Телохранитель Генсека. Том 2 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 7

Я уловил мысли председателя КГБ. Сейчас Андропов пытался умом охватить всю огромную схему диверсии, но из отдельных фактов у него не складывалась общая картина. Мне не понравилось и весьма насторожило то, что он думал о покушениях на Брежнева с каким-то странным удовлетворением.

— Итак, товарищи, — наконец, обратился он к нам, отодвинув бумаги, — у нас ЧП.

Рябенко после этих слов едва не ухмыльнулся, явно вспомнив мой анекдот.

— Еще одно покушение, и еще один невменяемый террорист-марионетка. Мозги промыты полностью, не понимает, кто он, где находится и как он сюда попал. Если Рыжов помнил себя до определенного момента, то этот человек даже не может назвать своего имени. Память полностью стерта. Отправили его в институт Сербского. Психиатрам предстоит сложная работа. Предварительное заключение таково: к террористу применены психотехники самого высокого уровня.

Юрий Владимирович встал, упираясь ладонями в столешницу и, слегка наклонившись, внимательно посмотрел на нас.

— Как сделать, чтобы больше ни одна мышь не прошмыгнула мимо Леонида Ильича? Ваши недавние предложения по усилению охраны хороши, но этого мало. Любой человек может быть обработан, как Рыжов и сегодняшний задержанный. Что будем делать? Ваши предложения.

Рябенко кашлянул, прочищая горло. Налил в стакан воды из графина, сделал глоток. Я читал его мысли. Он обрадовался, увидев возможность воплотить в жизнь многие свои задумки.

— Тут все просто, Юрий Владимирович, — сказал генерал. — Нужны люди. И побольше. Подготовленные специалисты. Это — раз. Спецтехника — это два. И главное — связь. Чтобы у каждого сотрудника была своя карманная рация. Вспомните, какие образцы нам привозили наши вьетнамские друзья? По связи американцы уже во время Вьетнамской войны были на голову выше нас. А что у нас сделано с начала семидесятых? Пять лет прошло, а наша радиопромышленность так ни одного рабочего образца не предоставила.

— Хорошо. Займусь этим вопросом лично, — Андропов сделал пометку в блокноте и обратился ко мне:

— Полковник Медведев, вы что думаете по поводу усиления мер охраны?

— Я думаю, что нужно ввести ежедневное психологическое тестирование всех сотрудников. Без исключения. Начиная с нас с товарищем генералом и заканчивая последней уборщицей. Проверки и так идут серьезные, но психологи и психиатры в них участвуют только при приеме на работу. У нас же есть американские тесты. Тест «Миннесота», MMPI, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — кивнул Андропов. — Вы правы, внедрение субличности — это серьезная угроза, о которой мы только недавно начали думать. Но противник нас опередил. Что-то еще?

Мне вдруг вспомнилось покушение на Индиру Ганди, которое произойдет еще нескоро, в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. Она будет убита собственными телохранителями. В Индиру Ганди выпустят восемь пуль в упор те самые люди, которым она доверила свою жизнь.

— Будет попытка внедриться в личное окружение Леонида Ильича, — заметил я. — Скорее всего противник выберет кого-то из охраны. В группу риска попадаем все мы, включая вас, Александр Яковлевич.

Рябенко покраснел, едва сдерживая раздражение. «Что ты несешь, Володя⁈» — крутилось у него в голове, но он снова промолчал, только коротко кивнул мне, как будто соглашаясь.

— Вы правы, товарищ Медведев. И попытка будет не одна, но мы этого не допустим! — решительно воскликнул Андропов и даже хлопнул ладонью по столу. Но я читал его мысли и знал, что он лицемерит. Нет, конечно, все меры предосторожности будут приняты, и охрану Генсека усилят, но вот возмущение Андропова показное, неискреннее.

— Хотя не думаю, что они начнут действовать сразу же после двух провалов подряд, — произнес Юрий Владимирович после паузы. Он налил в стакан воды, отпил глоток и продолжил:

— Выждут какое-то время. Но вы обратили внимание, что пока они действуют стандартно? Изобретательно — да, но по известной схеме: подойти как можно ближе и выстрелить. Хуже, если они начнут действовать не шаблонно, непредсказуемо. И наша задача опередить врагов. Александр Яковлевич, пока проходят подготовительные мероприятия, рекомендую все-таки отправить полковника Медведева в отпуск. Пока есть время, нужно отдохнуть. Особенно, учитывая последние события. Есть еще что-то, — Андропов бросил на меня острый взгляд, — на что, по вашему мнению, Владимир Тимофеевич, нужно обратить внимание?

— Есть. Анекдоты. — сказал я, понимая, что мои слова звучат странно.

Рябенко мысленно взвыл, подумав, что таких идиотов, как я, он давно не видел. Андропов, напротив, одобрительно хмыкнул.

— Это мощнейшее идеологическое оружие, — я гнул свою линию, игнорируя сердитые взгляды Александра Яковлевича. — Плохо то, что мы не используем его — в отличии от наших противников. А ведь анекдоты включают сарафанное радио, передаются из уст в уста. Образ нашей страны и наших руководителей в сознании народа формируется не пропагандистскими плакатами и речами. Этот образ формируется именно в анекдотах, частушках, байках — на бытовом уровне. Вы позволите привести пару примеров?

— Говорите, Владимир Тимофеевич, — Андропов усмехнулся и добавил:

— За анекдоты сейчас в тюрьму не сажают.

— Вот первый именно на эту тему, — я проигнорировал мысленный вопль Рябенко: «Заткнись, дурак!» и почти без пауз рассказал анекдот, который вряд ли был в ходу в семьдесят шестом году:

— Американский журналист спрашивает Брежнева, мол, какое у вас хобби? Что вы собираете? Марки там, монеты, картины? А Леонид Ильич отвечает: «Анекдоты я собираю. О себе». «И много собрали?», — Интересуется журналист. «Да уже два с половиной лагеря на Колыме», — отвечает Брежнев.

— Да что за ерунда! — возмутился Рябенко.

— Вы попробуйте объяснить это на деревенских посиделках или людям, собравшимся выпить после заводского субботника, — возразил я. — Уверен, что не получится. Любая информация ложится на подсознание со смехом, во время еды и под выпивку. Вот еще пример. На этот раз частушка: «Брови черные, густые. Речи длинные, пустые. Нет ни мяса, ни конфет. На хрен нужен такой дед?».

Рябенко, в этот момент поднесший ко рту стакан с водой, поперхнулся, закашлялся. Я похлопал его по спине и извинился:

— Прошу прощения, но это то, что поют наши люди. Юрий Владимирович, вот еще один пример, который я считаю упущением наших идеологических отделов. Позволите?

— Я вас очень внимательно слушаю, Владимир Тимофеевич, — Андропов был сосредоточен, не пропускал ни одного моего слова, отмечал каждую интонацию. Что ж, пан или пропал, дальше я уже говорил, не останавливаясь:

— Анекдот из самых свежих: «Леонид Ильич уснул летаргическим сном. Проспал сто лет. Проснулся. В комнате полка с книгами. Взял энциклопедию и стал искать свою фамилию. Интересно, каким он остался в памяти потомков? Нашел. Читает: 'Брежнев Леонид Ильич — мелкий политический деятель, живший в эпоху Аллы Пугачевой».

— Той молодой певицы, что в прошлом году победила на конкурсе в Болгарии? — не понял юмора Андропов.

— Ну да, — подтвердил я, засомневавшись, а не сломал ли я только что карьеру Пугачевой. — Молодая, но очень популярная со своим «Арлекино». Вот народ и шутит… А вот еще, товарищи! Так сказать, вишенка на торте. До Олимпиады еще четыре года, а народ уже «приготовил» анекдоты.

— Даже про Олимпиаду? — удивился Андропов. — Ну-ка, расскажите!

— Брежнев выступает на открытии Олимпийских игр. Читает речь: «О! О! О! О! О!», а референт ему шепчет: «Леонид Ильич, это не „О“, это олимпийские кольца, текст ниже».

Разумеется, никто не засмеялся. Андропов поморщился, Рябенко нахмурился. Но я ведь и не пытался их насмешить.

— Видите? Образ Генсека подается так, что смех совсем не добрый! Леонид Ильич выглядит в анекдотах едва ли не маразматиком. Это что, отражение реальных народных настроений? Или чья-то диверсия, направленная на работу с общественным мнением?

— Я соглашусь с вами, Владимир Тимофеевич. Вы буквально с языка тему сняли, — Андропов внимательно смотрел на меня и думал: «Нужно подумать, куда определить Медведева. Явно перерос свою должность». А вслух сказал: