Господин следователь. Книга восьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 51

— Фамилия у него Опарышев. А если он в розыск не объявлен?

— Все равно Абрютину. Исправник в уезде третий после господа бога и губернатора.

Я снова вытащил часы. Ба, а уже без пяти минут восемь, пора бежать. Хотя, чего бегать, заедут за мной, не забудут.

— Вам пора? — поинтересовалась учительница. — Вы идите, а я посижу, подумаю. Наверное, схожу и попрошу мальчика, чтобы он сам вышел и сдался. Но потом, позже.

— Но мне не скажете — где прячется? — уточнил я.

— Нет, Иван Александрович, даже не просите. Понимаю, что вы правы, но выдать своего ученикам властям не могу, совесть не позволяет.

— А не боитесь, что он вас ограбит?

— Грабить у меня особо и нечего. Но коли ограбит — я сама виновата. Плохого ученика воспитала.

Святая простота. Что ж, остается только поблагодарить за ночлег, забрать свое барахло (тьфу ты, а плащ и сапоги Анькиного отца так и не высохли) и отправиться к дому старосты.

И с этим Петькой надо решать. Можно, конечно надеяться, что дезертир поддастся увещеванию любимой учительницы, а потом сдастся, но это вряд ли.

Когда я пришел к дому старосты, там шла суета — городовые увязывали мешки, готовясь к отъезду. Завидев меня, исправник покачал головой:

— А я решил, что господин следователь разоспался, радовался, что сейчас приедем, да и разбудим, а он, вишь, сам пришел.

Я кинул на землю плащ, сверху опустил саквояж и тихонько спросил:

— Василий Яковлевич, можно тебя на пару слов?

Мы отошли в сторонку, чтобы нас не слышали подчиненные.

— Неужели узнал — кто каменную змею соорудил? — улыбнулся исправник. — Быстро же ты.

— Нет, про змею я ничего не выяснил, — покачал я головой, — сам потом все выведаешь и мне расскажешь. Скажи-ка лучше, ты о беглом солдате из этих мест что-нибудь знаешь? Фамилия у него Опарышев, зовут Петькой. Петром, то есть.

Василий Яковлевич мгновенно стал серьезным.

— Ничегошеньки не знаю. Или что-то без меня пришло, какая-нибудь бумага, а я еще и не видел. А ты что знаешь?

Вполне возможно. Господин Щука, оставленный за исправника, мог какую-то из бумаг и не передать своему начальнику. Запамятовал.

— Хозяйка моя интересовалась — что бывает, если солдат со службы утек, — пояснил я. — Я, как сумел, объяснил, но интересно стало — зачем ей это? Так, слово за слово, узнал, что где-то дезертир скрывается. Не уверен — спохватилось ли военное ведомство, или нет, но информацию я получил, до тебя довел. Проверять станем? Еще нужно, чтобы источник информации не разглашался. Ему, ей, то есть, принципы не позволяют на учеников доносить.

Василий Яковлевич думал недолго. Кивнув старосте, подозвал его к себе.

— Андриан, что у вас в волости есть такое, о чем я не знаю? Н-ну?

Староста зачесал затылок, но думал недолго и сразу сказал:

— Если про Петьку Опарышева, но про это сам лишь вчера узнал.

Абрютин посмотрел на старосту таким взглядом, что тот стал ниже ростом.

— Мне почему не доложил?

— Так ваше высокоблагородие, говорю — сам я вчера узнал. А еще побоялся, что поперек Серафима Макаровича влезу.

— Андриан, тебе в старостах надоело ходить? Или нужно твою лавку закрыть? Проверить — все ли у тебя в порядке, нет ли каких нарушений? Так я закрою, — пообещал Абрютин очень «ласковым» тоном. Таким, что даже мне стало не по себе.

Мне даже стало жалко старосту. Вроде, гостей принял как положено, следователю и ужин отправил, и завтрак. А все равно начальству не угодил.

— Ваше высокоблагородие, простите дурака. Не любит у нас урядник, чтобы через его голову скакали. Подумал — пусть господину исправнику урядник докладывает, ему положено. Я-то хотел Серафиму Макарычу сообщить, но он вчера целый день с вами был, а вечером не успел. Вы-то уедете, а мне потом с ним оставаться. Да вон он, — радостно затараторил староста, указывая куда-то вдаль, — сам господин урядник скачет. Верно, он вам все и сообщит.

И впрямь, на полном скаку к нам несся урядник. А ведь похоже, что Серафим Макарович служил в кавалерии — уж слишком он уверенно в седле держался. Видел я пару раз здешних наездников — далеко им до волостного урядника.

Подскакав, полицейский соскочил с седла и вытянулся во фрунт.

— Разрешите доложить ваше высокоблагородие? — обратился урядник.

— Разрешаю, — кивнул исправник.

— Доложили мне, что в старой бане, в деревне Избища, дезертир скрывается, — доложил урядник.

— Давно скрывается? — спросил Абрютин.

— Со слов Ефрема Опарышева — это дядька его, второй день. А так ли, не могу знать.

— Дядька доложил?

— Так точно. Ефрем Опарышев — дядька, да еще и сосед. С утра пришел, сказал — так мол, и так, Петька прошлой ночью явился. Митрофан — Петькин отец, да мать, накормили его-напоили, но от греха подальше в баню отправили спать. Брат к нему приходил посоветоваться — мол, че делать-то? Ефрем сказал надобно Петьке самому властям сдаваться. Дескать — прятаться будет, ничего хорошего не выйдет. Все равно отыщут, а у Митрофана с женой, кроме Петьки еще четверо. И у Ефрема пятеро. Митрофан с Петькой потолковал, а тот сказал — мол, сдаваться не будет. Мол — фельдфебель ему морду набил, да сослуживцы избили. Лучше он потом сам уйдет. Только, куда пойдет?

— Ладно, пусть с этим военный следователь разбирается, — прервал Абрютин урядника. — Петька с оружием сбежал или как?

— Про оружие Ефрем ничего не говорил, — побледнел урядник, — а я, дурак, не спросил. Но могу съездить, да разузнать.

— Чего уж теперь узнавать? — хмыкнул Абрютин. — Поехали-ка лучше дезертира ловить, пока он у отца с матерью. В лес убежит — свищи его потом. Андриан, — обернулся он к старосте, — лошадь запрягай, с нами поедешь. Вдруг телега понадобится, на подхвате будешь. И сына прихвати.

Андриан, радуясь, что грозу пронесло, рванул запрягать лошадь, а господин надворный советник повернулся ко мне:

— Иван, ты ведь небось на месте не усидишь?

— Не усижу, — хмыкнул я. — К тому же, я первым сведения раздобыл.

— Тогда так, господин коллежский асессор, — строго сказал исправник. — Тебе при поимке дезертира нечего делать, но зная твою неуемную задницу, приказываю — да-да, Иван Александрович, я тебе приказываю — вперед не лезть, держаться рядом со мной, а еще лучше — чуть позади. Про оружие неизвестно, может и нет, но кто знает?

— Понял, самодеятельности не будет.

— Ваня, ты точно понял? — еще раз поинтересовался Абрютин.

— Василий, я тебе еще ни разу не врал. Ты здесь начальник, командуй.

— И вот еще что, — слегка задумался Абрютин. — Если увидишь, что у него винтовка и он ее вскидывает, падай на землю.

— А что у него за винтовка? — зачем-то поинтересовался я.

— Скорее всего бердана, но может еще и крынка[1]. Если из караула бежал, то с крынкой.

Про «берданку» я слышал, а что за крынка такая? Но расспрашивать Абрютина неудобно, да и ехать пора.

До деревни Избища (кто такое название дал?) доехали за пятнадцать минут. Там и вся деревня из десяти дворов. Подъехав почти что к самому дому Опарышевых, остановились, а исправник спросил:

— Ну, кого на разведку пошлем? Где дезертир сидит? В доме или в бане? Господин следователь, вы даже не высовывайтесь.

— Дозвольте сбегаю? — предложил свои услуги староста, но сын его опередил. Соскочив с телеги, сказал: — Я сейчас быстренько все узнаю.

Сын старосты (да, его же Степаном зовут, учительница говорила), вернулся минут через пять.

— Дядька Ефрем сказал, что в бане он как сидел, так и сидит. С ружьем он.

— Да что б тебя, — выругался сквозь зубы исправник. — Так он ружьем или с винтовкой? Впрочем, уже без разницы. Андриан, вы с сыном идите, попридержите Петькиного отца с матерью, чтобы не бегали, не рыдали и под руку не лезли. А мы пошли.

Думал, что мы начнем изображать разведчиков, которым нужно незаметно подкрасться к штабу неприятеля, а мы пошли напрямую. И верно — чего нам прятаться и от кого?

Прошли мимо дома, миновали одну баню — эта новая, нам она не нужна, вышли к старой. Судя по всему, она и есть. Крыша завалилась, жить здесь нельзя, но переночевать можно. Повинуясь жесту исправника, городовые разошлись по сторонам, прикидывая — нет ли в этой лачуге запасных выходов? Вроде, в бане только один вход-выход, но мало ли? Вдруг там в стене дыра?