Господин следователь. Книга восьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 35

— И не говорите! — с жаром заговорила Зинаида Дмитриевна. — Игорь Модестович пишет, что половина пенсии уходит на оплату счетов и на лекарства, а на вторую половину он снимает себе и дочке жилье. Подумайте — у них нет средств даже для собственной кухарки! Игорь Модестович вместе с девочкой вынуждены питаться на кухне, у хозяйки.

То есть, таинственный Игорь Модестович снимает квартиру с полным пансионом. Так и зачем же ему своя кухарка?

— Конечно же, вы теперь помогаете Игорю Модестовичу и его дочери? — поинтересовался я.

— Разумеется! — подтвердила барышня. — Если я собираюсь стать женой этого человека, то мой прямой долг помочь его дочери выздороветь. Ведь она станет и моей дочерью, верно?

— Зинаида Дмитриевна, вы — молодец, — почти искренне похвалил я женщину. Осторожно спросил: — А ваш избранник называл нужные суммы?

— Ну что вы! Он благородный человек. Игорь Модестович ни за что не возьмет деньги от женщины, которая должна стать его женой. Но я же все понимаю, верно?

Умный аферист. Суммы не называет, напрямую не просит. А а намеки для суда не годятся.

— Вы не считали, сколько денег отправили Игорю Модестовичу? Хотя бы примерно?

— Сколько… — призадумалась Зинаида. Пожав плечами, ответила: — Может пятьсот, а может семьсот…

— Больше, — вмешалась в наш разговор Лентовская. — Зиночка, ты считаешь только те деньги, которые отправила из своей ренты. Но ты еще взяла в счет будущих отчислений две тысячи рублей.

— Да? — удивленно открыла глазки барышня. — А я уже и не помню. Видимо, очень нервничала, поэтому забыла. О, вспомнила. Игорь Модестович написал, что Людочку срочно нужно отправить в санаторий для больных девочек, а это немалые деньги. Он взял в долг крупную сумму, а теперь должен вернуть. Написал — что очень хочет приехать сюда, в Череповец, чтобы сделать мне официальное предложение, но из-за долгов не может этого сделать.

[1] Разница составляла 19 лет. Марии Ивановне Лентовской предстоит пережить своего супруга, умершего в 1909 году. Сама она отойдет в мир иной в 1932 году. В 1918 году все имущество Милютиных и Лентовских будет национализировано. В особняке, где сейчас ГГ пьет чай, разместят кавалерийский эскадрон. До нашего времени дом не сохранится. А вот второй особняк, который отойдет в наследство Лентовской после смерти ее отца, существует и поныне. Там размещен музей И. А. Милютина.

Глава 17

Честное купеческое слово

Неожиданно, Зинаида Дмитриевна засобиралась.

— Мне пора, — заявила женщина. Мечтательно вздохнула: — Эх, вот приду, а меня дома письмо ждет!

— Зиночка, но ведь почта после обеда была, какое письмо? — удивилась Лентовская.

— А вдруг на почтамте забыли, а теперь принесли?

Мы лишь переглянулись с Марией Ивановной и пожали плечами.

Не успела закрыться дверь за подругой, как появился хозяин дома. Все правильно, рабочий день-то закончился. Целомудренно чмокнув в щечку супругу, мой начальник сообщил:

— Встретил по дороге Зинаиду. Надеюсь, удалось выведать ее страшные тайны?

— Не то слово! — хмыкнула Мария Ивановна. — Теперь я знаю, что слухи, которые ходят об Иване Александровиче не просто соответствуют истине, а даже преуменьшают его таланты. Ему удалось уговорить Зиночку, чтобы она показала фотографию своего избранника и назвала его имя.

— Однако, — покачал головой Лентовский, усаживаясь на стул у дверей. — Ступайте, а я разуюсь, переоденусь и приду к вам.

Чтобы не мешать, мы с Марией Ивановной вернулись в кабинет.

— Вы верите, что Зиночка была другой? — поинтересовалась Мария Ивановна. — Мы с ней вместе в женском училище учились — у нас тогда даже прогимназии не было, не говоря уже о гимназии. Была она тоненькая, худенькая… Отец ей жениха подобрать не мог — тот неказист, этот беден, а этому бы надо родственников поменьше иметь, а то, не дай бог, всем помогать придется. Зиночке, иной раз, кто-то из молодых людей нравился, но на своем она настоять не могла. Я оглянуться не успела — а Зиночку разнесло.

Я многозначительно покивал. Общеизвестно, что женщины — да и мужчины, стараются «заедать» стрессы сладким, а в результате начинается борьба с лишним весом.

Мария Ивановна встала, приоткрыла дверь кабинета — видимо, хотела проверить, а где же муж. Посмотрев на меня, с заговорщическим видом сказала:

— Мой батюшка-то поначалу не хотел, чтобы я за Николая Викентьевича замуж выходила. Говорил — Машка, так он же тебе в отцы годится! Но я уперлась, а батюшка лишь рукой махнул — мол, перечить не стану, поступай, как хочешь. Жить-то тебе, а я твой выбор приму. И вот, больше десяти лет вместе, а я счастлива.

— Ничего не могу сказать, Мария Ивановна, — покачал я головой. — Одно понимаю — нет готовых рецептов семейного счастья. У Зинаиды Дмитриевны тоже все иначе могло сложиться. Дала объявление, откликнулся на него достойный человек, и стали бы они жить долго и счастливо.

— А что вы скажете об этом, об Игоре Модестовиче?

— Уверен, что этот — если он и на самом деле Игорь Модестович, просто жулик. А ваша подруга — очень несчастная женщина.

— Мы с мужем что-то подобное и предполагали, — кивнула Лентовская. — Всей правды она нам не говорила — высказала только, мол, скоро и я обрету свое счастье. Но так, очень туманно. И деньги стала переводить.

— А как про деньги стало известно?

— Зинаида обычно все деньги из конторы не забирала, а тут все стала брать, — сообщила Лентовская.

— В каком смысле? — не понял я. — Из какой конторы?

Мария Ивановна пояснила:

— Из батюшкиной конторы, где у него расчеты производят. Покойный Дмитрий Степанович — батюшка Зинаиды, вместе с Иваном Андреевичем торговал зерном. Деньги свои тоже в наше дело вложил: часть в акциях — пароходство, Рыбинская биржа, Волжский банк, часть — в доверительном управлении. Потом он умер, а в наследниках только Вероника Сергеевна — вдова, да сама Зина. Завещания Дмитрий Степанович не оставил — умер скоропостижно, но иных наследников нет, претензии никто не предъявлял. Вероника Сергеевна и Зина решили, что деньги они из дела выводить не станут, а будут получать по три тысячи рублей в год. Согласитесь, для двух женщин — приличная сумма.

Еще бы! Три тысячи в год — все равно, что в моем времени миллионов двенадцать, а то и двадцать.

А Мария Ивановна продолжила:

— Вероника Сергеевна в позапрошлом году тоже отдала богу душу, стало быть, Зиночка теперь единоличная наследница. Ей ежемесячно выплачивалось по двести пятьдесят рублей, но она, иной раз, брала по сто, по сто пятьдесят рублей — мол, а зачем ей больше? Все у нее есть, всего хватает. По лавкам да швейным мастерским она не ходок, а сладости-то не так много и стоят. А начиная с весны — с апреля или мая, стала по двести пятьдесят брать, а потом две тысячи взяла в счет следующих выплат. Приказчики жалуются — мол, у них же лишних денег нет, все под расчет. Потом выяснилось, что Зинаида деньги в Санкт-Петербург переводит. Вот тут-то я и забеспокоилась. Стала приставать — а она только отмахивается и краснеет. О счастье проговаривалась, но постоянно приговаривала — не стану ничего говорить, чтобы не сглазить. Я к ней и так, и этак.

— Тоже объяснимо. Поверила в грядущее счастье, только спугнуть боялась. Еще, что вполне возможно, так называемый жених просил вашу подругу пока никому не говорить.

— Но я просто восхищена вашей работой! И то, как вы все правильно угадали. Словно клубок разматывали.

Если бы угадывал! Да я много читал о таких вещах, нередко случающихся в мое время. Что в двадцать первом веке, что в девятнадцатом, несчастные женщины, желающие любить и быть любимыми, отдают и себя, и свои деньги негодяям.

Любопытно, а женщины «разводят» мужчин на деньги? Отчего-то не слышал о таком, но не исключаю, что бывает.

В кабинет супруги вошел сам Лентовский. При виде начальника, я встал.

— Иван Александрович, я вам и на службе сто раз говорил, что не надо вставать, а уж в гостях-то… — укоризненно сказал Николай Викентьевич. — Тем более, что я уже не при мундире, а в халате.