Аландский крест (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 51

— Вы хотите сказать, что к покушению на вас причастна Франция? — завопил Монти.

— Это вы сказали, месье, — холодно ответил ему я. — Хотя, если подумать, вашим соотечественникам даже в таких грязных делах все же свойственно некоторое изящество. А тут, судя по довольно-таки топорной работе, отметились люди, обитающие с другой стороны пролива.

— Вы считаете, что это англичане? — обрадованно выдохнули писаки.

— По крайней мере, у одного из причастных был британский паспорт!

Восстановить порядок после этого оказалось не так уж просто, но тем не менее Трубникову это удалось. После чего он ткнул пальцем в сторону давно ожидающего своей очереди журналиста, оказавшегося корреспондентом «Таймс».

— Позволено ли мне будет спросить у вашего высочества, — невозмутимо поинтересовался тот, — что вы думаете по поводу развернутых вашими подчиненными пиратских действий?

— Как вас зовут?

— О, простите, я не назвался. Генри Роудс к вашим услугам, милорд!

— Что ж, мистер Роудс, вы назвали действия наших рейдеров пиратскими… Полагаю, с вашей оценкой можно согласиться. В конце концов, кому как не англичанам, вся империя которых построена на пиратстве, разбираться в этом вопросе. Тем не менее, хочу отметить, что за всю войну мы не совершили ничего, что выходило бы за рамки обычаев войны и того, что не совершали наши противники.

— Скажите еще, что моя страна устроила покушение на вас!

— Вот что я вам скажу, мистер Роудс, не стоит спрашивать у внука императора Павла, на что способны британцы. Ибо ответ вам точно не понравится!

После такого отлупа Роудс заткнулся и какое-то время, что называется, не возникал. Остальные же вели себя как почуявшие кровь бродячие псы. Задавали казавшиеся им каверзными вопросы и только что не выли, получив резкие, как удар хлыста, ответы.

— Вы переживаете о судьбе «несчастной Польши»? А я вам скажу, что эта бедная страна никогда не жила так хорошо, как во времена правления моего отца и дяди. Они дали этой бедной стране то, чего у нее никогда не было: закон и порядок! Русская власть железной рукой пресекла хищничество класса паразитов — польской шляхты и вседозволенность магнатов, отняв у них возможность безнаказанно грабить свой народ и устраивать бесконечные войны со всеми соседями. Восстание 1830 года, о котором вы мне напомнили, было не революцией польского народа, как пытается представить лживая европейская пресса, а бунтом узкой привилегированной прослойки, вдруг узнавшей, что помимо прав у них есть еще и обязанности. Что за преступлениями неотвратимо следуют наказания. Что нельзя убивать и грабить крестьян, купцов и тех же евреев. Вот против чего они восстали, а вовсе не против русского владычества!

— Но ведь у вас тоже процветает рабство?

— Увы. В моем отечестве множество недостатков. Но в какой стране, позвольте спросить, их нет? Скажу более, мы хорошо знаем о них и готовы меняться. Открою вам тайну, мой брат — император Александр — приготовил обширную программу реформ, какой Россия не видела со времен царствования нашего славного предка Петра Великого. Он, как никто, желает принести нашему народу давно заслуженную им свободу и процветание.

— А как насчет других народов? — снова подал голос успевший оправиться Монти. — Черкесам вы тоже принесете свободу?

— Разумеется, ведь на Кавказе процветает рабство! К слову, раз уж зашла речь, должен сказать, что в Европе мало кто себе представляет реальную картину жизни черкесов. Наши английские и французские «друзья» вот уже не одно десятилетие надрывают глотки, выступая за свободу торговли с Черкесией. Но при этом стыдливо умалчивают о главной и единственной статье экспорта этой горной страны.

— О чем вы?

— Скажите, господа, кто-нибудь из вас когда-нибудь видел изделия черкесских мастеров? Или, быть может, его жена щеголяет в платье, сшитом из тамошних тканей? Или же по утрам вы едите булочки, испеченные из черкеской муки? Что, нет? А все потому, что единственным товаром, который черкесы поставляют на внешний рынок, являются рабы! Те самые, которых они захватывают в непрекращающихся набегах на мирные селения своих соседей. Да-да, господа, свобода мореплавания и торговли, за которую так ратуют подданные королевы Виктории, на Черном море означает лишь свободу работорговли!

— Не может быть!

— Это еще не самое отвратительное, господа. Черкесы торгуют не только пленниками, но и собственными соотечественниками. Более того, с давних пор у них есть ужасный обычай торговать собственными девушками. Только представьте себе, отцы выращивают своих дочерей, чтобы затем выгодно продать их в турецкие гаремы! Да-да, прекрасные черкешенки, слава о красоте которых летит по всему свету, продаются как скот собственными же отцами и братьями. Но и это еще не все. На прогнившем Востоке ценятся не только девочки, но и смазливые мальчики, судьба которых стать игрушками в руках похотливых извращенцев или же евнухами в гаремах. Задайте себе вопрос, господа, откуда они берутся?

— Этого не может быть! — не выдержал Роудс.

— У меня есть свидетель! — ожег я его взглядом. — Господа, позвольте представить вам мсье Жака Дюбуа, бельгийского путешественника, имевшего несчастье попасть к черкесам в плен и проведшего почти двадцать лет в рабстве, в течение которых он неоднократно служил своим хозяевам переводчиком при торговле с английскими контрабандистами! Не так давно он был освобожден нашими храбрыми солдатами и теперь может, наконец, поведать вам правду!

Немного пришедший в себя за время, прошедшее после освобождения, и переставший бояться каждого шороха бельгиец предстал перед журналистами и поведал свою горькую историю. К концу его рассказа даже вышколенные местными властями австрийцы не скрывали своих чувств, враждебно поглядывая на англичан, бывших, по его словам, чуть ли не главными клиентами горных бандитов.

Не стану скрывать, с месье Дюбуа была проведена предварительная работа, во время которой четко оговорено, на чем следует акцентировать внимание, а о чем до поры лучше умолчать, и выплачена известная сумма, благодаря которой он мог бы начать новую жизнь. Кроме того, практически одновременно о его судьбе сообщено во все европейские газеты, с которыми держало связь РТА.

Но это был еще не конец. После того, как пресс-конференция завершилась, журналистам предложили сделать групповой снимок вместе со мной и освобожденным бельгийцем. Отказавшихся, как вы сами понимаете, не было. Ну а закончилось все за накрытым в соседнем зале столом, где жадную до дармовщинки и успевшую проголодаться пишущую братию досыта накормили в стиле «бояр-аля-русс» с икрой, пирогами и, разумеется, водкой.

— Вы теперь кумир всей европейской прессы, — покачал головой, наблюдая за своими коллегами, Трубников.

— Боже, что я сообщу в Петербург? — в унисон ему простонал Будберг.

— Что я покинул Вену и направляюсь в Сардинию!

— Может, все-таки передумаете? Я слышал, вступление Пьемонта в войну — дело решенное. Осталось лишь ратифицировать подписанный Кавуром договор…

— Тем более следует поторопиться.

— Может, лучше в Швейцарию? — осторожно предложил Трубников, — тут появились кое-какие сведения и, если они подтвердятся, набор наёмников в швейцарский легион можно будет сорвать.

— О чем это ты?

— Если коротко, то есть сведения о том, что Британское правительство обратилось непосредственно к президенту Швейцарского союза Йонасу Фурреру с просьбой «поделиться» войсками.

— Этого следовало ожидать… и что же ответил Фуррер?

— Господин президент, как и абсолютное большинство его сограждан, бескорыстно любит деньги, а потому немедленно согласился, поручив саму работу по найму своему протеже — полковнику Йохану Зульцбергеру.

— И что, большие деньги?

— А вот тут, Константин Николаевич, начинается самое интересное. Эти двое жадных прохиндеев потребовали от Лондона по 200 фунтов стерлингов за каждого солдата.

— Однако! Но англичане люди не бедные и, скорее всего, скупиться не станут, тем более что солдаты из швейцарцев весьма недурные… Вот черт, где ж мы их всех хоронить-то будем⁈