Стажер магического сыска 3 (СИ) - Гладкая Юлия Борисовна - Страница 34

Поднявшись по ступеням, Глеб, воспользовавшись дверным молоточком, постучал. Дверь открыли почти сразу, точно слуга стоял у порога, ожидая кого-то. Увидев Буянова, старик глубоко вздохнул и поклонился:

— Чем могу помочь, господин?

— Глеб Яковлевич Буянов, из детективного агентства. У меня к вам несколько вопросов.

Слуга дрогнул — что не укрылось от взгляда Глеба:

— Да о чём же, господин Буянов, мне вам рассказывать?

— Для начала давайте я зайду в дом. А после решим, есть у вас для меня информация или нет.

Старик нехотя отступил, и Буянов перешагнул порог. Дом всё ещё хранил тяжёлый запах смерти: ладан, перемешанный со свечным воском, точно пропитал каждый уголок. Занавешенные окна плохо пропускали солнечный свет, отчего в комнатах царил полумрак.

Буянов покосился на зал, где давеча проходило прощание с Мартыновым. Заходить туда снова ему не хотелось, впрочем, и слуга, видимо, не собирался его туда приглашать:

— Идёмте на кухню, если вы не возражаете, — предложил старик. — Там и поговорим.

Вместе они миновали анфиладу комнат и очутились на просторной кухне. Тут, в отличие от остального дома, в окна лился холодный зимний свет, а потрескивающая печь создавала хотя бы подобие уюта.

— Кофе или чай желаете? — уточнил слуга.

— Кофе, пожалуйста. Но без яда, — пошутил Глеб, и старик поморщился, явно не оценив шутку.

Сев за стол, Буянов снял перчатки и шляпу, огляделся:

— Я не расслышал, как вас зовут?

— Лука Трофимович Куницын, — отозвался старик.

— Приятно познакомиться, — улыбнулся Глеб. — Так вот, господин Куницын.

— Давайте без этого, — попросил его старик. — Господами хозяева были. А я — Лука.

— Разрешите хотя бы по имени-отчеству. Всё же годы.

Слуга оглянулся, с удивлением взглянув на Глеба:

— Вы, господин Буянов, точно с Луны свалились? Разве ж мне обидно за имя моё? Ничуть. Так что говорите. Чего хотели? Лука вам всё скажет.

— Расскажите, как умер господин Мартынов.

— Да что тут рассказывать? — слуга нахмурился. — Страдал он по своей супруге. Так страдал, что не выдержал — вот и принял яду. Уж лучше так, вместе, чем порознь.

— И вы его сразу же нашли и полицию вызвали? — уточнил Глеб.

Старик поставил чашку перед Глебом, молча налил в неё кофе и уже хотел отойти, но Буянов ухватил его за руку. Стыд — яркий, как фейерверк; горечь, точно полынная трава; и страх, едкий как щёлочь, — тут же передались Буянову. Не отпуская руку старика, Глеб повторил:

— Вы сразу же вызвали полицию? Ну же, рассказывайте. Вам нечего бояться.

Он поделился с Лукой лёгким покоем и добродушием.

Лука отвел взгляд, убрал руку и буркнул:

— Как нашел, так и вызвал.

— Вот как, — протянул Глеб. — А я ведь, знаете, подозреваю другое. Что вы отнюдь не сразу позвонили в участок. Вот только думаю: отчего так сделали? Возможно, вы и отравили хозяина, а после ждали, когда яд подействует, заметали следы. Так это было? Вы убили Андрея?

— Нет, нет! — воскликнул Лука, шарахаясь от Глеба, как от чёрта. — Я его с младенчества нянчил! Неужто вы думаете, господин Буянов, что старый Лука удумал вред причинить своему хозяину? Да я лучше б сам мёртвым лёг, знай, что так будет! Да только не ведал того, не мог! Отослал меня хозяин прочь…

— Во сколько отослал? И не вздумайте врать, а не то придётся передать дело в околоток. Там вас враз расколют. Приедет прокурор Лихорубов — слышали о таком? И вызнает всё, что скрыли. А после повезёте свою старость в Сибирь.

— Да пусть хоть кого зовут! А всё одно — не повинен я в смерти Андрея Никодимовича! А то, что решил его репутацию сберечь, — так в том моя служба! — возмутился старик и, охнув, схватился за сердце.

Глеб тут же вскочил, помог старику сесть на стул, подал воды. Смерти слуги он ни в коем случае не желал, но переживание за здоровье Луки соперничало с ликованием: чутьё не подвело — что-то здесь было не так.

Подождав, когда румянец вернётся на щёки старика, Буянов сел рядом и вновь взял его за руку:

— Поделитесь со мной, Лука Трофимович. Что вы скрыли? А я уж постараюсь, чтобы честь вашего хозяина не пострадала.

Лука судорожно вздохнул, достал платок и промокнул глаза:

— Как хозяйка умерла, Андрей Никодимович в тоску впал. Оно и ясно — у меня у самого душа рыдала. Но я поддерживал его как мог. И когда он девятый день отвёл, поехал на кладбище с супругой побыть… А вернулся оттуда сам не свой. Кричал мне: «Лука, неси, что там от Настасьи осталось! Бумаги все неси!» Ну, я принёс. Она же не успела получить то наследство проклятое, так его моему господину душеприказчик привез. А там что? Книги да дневники исписанные — тоже мне богатство! Только вот Андрей Никодимович их схватил и вновь куда-то умчался. А когда вернулся — глаза блестят, сам дрожит. Я перепугался: мало ли — лихорадка? А он: «Нет! Заживём теперь, Лука! Так заживём — все местные богатеи нам кланяться станут!» Ну, верно, умом тронулся с горя. Понимаете?

— Конечно. Это тяжёлое испытание, — поддержал старика Глеб. — А дальше что было?

— Я ему не поверил, но деньги и впрямь появились. И давай он кутить — иначе не скажешь! В юности так не кутил. С утра уедет, а вернётся пьян, разнуздан — того и гляди, женщину с собой приведёт. Стыдоба-то какая! У нас над дверьми ещё траурные ленты висят, а он вместо печали род позорит. Три дня такое продолжалось. И в последний раз, как уехал, он мне сказал: «Ты из дому уйди. На укор твой смотреть противно. Если Настя в гробу, так я-то жив!» Ну, что с господином спорить? К ужину накрыл да ушёл. А когда поутру вернулся — увидел его бездыханного. Кинулся к телефону, а после подумал: «При жизни господин мой себя позорил, так я хоть в посмертии его честь сохраню». Выждал я до обеда и лишь тогда полицию позвал.

— Лука Трофимович, вы понимаете, что, возможно, господина Мартынова отравили? А вы своими действиями дали убийце возможность скрыться.

— Всё я понимаю. Не дурной! — Только если и так — пусть о нём помнят, как о безутешном вдовце, а не о гуляке, которого Бог наказал. — Лука глянул на Глеба. — И вы мне обещали, что позорить его не станете.

— Не стану, — согласился Буянов. — Но убийцу найду. Скажите: он в тот вечер один был?

— Нет, — отмахнулся слуга. — Фужеров два было. Да я один убрал.

— И вы не знаете, кто с ним находился и куда он ездил? — нахмурился Глеб.

— Я не спрашивал, а он не говорил. Всё прочее — пустое.

В кухне воцарилась тишина. Остывал кофе, тикали часы да потрескивала печь.

— Я, пожалуй, пойду, — Глеб поднялся. — Спасибо вам за то, что доверились. Сделаю всё, что в моих силах.

Лука промолчал, и Буянов понимал: старый слуга для себя уже решил, как правильно, и иное ему не нужно. Однако самому Глебу не давала покоя вся эта история, и оставить как есть он не мог.

Буянов направился к выходу, размышляя, как бы разузнать, где и с кем бывал Мартынов. Он ещё раз глянул на зал прощания — и тут шлёпнул себя по лбу.

— Лука Трофимович, позвонить от вас можно?

— Звоните, господин Буянов. Чего б нет? — согласился слуга, вышедший провожать гостя.

Глеб быстро набрал номер и, едва сигнал пропал, крикнул:

— Девушка, соедините с домом Успенских!

Пикнуло, зашумело. Буянов улыбнулся, услышав голос новой знакомой:

— Ольга Валентиновна, это Глеб Яковлевич. Ваше предложение об обеде в силе? Да? Тогда подскажите адрес — уже еду!

Ещё раз поблагодарив старика, Буянов покинул дом Мартыновых, оставляя за спиной чужую печаль и чужой позор.

Ольга Валентиновна встретила Глеба с улыбкой:

— Господин Буянов, вы как раз к столу. Идёмте — там только вас и не хватает.

— Не ожидал, что у вас будут ещё гости, — признался Глеб, отдавая пальто прислуге.

— Да что вы! Все свои, — усмехнулась госпожа Успенская, провожая Буянова в гостиную.

Кем бы ни был Успенский, а обстановка комнаты не уступала дому губернатора. Хрустальная люстра с подвесами переливалась будто самоцветы. Глубокий камин, отделанный змеевиком, дышал жаром. Дубовый паркет, начищенный до блеска; стеновые панели, обтянутые тканью; и тяжёлые бархатные портьеры, подвязанные золотыми шнурами. Однако сейчас даже не убранство привлекло внимание Глеба.