Теория заговора (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 10

— Не бойся, будешь первым парнем на деревне, — ухмыльнулась она, завязывая на бинте маленький узелок. Завтра на перевязку. А за «Алю» придётся отвечать по всей строгости.

— Не часто перевязка?

— Могу и чаще. Ты про строгость понял?

— Алечка, я не только понял, но и представил всё, как наяву.

Она засмеялась, откинула голову и красные губы её задрожали, обнажая белоснежные зубы.

— Ты к вечеру ближе приходи, — отсмеявшись, сказала она. — От работ я тебя освобождаю, но не от благодарности. Ты понял? Сегодня у меня дела, а вот завтра вечер свободный.

— Понял, конечно. Считай, что вечер уже занят.

Сегодня к ней тётка приехать должна была. Поразительно, какие мелочи в памяти всплывали, невероятно, просто. Если это какое-то вещество, то от желающих попробовать на себе отбоя не будет.

Внезапно в дверь ударили. Вернее, её просто толкнули, но она оказалась закрытой.

— Ну, ладно, хорошо, раз понял, — кивнула Аля и повернулась к двери. — Кто там?

Раздался нетерпеливый стук. Когда она успела запереть дверь? Во, даёт!

— Открой! — раздался глухой мужской голос.

— Минуточку! — холодно и не особо дружелюбно ответила Алевтина и процокала каблуками в сторону двери.

Ключ в замке лязгнул, и ровно в тот же миг дверь стремительно отлетела, чуть не прибив фельдшерицу. Она вскрикнула и едва успела увернуться.

— Чё запёрлась? — рыкнул, появившийся в проёме здоровенный черноволосый мужик.

Помимо чёрных волос у него были огромные, как у панды, чёрные круги вокруг глаз и здоровенный распухший шнобак, заклеенный пластырем.

— Боз! — прорычал он, переводя взгляд с меня на Алю и обратно.

Здоровый хряк, я уже и забыл, каким он был крепким…

— Ох, Мурадян, — покачал я головой. — Плохие слова говоришь, некрасивые. Впрочем, что можно ждать от такого тупого мудака, как ты?

— Загрызу, сука! — захрипел он и рванул ко мне.

4. Молодой волк

Положение у Мурадяна было изначально более выигрышным. Он находился в двух шагах, готовый к броску, а я сидел на кушетке в неудобной, надо отметить, позе, да ещё и Алевтина тут мельтешила. Он навис надо мной, в позиции нападающего, а я в позиции обороняющегося. Ясно, что он решил реализовать преимущество.

Тупой-тупой, но на животном уровне чувствовал, когда можно совершать бросок. Чисто инстинктивно, как зверь. Неподготовленный, застигнутый врасплох противник — что может быть лучше? Особенно, когда традиции, недавнее унижение и привычка доминировать вытесняют из головы даже тот минимальный здравый смысл, которого и так-то немного было.

Вот он и рванул вперёд. Как бизон, как бронепоезд. Ему надо было задавить меня массой, подмять, обескуражить, а дальше уже молотить, душить и ломать. И, скорее всего, тогда, пятьдесят лет назад, а если быть более точным, то сорок восемь, я двадцати пятилетний студент, получил бы значительный урон в этом бою. Да только со мной с той поры произошло много всего интересного.

Поэтому, врасплох он меня не застал. Более того, я намеренно его спровоцировал, чтобы он вот так, как полный дебил, с налитыми кровью глазами, бросился головой вперёд. Аля не очень удачно дёрнулась, случайно заступив ему дорогу, и тут же отлетела в сторону. Она только чудом не снесла белый застеклённый шкаф-витрину, влепившись в стену.

Мурадян обрушился на меня всем своим весом, вернее, собирался. Но я совершил абсолютно немыслимый для семидесятилетнего деда кульбит и проскользнул под его левой рукой, одновременно с этим подхватывая, увесистый, сияющий стеклом и металлом шприц. Он лежал в изогнутой эмалированной ванночке на белом металлическом столике.

Мурадян, разумеется, остановиться уже не мог, поскольку инерцию отменить был не в состоянии, и обрушился на чудом выдержавшую его вес, кушетку. А я, оказавшись у него за спиной, с силой поставил колено ему на позвоночник и, схватив за космы на затылке левой рукой, резко дёрнул на себя.

Он взвыл и… замер, будто в камень превратился, даже дышать перестал. А всё потому, что прямо в его зрачок с расстояния буквально пары миллиметров нацелилось жало шприца.

— Да ты не уймёшься? — тоном Ивана Грозного поинтересовался я. — Я бы мог прямо сейчас сломать тебе позвоночник или свернуть шею, не говоря уже о лишении зрения. Ну-ка, скажи: «хулиганы зрения лишают».

— А-а-а? — вопросительно завыл он.

— Повтори-повтори, — потребовал я приближая шприц ещё ближе к зрачку.

Он промычал что-то нечленораздельное.

— Ладно, не плачь. Сейчас уберу колено, но если дёрнешься, останешься без глаза. Понял? Давай, тихонько. Так, хорошо, поднимайся… Жопу свою толстую двигай! Вот так. Вставай. Вставай, я сказал!

Я подвёл его к двери, убрал руку и зарядил могучий пендаль под зад. Он отлетел к стене и сшиб несколько фанерных стульев, как из икеи. Упал, но вмиг вскочил, резко обернулся и ощерился, готовый напасть или отражать мои удары.

Я стоял перед ним совершенно спокойно и расслабленно, демонстрируя полную уверенность в своём превосходстве.

— Ещё раз тебя увижу, — кивнул я, — шею сверну. А если ещё раз к Алевтине заявишься, хер тебе отчекрыжу. И она засвидетельствует, что это была самооборона. Ты понял, боров? Всё пошёл отсюда. Пшёл, я сказал!

Напасть он больше не решился, так что послушался, но двинулся, как отступающий хищник, медленно и типа независимо, при этом яростно сверкая глазами и щерясь во всю пасть. Укусил бы, если бы смог. Иллюзий в его отношении у меня не было. Я был уверен, что он ещё не успокоился. Но что было делать? Убивать при Але? А потом и её, да? Смешно.

— Кабздэц тебе, — бросил он, дойдя по коридору до входной двери.

В качестве доказательства он ткнул двумя пальцами себе в шею.

— Сегодня если в клуб сунешься, я тебя на перо поставлю и всех дружков твоих, понял? И девок ваших разорвём, а потом общагу вырежем. Сегодня всё решать будем, студент. Считай, ты покойник уже.

— Нет, надо было всё-таки ему в задницу хлорида натрия вколоть, да чтоб концентрация побольше, как думаешь? — подмигнул я, потерявшей дар речи Алевтине. — Так, Мурадян, ну-ка вернись-ка. Иди сюда, мы тебе укольчик сделаем.

Но он испытывать судьбу не захотел и мухой вылетел из медпункта.

— А ты чем сегодня вечером занята? — невинно спросил я.

— Да, ко мне тётка сегодня… — начала она и осеклась — Ты думаешь, я…

— Ну, как же ты так, Аля? — покачал я головой. — Ты что, с этой обезьяной дружбу водишь?

— С ума сошёл⁈ —с видом оскорблённой невинности воскликнула она и широко распахнула глаза, и я понял, что да, водит.

— Не советую, Аля. Честно, не советую.

Когда я вошёл в общагу, вернее туда, где мы обитали, гремела гитара, а народ самозабвенно горланил:

Меня вчера укусил гиппопотам,

Когда я в джунгли вечером залез.

Я здесь сижу, а нога моя там,

А гиппопотам ушёл обратно в лес…

— Смотрите, Стрелец пожаловал! — крикнул кто-то, прерывая песню

Увидев меня, все повскакивали с кроватей и бросились навстречу. Подбежали, окружили, загалдели.

— О! Боец вернулся!

— Весь израненный!

— Точно! Голова обвязана, кровь на рукаве…

И тут же несколько человек затянуло хором:

— След кровавый стелется по сырой земле…

— Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведёт? — усмехнувшись, продекламировал я. — Кто под красным знаменем раненый идёт?

Ребята снова загалдели.

— Ты где пропадал?

— А мы уж думали, ты в Москву укатил!

Наша студенческая берлога располагалось в старой, ещё царских времён, кирпичной казарме. Здесь раньше воинская часть стояла, но её передислоцировали сто лет назад, ну а помещение сейчас использовали для студентов, а до этого для интерната, а ещё до этого в качестве общаги.

Жили мы здесь все вместе— и парни, и девчата. Простыня, подвешенная на верёвке, разделяла помещение на женскую и мужскую часть. Туалетов и умывальников было несколько, так что особых неудобств не возникало. Был даже душ, но его уже в качестве новодела замастырили, и туда всегда очередь стояла.