Жертва всесожжения [Всесожжение] - Гамильтон Лорел Кей - Страница 57

Первый выстрел Ронни пришелся в косяк двери. Зейн загораживал мне линию прицела. Я видела, как поднялся ствол, на этот раз в сторону Ронни.

Зейн попытался схватить пистолет, и тот выстрелил еще два раза. Тело Зейна дернулось, медленно падая на пол. Я уже навела ствол, и когда тело Зейна ушло с линии прицела, была готова. Второй выстрел Ронни попал человеку в плечо, толкнув назад. Он выстрелил в меня и рухнул в дверях. Его пуля прошла мимо, а моя – нет.

У человека на груди расплылось красное пятно. Он глядел на меня вытаращенными и почти озадаченными глазами, будто не понимая, что с ним произошло. И даже когда смерть коснулась его глаз, он еще поднимал пистолет, пытаясь сделать последний выстрел.

Два выстрела загремели гулким эхом. Я попала ему в грудь, Ронни снесла ему череп. Так бывает, если глейзеровские бронебойные попадают в незащищенное тело.

Я подошла к лежащему, держа его под прицелом и готовая еще раз выстрелить, но все было кончено. Грудь человека превратилась в кровавое месиво, а голову будто кто-то хотел скальпировать, но перестарался. По ступеням крыльца разливались жидкости погуще крови.

Подошла Ронни, тоже держа его под прицелом. Глянув один раз, она вышла наружу, шатаясь, почти споткнувшись о ноги мертвеца. Потом свалилась в траву, рыгая и плача.

Зейн лежал неподвижно, из него текла кровь. Луи проверил его пульс.

– Он умирает. – Луи, вытирая кровь с футболки, пошел заняться Ронни.

Я глядела на бледную грудь Зейна. Одна пуля попала ему в нижние отделы легких. Из раны поднимались красные пузыри, и раздавался тот страшный звук, который издают засасывающие воздух раны груди. Этот звук лучше любого доктора и фельдшера говорит, что раненый мертв. Вопрос лишь в том, когда он перестанет дышать.

33

Мы вызвали «скорую», и оказалось, что прямо сейчас она приехать не может. Слишком много несчастных случаев. Луи пришлось вырвать у меня трубку и извиниться перед ни в чем не повинной девушкой-оператором.

Черри побежала на кухню. Слышалось, как она хлопает дверцами шкафов и ящиками.

Я застала Черри с очередным выдернутым ящиком. Она повернулась ко мне с дикими глазами:

– Пластиковый пакет, клейкую ленту и ножницы!

Я не стала задавать глупых вопросов, а открыла ящичек рядом с плитой и протянула ей ножницы и ленту. Пластиковые пакеты – одна из немногих вещей, которые можно найти у меня в буфете.

Черри вырвала их у меня из рук и бросилась в гостиную. Я понятия не имела, что она задумала, но ее учили медицине, а меня нет. Если это даст Зейну несколько лишних минут, я – «за». «Скорая» в конце концов приедет, фокус в том, чтобы не дать Зейну умереть раньше.

Насколько я могла понять, Черри ножницами не воспользовалась, а примотала пакет лентой к груди Зейна, оставив только один угол свободным. Это было явно сделано намеренно, но я не могла не спросить:

– А почему этот угол не приклеен?

Она ответила, не отрывая глаз от пациента:

– Этот угол позволит ему дышать. Когда он вдыхает, пакет спадается и закрывает рану. Называется «щадящая повязка».

Говорила она будто лекцию читала. Я уже не в первый раз подумала, какова Черри за пределами мира монстров. Будто две разные личности. Никогда ни в ком я не видела столь четко разделенные поровну половины – монстра и человека.

– И он так продержится, пока не приедет «скорая»? – спросила я.

Черри впервые посмотрела на меня, и глаза ее были серьезны.

– Очень надеюсь.

Я кивнула. Такого я сделать не смогла бы. Проделывать в людях дырки – это я умею, но не сохранять им жизнь.

Ричард принес одеяло и накрыл Зейну ноги, а вторую половину одеяла Черри устроила вокруг раны как считала нужным.

На Ричарде не было одежды, кроме полотенца вокруг бедер. На загорелой коже блестели капли воды – она еще не успела высохнуть. Полотенце натянулось гладкой линией, когда Ричард наклонился к Зейну. Густые волосы падали тяжелыми прядями, и струйки воды стекали от них по спине.

Он выпрямился, и в разрезе полотенца мелькнул приличный кусок ляжки.

– У меня есть полотенца и побольше, – сказала я.

Он повернулся, скривившись:

– Я слышал стрельбу. Размер полотенца меня в тот момент не волновал.

– Прости, ты прав, – кивнула я. Моя злость на Ричарда убывала прямо пропорционально отсутствию на нем одежды. Если он действительно хочет выиграть эту войну, ему достаточно только раздеться – и я тут же выброшу белый флаг и зааплодирую. Стыдно, но правда.

Ричард провел рукой по волосам, убирая их с лица и выжимая воду. Это движение невероятно выгодно подчеркнуло красоту его груди и плеч. Он чуть прогнулся в пояснице, все тело вытянулось гладкой мускулистой линией. Я знала, что он нарочно демонстрирует свое тело. Мне всегда казалось, что он не сознает, какое действие это тело производит на меня, но сейчас я поняла, что он знает. Глядя в его сердитые глаза, я понимала, что он это делает нарочно. Смотри, что ты упустила, что ты потеряла. Если бы я упустила только тело, то не было бы так больно.

Мне не хватало воскресных вечеров, когда мы смотрели старые мюзиклы. Субботних походов в лес, наблюдений за птицами, целые уик-энды, занятые сплавом на плотах по Мерамеку. Не хватало его рассказов о событиях в школе. Его мне не хватало, а тело – это всего лишь очень симпатичная добавка. Вряд ли в мире найдется достаточно роз, чтобы заставить меня забыть, чем чуть было не стал для меня Ричард.

Он пошел обратно к лестнице продолжать свой прерванный душ. Будь у меня такая сильная воля, как мне самой хотелось думать, я бы не смотрела ему вслед. Мне вдруг живо представилось, как я слизываю воду с его груди и отбрасываю к чертям это дурацкое полотенце. Настолько ясен был образ, что мне пришлось отвернуться и сделать несколько глубоких вдохов. Он больше не был моим. Может быть, и никогда не был.

– Не хочу прерывать выставку племенных жеребцов, – сказал Джемиль, – но кто этот мертвец и зачем он пытался тебя убить?

Если до этого я думала, что смущена, так это были еще цветочки. То, что эта ерунда с Ричардом отвлекла меня от куда более жизненно важного вопроса о несостоявшемся убийце, показывало, что я собственную профессию забыла. Неосторожность, для которой нет слов. Неосторожность, ведущая к гибели.

– Не знаю, – ответила я.

Луи приподнял простыню, которую кто-то успел набросить на покойника.

– Я его тоже не узнаю.

– Не надо, – попросила Ронни. Она снова стала серо-зеленой.

Луи опустил простыню на место, но она неудачно упала и зацепилась за макушку. Кровь пропитала хлопок, как масло фитиль.

Ронни тихо икнула и побежала в туалет.

Луи проводил ее взглядом, а я наблюдала за ним. Заметив это, он сказал:

– Ей случалось убивать людей. – В его словах слышался вопросительный подтекст: «Чем этот случай хуже?»

– Один раз, – ответила я.

– И она реагировала так же?

Я покачала головой:

– Думаю, здесь дело в мозгах, которые растеклись по крыльцу.

В кухню вошла Гвен:

– Многие, кто вполне терпим к виду крови, не выносят вида других вытекающих жидкостей.

– Спасибо за информацию, госпожа психолог, – сказал Джемиль.

Она повернулась к нему блондинистой бурей, ее неотмирная энергия заклубилась в помещении.

– Ты, мерзкий гомофоб!

Я приподняла брови:

– Я чего-то не догоняю?

– Джемиль из тех мужчин, кто считает, будто любая лесбиянка на самом деле гетеросексуальна, просто ей не попался настоящий мужик. Ко мне он так приставал, что Сильвии пришлось ему жопу наскипидарить.

– Что за лексика для ученого-психолога, – укоризненно произнес Джейсон. Он поспешил на выстрелы из подвала, куда мы сложили вампиров на дневной отдых. Когда возбуждение улеглось, он вернулся проверить, как там они.

– Там внизу все спокойно? – спросила я.

Он выдал улыбку, как он умеет – одновременно веселую и ехидную.