Телохранитель Генсека. Том 2 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 50

К нам направлялся молодой, лощеный мужчина в хорошо сшитом костюме и галстуке. Я его знал, приходилось сталкиваться. Точнее, знал Медведев, сопровождавший Генсека во время зарубежных визитов. В памяти всплыло имя — Сергей Игоревич. Из молодых, но ранних — он делал очень быструю карьеру в Европейском департаменте МИДа.

— Владимир Тимофеевич, — начал дипломат, едва поздоровавшись кивком. — Только что по дипломатическим каналам мы получили новую информацию. Канцелярия Елисейского дворца настоятельно просит пересмотреть сроки визита Леонида Ильича в Париж. Как обычно, ссылаются на недомогание президента Валери Жискар д’Эстена, но настоящая причина совсем в другом.

— Если не секрет, в чем именно? — поинтересовался стоявший рядом Волков.

— Я слышал, что Мишель Фуко и другие левые интеллектуалы готовят контр-саммит и приглашают всех наших эмигрантов принять в нем участие. Галича, Барышникова и прочих, — влез со своими комментариями Кравчук.

— Если бы только это, — вздохнул сотрудник МИДа. — Дело в том, что французские власти выражают недоумение, граничащее с недовольством. Нам недвусмысленно намекнули, что сроки визита будут пересмотрены, когда мы со своей стороны устраним незначительное препятствие, а именно — арест Джермена Гвишиани.

— Это наше внутреннее дело, кого арестовать, кого задержать! — я прямо-таки возмутился подобным заявлениям.

— Вы немного не понимаете, Владимир Тимофеевич. Джермен Михайлович — личный друг покойного президента Помпиду. Также у него прекрасные отношения с нынешним президентом Франции. Так что командировка откладывается на неопределенный срок.

— Понятно. Жаль, конечно.

Продолжать разговор не имело смысла. Я простился и вышел к служебной машине, которая все еще ожидала.

Пока ехал в Заречье, не отпускало беспокойство. Мое вмешательство меняет прошлое. Арест Гвишиани повлек за собой отмену визита Брежнева во Францию. А значит, назревает серьезная проблема в международных отношениях. И как она разрешится одному Богу известно. Это новый ход исторических событий и у меня об этом нет никакой информации. Одна надежда, что находясь внутри происходящего, буду держать руку на пульсе и смогу реагировать.

Наверняка в западных СМИ уже раскручивают темы ареста Гвишиани, отставки Подгорного и Косыгина. Но вряд ли Брежнев пойдет на уступки в вопросе внутренней политики. Каким бы ни был гуманным Леонид Ильич, но государственная безопасность всегда была для него в приоритете.

В Заречье я сразу направился к Рябенко, но в кабинете его не застал. Оказалось, что генерал находился у Леонида Ильича. Я прошел в кабинет Брежнева, отметив, что уже все советники по международным делам ждут в приемной.

Генсек сидел за столом, читал документ. Александр Яковлевич сидел на стуле чуть дальше за длинным столом. Александров-Агентов стоял рядом с креслом Генсека.

Леонид Ильич, закончив читать, отложил бумагу и тут же с раздражением ударил по ней ладонью.

— И как это понимать? — грозно спросил он.

— А так и понимать, — спокойно ответил Андрей Михайлович, — что визит переносится на неопределенное время. А точнее, до выполнения некоторых условий. В частности, до освобождения Джермена Михайловича.

— И что они так возбудились? — возмутился Брежнев. — Следствие пока идет.

— Расслабились, — заметил Рябенко. — Давно у них в Бискайском заливе наши атомные подводные лодки не всплывали. Или им внеплановые учения Средиземноморской эскадры устроить?

— Зачем так грубо, — Леонид Ильич усмехнулся. — Достаточно будет притормозить пару контрактов. У нас ведь неплохой товарооборот с Францией?

— Достаточно неплохой, — ответил Александров-Агентов. — Причем торговля более выгодна французам, чем нам.

— Что ж, конкретные меры мы обсудим на Политбюро, а сейчас надо решить, что нам делать дальше. — сменил тему Леонид Ильич. — Образуется окно в расписании, и я хотел бы использовать его максимально эффективно. Например, побывать в Сибири и на Дальнем Востоке. Посмотреть, как идут дела по проекту Сибирская целина. Мы планировали эту поездку на осень, но думаю, стоит перенести и поехать пораньше.

— Возражений не имею, — сказал генерал Рябенко. — Служба безопасности готова всегда. Дело только за организаторами.

— Недели нам хватит, чтобы подготовиться, — Александров-Агентов сверился с расписанием.

— А я думаю, вам трех дней хватит, — перебил его Леонид Ильич. — И поедем на поезде, по всему Транссибу.

— Понятно, Леонид Ильич, начинаем подготовку прямо сейчас.

После этого короткого совещания Рябенко и я вышли, а Александров-Агентов пригласил в кабинет советников по международным делам.

Генерал, когда мы вернулись в кабинет, сказал:

— Володя, ты не расслабляйся. Собран в командировку?

— Конечно, Александр Яковлевич, должен же был уже во Францию вылететь.

— Вот и прекрасно. Значит сейчас летишь в Киров, оттуда в Пермь, в Свердловск и дальше по маршруту следования до Владивостока. На месте оценишь принятые меры безопасности. Меня держи в курсе. Малейшее подозрение — сообщай сразу. На месте сообразишь, не мне тебя учить.

— Разрешите приступить к выполнению? — излишне официально спросил я.

Рябенко поморщился и махнул рукой:

— Приступай уже…

И вот я снова оказался в машине и снова направился в аэропорт. На этот раз обошлось без приключений, благополучно улетел спецрейсом из Внуково. Вместе со мной летела группа специалистов, которые должны были обеспечивать поездку в Париж. Молодые ребята из отдела пропаганды шутили, делая при этом скорбные мины:

— Думали в Париж, а оказалось шиш!

Кто-то пересказал известный анекдот:

— Собрались мы как-то в поездку в Элисту, только пошили модные пиджаки, а оказалось, что это столица Калмыкии.

— А что думали-то? — спросил кто-то, видимо, раньше не слышавший эту байку.

— А думали, в Грецию летим, — ответили ему, и в салоне самолета раздался дружный смех.

Я тоже усмехнулся. Хотя в салоне, несмотря на смех и веселые разговоры, витала горечь разочарования. Мысли попутчиков были еще более печальными, чем слова — поездку во Францию многие ждали с нетерпением.

Я освободился от посторонних мыслей, закрылся от лишнего «шума», и переключился на предстоящую работу. Из головы никак не выходила случившаяся недавно катастрофа на железной дороге. Станция Крыжовка, май месяц этого года. Закрутившись с новыми обязанностями, с подготовкой к Первомайской демонстрации, я совсем забыл о трагедии, которая произошла второго мая в Белоруссии, под Минском. Люди погибли, и катастрофа, которой могло бы не быть, вспомни я о ней заранее, все-таки случилась — пассажирский поезд врезался в электричку. Удар был настолько сильным, что тепловоз буквально раздавил последние вагоны, смяв их в гармошку. Но я не господь Бог, и у меня нет в кармане Википедии, чтоб помнить абсолютно все. Тем не менее, я все равно чувствовал себя виноватым.

А сейчас Леониду Ильичу предстояло пересечь на поезде всю страну. В моей реальности подобная поездка случилась весной 1978-го, но теперь нам придется ехать чуть ли не на год раньше. Признаться, я испытывал определенную тревогу. Даже несмотря на уверения министра путей сообщения, с которым Рябенко переговорил лично перед моим отъездом в аэропорт, что система безопасности движения на железной дороге очень надежна. Что все подстраховывается и перестраховывается и локомотивными бригадами, и рядом служб на каждом перегоне.

Но мне все равно хотелось лично проверить готовность железнодорожников к встрече поезда Леонида Ильича. Ведь мои задача, если не устранить все случайности, то хотя бы свести их к минимуму.

На соседнее кресло плюхнулся молодой человек лет тридцати. Одет он был в джинсы и коричневый замшевый пиджак, из-под которого выглядывала яркая рубашка. Слишком вызывающе и не типично для нашего «дресс-кода». Видимо, тоже собирался во Францию. На груди незнакомца болтался фотоаппарат, дорогой, с мощным объективом.