникнуть сложности, если он не справляется со своими задачами. Иосиф, я надеюсь, что дело в учителе, а не в тебе, иначе ты будешь сурово наказан. Ты ведь это понимаешь?

— Да, понимаю, — склонил голову пасынок.

— А когда я буду учиться? — спросил Карл Петер.

— Не торопись, — улыбнулся ему Таргус. — Время твоей учёбы ещё придёт.

— Хочешь сходить в театр? — предложила Мария Терезия. — Можем посмотреть новую постановку.

— Я не против, — согласился Таргус.

//Курфюршество Шлезвиг, г. Эгида, императорский театр драмы и трагедии имени курфюрста Карла Фридриха I , 16 октября 1749 года//

— Меня беспокоит то, что ты делаешь, — поделилась Мария Терезия.

Они сидели в императорской ложе, с самым лучшим видом на сцену. Постановка ещё не началась, но ждать осталось недолго — за занавесом происходит какая-то активность.

— Что именно? — уточнил император.

— Все эти мятежи… — произнесла императрица. — Всё это очень опасно…

— Не очень, — усмехнулся Таргус. — Это контролируемый процесс — мы знаем о каждом созревшем мятеже и уничтожаем всех его участников силами легионов. Все недовольные заведомо обречены — их ждёт либо смерть, либо перевоспитание.

— И ещё это… — поморщилась Мария Терезия. — Ты превратил Промзону моего отца в каторгу…

— Это не каторга, — покачал головой Таргус. — Это центр перевоспитания. Вот увидишь — скоро оттуда начнут выходить истинные римляне…

— Почему ты вообще стремишься сделать всех римлянами? — спросила жена.

— Чтобы никто потом не обижался, — ответил на это император. — Все варварские народы, в той или иной степени, ущербны. Эта их ущербность постоянно вызывает конфликты, поэтому я выбрал лучшую культуру, на руинах которой все эти варвары и выросли. Римскую. Им придётся либо принять её, либо вымереть — третьего не дано.

— Это жестоко, — покачала головой Мария Терезия.

— С этим я спорить не буду, — улыбнулся Таргус. — Но что поделать? Так сложилось, что они оказались недостаточно сильными и приспособленными, чтобы выжить и сохранить свои культуры.

— Должны быть какие-то другие способы — тысячи гибнут… — произнесла императрица.

— Нет никаких других способов — если я не сделаю то, что должен, наши империи рухнут, — сказал на это Таргус. — Слишком разные народы, слишком серьёзные вызовы. Спасти их может только романская унификация. Один закон, одна держава, один язык.

Мария Терезия лишь обречённо вздохнула.

— Не забивай себе голову, — попросил её Таргус. — Гольштейн-Готторп-Романовы и Габсбурги ещё никогда не были такими могущественными.

— Император Карл V шёл тем же путём и хотел того же, — покачала головой Мария Терезия. — Он тоже мечтал о всеевропейской империи, слава которой затмит все империи, что возникали и рушились в прошлом.

— Тем же, но не тем же, — усмехнулся император. — У него были мечты о неосуществимом, потому что он не видел конечной цели, поэтому разочаровался и ушёл. Сдался и закончил в монастыре, в добровольном отречении. Я вижу конечную цель. Более того, я вижу промежуточные цели. Я всё вижу. И я не сдамся. Я не устану, не остановлюсь на полпути и, тем более, не разочаруюсь в своей цели.

— Я тебе верю, — сказала императрица. — Но я боюсь.

— Просто наблюдай, а я всё сделаю, — попросил её Таргус.

Наконец, началась постановка.

Занавес разъехался и перед зрителями предстал инопланетный пейзаж, каким его представлял автор постановки.

Фиолетовые, красные и коричневые растения со странными цветками, розовые камни, оранжевые деревья, причудливо переплетённые между собой, а также фон в виде звёздного неба, на котором было две луны, причём одна в виде полумесяца, а другая полная.

Из кустов вышел человек в одежде глашатая и начал задавать контекст.

— После событий на Третьей Звезде Смерти прошло тридцать четыре года! — провозгласил он поставленным голосом. — Люк Скайуокер, сумевший вырвать своего отца из злостных лап Дарта Сидиуса, вернулся на Татуин, к своей семье, но его спокойная жизнь продлилась недолго! Поганые республиканцы снова замыслили поработить свободную империю людей! Они начали строить Высокомощный орбитальный лазер, называемый ВОЛом, способный посылать луч смерти в соседние созвездия и истреблять там все обитаемые планеты!

Таргус с Марией Терезией пришли на «Звёздные войны IX: Восход императора» — насквозь идеологизированный продукт, тем не менее, пользующийся живейшим спросом.

С первого спектакля изменилось очень многое: Люк Скайуокер дважды переметнулся от повстанцев к имперцам, а затем уничтожил и тех, и тех, основав свою империю. Но повстанцы и бывшие имперцы никуда не делись, Таргус сказал Дэвиду Гаррику, что за недобитыми мятежниками стоят корпорации олигархов, желающих проводить собственную власть, как раньше.

Собственно, последние две полуторачасовые постановки идёт борьба императора Люка Скайуокера против повстанцев и бывших имперцев, щедро снабжаемых корпорациями средствами и оружием.