Лестрейд. Рыжий… Честный… Инспектор (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 2

— Что за решение, сэр⁈ Не будет ли наглостью с моей стороны узнать детали?

— Не будет, Итан! Считайте, хоть тут нам немного повезло.

— Даже так…

— Именно. Скотланд-Ярд очень заинтересовался нашим рыжим недотёпой. У полковника Хендерсона как раз образовалась вакансия инспектора в штатском, и он очень хочет забрать Лестрейда к себе, в Лондон. Обещает жалованье — целых сто двадцать фунтов в год…

Беллинг нервно сглотнул. Сто двадцать фунтов в год — хорошие деньги для полицейского. Даже для заместителя шефа-констебля в Лидсе.

— Кстати, а этот Лестрейд… Где он сейчас? — спросил шеф-констебль.

— Боюсь, что по-прежнему в психушке, сэр, — осторожно выдавил из себя Беллинг.

2 июля 1881-го, Бедлам — Бетлемская королевская больница (Лондон)

— А у вас здесь неплохо, — простодушно протянул Беллинг, ёжась от сырости. — Ухоженный сад, клумбы, цветочки, газон подстрижен, птички поют… И кажется, это единственное место во всём Лондоне, где нет проклятого тумана.

— Так вам у нас нравится? Хотите, обследую вас и, кто знает — вдруг у вас появится возможность ещё долго наслаждаться пением здешних птиц и отсутствием тумана?

Беллинг вздрогнул.

— Доктор…

— Доктор психологии Чарльз Гиз, к вашим услугам, — склонил голову невысокий сухопарый джентльмен, облачённый в тёмный узкий сюртук. — Вы же — супер-интендант полиции Лидса Итан Беллинг… Мне успели доложить. И не принимайте близко к сердцу мои слова насчёт обследования… Мы оба — разумные люди и понимаем: это была шутка.

— Конечно-конечно, — произнёс Беллинг не самым уверенным тоном.

— Что привело в нашу обитель человека вашей профессии? Хотите, чтобы я вас проконсультировал? Ваши коллеги из Скотланд-Ярда и полиции Сити регулярно наносят мне подобного рода визиты.

— Быть может, в другой раз, — сказал Беллинг. — Вы ведь лечащий врач Джорджа Лестрейда?

— Если вам это сказали в больнице, значит, так оно и есть, — улыбнулся Гиз. — Кстати, Лестрейд тоже полицейский из Лидса… Кажется, сержант…

— Бывший сержант, — поправил Беллинг. — Я приехал сюда по поручению начальства. Оно хочет узнать, как идут дела у нашего бывшего коллеги…

— Похвально… Лучше поздно, чем никогда. Вы, кстати, далеко не единственный, кто интересуется Лестрейдом в последнее время. У меня было много гостей…

— Газетчики? — догадался Беллинг.

— Разумеется. Слетелись как стервятники!

— Что вы им сказали? — напрягся Беллинг.

— Только то, что и был должен… Сказал, что не имею права обсуждать пациентов. Врачебная этика… — гордо провозгласил Гиз.

— Приятно иметь дело с настоящим джентльменом…

— В первую очередь — с профессионалом!

— Верное замечание. А что скажете мне?

— Только то, что не сможет повредить пациенту. Не будь вы из полиции, я бы, скорее всего, даже не стал с вами говорить.

— Хорошо… Мы очертили границы дозволенного. Скажите, доктор, как он?

— Он… — Гиз задумался. — Примерно месяц назад я бы дал вам более чёткий ответ.

— За этот месяц что-то изменилось?

— Да. Лестрейд стал… другим.

— Что это значит? — удивился полицейский. — Он что — теперь нормальный?

— У этого термина довольно широкое и абстрактное толкование, но я догадываюсь, к чему вы клоните, — хмыкнул врач. — Опираясь на общее представление, Лестрейд — нормальнее нас с вами вместе взятых.

— Серьёзно?

Гиз кивнул.

— У меня большой опыт работы. Но я ещё не наблюдал столь резких перемен в человеке.

— Чем же были вызваны столь разительные перемены?

— Где-то с месяц назад с Лестрейда случился приступ. Он оказался на грани между жизнью и смертью, причём в какой-то момент мне казалось, что к смерти гораздо ближе. И, что хуже всего, по вине больницы…

Беллинг удивился.

— Вы спокойно говорите об этом мне — постороннему для вас человеку? Да ещё и полицейскому…

— Мне нечего скрывать. Я — джентльмен. Я всегда пытаюсь быть честным перед собой и людьми. Честь мундира и больницы не стоят человеческой жизни. Один из наших санитаров перепутал лекарства… — голос Гиза понизился. — Лекарство по ошибке дали Лестрейду. Произошёл приступ. Лестрейд выкарабкался, но…

— Но?

— Потерял память.

— Ужас!

— В этом как раз нет ничего удивительного. Такое бывает. Его словно отбросило на много лет назад, в детство… Он многое забыл и порой удивлялся самым элементарным вещам. Как будто его личность стёрло…

— Вы меня пугаете, доктор…

— Могу предложить успокоительное?

— Только не из рук того санитара, который перепутал лекарство, — хмыкнул Беллинг.

Лицо Гиза стало серьёзным.

— Этот человек у нас больше не работает.

— Слава богу.

— И нашему директору… Но вернёмся к господину Лестрейду. Со временем всё прошло, и он резко пошёл на поправку. Мне было бы лестно полагать, что всему виной выбранный курс лечения… Но… почему-то кажется, это не так, — взгляд доктора стал грустным. — Иной раз при общении с Лестрейдом я решительно не понимаю, кто из нас пациент, а кто — врач… Его речи полны здравого смысла, мысли порой вызывают восхищение смелостью, поступки — обдуманностью. В последние недели он много и запойно читает.

— Книги?

— Газеты. Причём, его интересует всё: от «Таймс» до «Панча». И ещё немаловажная деталь: у него вдруг прорезалось любопытство. Порой он задаёт такие странные вопросы, что я диву даюсь — откуда это в нём? И зачем?

— Наверное, затем, что всё это может ему пригодиться на его новом месте службы — в Скотланд-Ярде. Господина Лестрейда придётся выписать, причём максимально быстро.

— Что значит — максимально быстро?

— Сегодня, — твёрдо объявил Беллинг. — У меня с собой все необходимые бумаги.

10 декабря 2024-го, Санкт-Петербург (Россия)

Тёплый свет пятирожковой люстры озарил маленькую комнату, обставленную по-спартански: здесь не было даже телевизора, почти всё пространство, вместо него, занимали книжные шкафы.

Диван-раскладушка, покрытый уютным клетчатым пледом, который дед называл «шотландским», письменный стол, за ним он много и часто работал. Даже сейчас на столе лежал разобранный дверной замок и какие-то непонятные запчасти.

После выхода на пенсию, дед постоянно что-то мастерил, переделывая и подстраивая вещи под себя.

Та же настольная лампа — типичный представитель Made in China — его стараниями может и приобрела вид крайне «колхозный», зато теперь была способна служить веками. Знай только меняй лампочки.

— Знаешь, мне будет его не хватать, — грустно произнесла Ольга, красивая женщина тридцати лет.

Она была матерью трёх детей, но при этом сохранила изящную девичью фигуру.

— Мне тоже не будет хватать Максима Ивановича, — кивнул её муж. — Сама понимаешь — таких больше не делают. Кремень был, а не мужик! В Главке о нём до сих пор легенды слагают. Кстати, Оль… меня просили принести его фотографию для музея полиции… Ты не против — если я возьму эту?

Он показал на висевшее на стене выцветшее фото, на котором широко улыбался Максим Иванович Орлов, её дед… вернее, дедушка, в далёком прошлом ветеран войны, генерал-майор милиции, затем почётный пенсионер и прочая, прочая, прочая, а для неё… пожалуй самый любимый человек на свете. После мужа…

— Конечно. Он тут здорово получился, — кивнула она. — Молодой, красивый, хоть и постарше тебя.

— Сколько ему тогда было?

— Сорок пять… Как раз полковника дали.

— С ума сойти — полвека прошло, — покачал головой муж.

— Больше. Пятьдесят шесть лет, — поправила Ольга. — Дед всегда мечтал прожить больше века. И у него получилось. А теперь его нет уже целых сорок дней… И мне очень грустно.

Она сняла со стены фотографию, погладила и прижала к груди.

— Эх, дедушка-дедушка! Ну почему ты не загадал себе ещё столько же лет жизни…

— Считаешь, от него это зависело?