Огненные стрелы (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 45

— Что не так, ваше высочество? — удивился Коннор Доэрти. — Обычный городок, таких полно в Альбакастре. Я бывал здесь пару раз, когда мы возили специи на продажу, в Первую Гавань.

Герцог медленно выдохнул, слегка обернулся в седле, окинув взглядом Экспедиционный Корпус — немаленькую армию, которая длинной змеей ползла по дороге, перекатываясь через очередную поросшую рощицами и перелесками возвышенность. Негодяй — верный и вредный боевой товарищ, доставленный в Тулламору морем — заплясал под Ремом, чуя настроение седока.

— Ты ведь бывал в Аскероне, Коннор, — стараясь сдерживаться, проговорил Аркан. — Как бы поступили наши, аскеронские ортодоксы, если увидели бы многие тысячи вооруженных мужчин, которые подходят к городу?

— Они вышли бы на стены, или выставили бы рогатки между домами, закрыли бы окна нижних этажей ставнями, а в верхних бойницах поставили бы арбалетчиков. А еще — уже скакали бы гонцы во все стороны, в ближайшие поселения, за помощью. Та-а-ак!

Матерые зверобои, которые составляли собой свиту и личную охрану Аркана, уже прекрасно поняли, что именно обескуражило Командора. Скавр, Оливьер, Сухарь, Патрик и все прочие смотрели на раскинувшийся перед ними ухоженный беззащитный городок и понять не могли: здесь точно живут ортодоксы? Может быть, какая-то из бесконечных популярских сект?

— … никаких стен вокруг города, нет даже частокола! Окна широкие, годные для хорошего освещения, но не для обороны. Ни одного мужчины с оружием! — перечислил Коннор.

— А теперь взгляни на церковь… — мрачно предложил Буревестник. — Посмотри, что за чертовщина там творится.

— Не вижу никакой чертовщины, — южанин даже шляпу сдвинул на затылок. — Ну стоят телеги с мешками… Продают и покупают! Зерно, наверное.

Лица окружающих его ортодоксов стали суровыми, как будто высеченными из камня. Рем и вовсе был чернее тучи.

— Маэстру… Я думаю, достойным орра не стоит лезть в богословский спор между ортодоксами, верно? Патрик! Располагайтесь здесь на привал, а мы с первой сотней зверобоев наведаемся в город… — Аркан помедлил, задумавшись. — Хотя судя по всему, довольно было бы и десятка — тут нет мужчин, которые могли бы помешать нам сделать все, что угодно…

Приняв у одного из своих людей черное знамя, и взмахнув им так, что полотнище распрямилось на ветру, Буревестник тронул каблуками бока коня — и тот крупной рысью помчался в сторону городка. Следом за Арканом устремилась его старая гвардия и первая сотня зверобоев — самые опытные и бывалые ветераны. Им было очень странно наблюдать за тем, как реагируют на них местные. Кто-то пытался спрятаться, другие — с интересом глазели, стоя на обочинах и высовываясь в окна… Но никто, ни один человек не побежал за оружием! Можно ли было считать оружием какие-то смехотворные ножички на поясах у мужчин? Что ими можно было сделать, такими ножичками? Разве что картошку почистить или очинить перо для письма?

— Поберегись! Поберегись! — кричал Оливьер, когда копыта лошадей стучали по улицам городка.

Отряд приближался к центральной площади, вызывая только удивленные восклицания, хлопанье ставен и лязг защелок на калитках. Как будто защелки могли спасти обывателей от целого войска!

— Они живут в счастливом неведении, — очень по-аркановски рыкнул Буревестник, живо напомнив окружающим своего отца.

Но он бы никогда себе в этом не признался, а они бы никогда ему об этом не намекнули, пусть даже все следующие его действия полностью соответствовали тому, что Сервий Тиберий Аркан Деспот сделал бы сам, если бы лично находился в этом далеком от Аскерона юго-восточном городишке.

…Спрыгнув с Негодяя, Буревестник с грохотом отворил церковные ворота и в окружении воинов вошел во двор.

— И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех покупающих и продающих, и деньги рассыпал, а столы их опрокинул! - громогласно провозгласил он, и огрел древком знамени ближайшего к нему вола, впряженного в телегу, отчего скотинка заревела и сорвалась с места.

Затем он ударил и другое, и третье животное, вызывая суматоху и панику, а попробовавшему возмутиться торговцу отвесил мощную затрещину, отчего купец кубарем покатился по двору.

— Возьмите это отсюда и дом Господа не делайте домом торговли! — строчки из Писания на сей раз прозвучали под сводами церкви, где пребывающий в ярости Аркан увидал целые штабели с разного рода товаром.

Зерно в мешках, масло в крынках, ящики с сушеной рыбой и мясом, рулоны ткани и всякое другое, пригодное для продажи на рыночной площади.

— Выносите. Выносите это всё отсюда и складывайте за церковным воротами, а кто будет препятствовать — бейте плетями нещадно, — прорычал он, и сам ухватил мешок, одной рукой, за узел, и потащил прочь.

Горожане собирались на шум, сбежавшие с церковного двора волы с телегами подняли в поселении панику, и привлекли внимание как бы не большее, чем большой воинский отряд! Мрачные аскеронцы выполняли приказ своего герцога: без разбору выносили товары и припасы из храма, громоздили за пределами ограды огромную кучу.

Наконец, появился староста — высокий и худой мужчина, который на ходу застегивал серебряные пуговицы на куртке, которая напоминала скорее оптиматский дублет, чем привычный ортодоксам наряд.

— По какому праву… Как вы смеете? — закричал он. — За аренду помещения уплачены деньги! Товары в сплошном беспорядке! Как вести торговлю?

— Молчать, — тихим голосом проговорил Аркан, и голос этот не предвещал ничего хорошего.

Герцог пружинистым шагом, как большой хищник, подошел к старосте городка и, протянув руку, резким движением сдернул у него с пояса ножны… Не ножны, а чехольчик для ножика!

— Это что у тебя такое, маэстру? Что это за чесалка для задницы? — осведомился он.

— Всякому мужчине Устав Надлежащий велит… — начал было староста, но был прерван диким хохотом со стороны аскеронцев. Однако, собрался с духом и договорил: — … велит иметь при себе нож, топор, или крепкий посох, или какое угодно другое оружие!..

— … дабы иметь возможность защитить себя, свою семью и свой дом от опасности! — закончил цитату Рем, а потом сунул в руки старосте нож, который самолично извлек из чехольчика. — Я собираюсь ударить тебя, маэстру. Я — иноземец, пришедший сюда во главе большой армии собираюсь ударить тебя, а потом сделать в этом городе все, что пожелаю. Защищайся!

И, мысленно досчитав до трех, страшно двинул старосте в ухо, отчего тот кулем рухнул на землю.

— Позор, — сказал Аркан. — Никогда не думал, что произнесу это вслух, но то, что творится здесь — это позор. Мы, аскеронцы, аскеронские ортодоксы, всегда смотрели на земли Юго-Востока как на оплот истинной веры. Мы были твердо уверены — здесь живут наши старшие братья, хранящие заветы предков и чтущие Писание! И что же я вижу? Я вижу лицемеров и фарисеев. Я даже не стану спрашивать, что вы сделали с вашей церковью, поскольку знаю ответ: вы скажете, что торгуют во дворе, а не в храме, а устраивать в доме Божьем склад не запрещено, и вообще — это практично, потому как священников у вас мало, и не каждый Божий день идет служба, верно? Не верно! Не верно вместо оружия носить перочинный ножик, изгаляться над словами Писания и при виде чужеземных солдат не крепить оборону и не посылать за помощью! Как вы докатились до этого, люди Альбакастры?

Молчание было ему ответом. Он смотрел в лица своих единоверцев — и не видел понимания. Эти мужчины и женщины не могли осознать, зачем странный молодой воин с горящими огнем черными глазами прибыл сюда, почему говорит с ними о Писании, что за странный акцент слышится в его речи, и чего он вообще от них хочет? На секунду Аркан прикрыл глаза, а потом поднял взгляд к небу и заговорил так, будто видел перед собой книгу:

— … Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами! И тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга. Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка, стоящую на святом месте… - грохотал его голос. — Тогда находящиеся в поселении своем да бегут в горы; и кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, тот да не обращается назад взять одежды свои. Ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет!