Аландский крест (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 43

Именно поэтому пришлось наплевать на свой статус и встретить его лично, причем не в Питере, а в Гатчине.

— Вы позволите? — впервые за много времени изменил въевшейся в самое нутро привычке тыкать окружающим.

— Ваше императорское высочество? — вытаращился никак не ожидавший встретить меня в поезде князь.

— Добро пожаловать на родину, любезнейший Александр Михайлович, — продолжил я, усаживаясь напротив Горчакова на обтянутый потертым бархатом диван.

— Я, с вашего позволения, уже несколько дней наслаждаюсь «дымом отечества». Но вы, верно, устроили эту встречу не для того, чтобы поинтересоваться, утомил ли меня путь?

— Нет, конечно. Мне нужно обсудить с будущим главой русской дипломатии несколько важных вопросов.

— Не слишком ли вы торопитесь?

— Нисколько. Сам видел уже подписанный рескрипт о вашем назначении. Так что позвольте поздравить вас с высоким постом. А также пожелать сил, которые, несомненно, понадобятся.

— Благодарю-с, — явно приободрился Александр Михайлович. — В таком случае, я весь внимание!

— Сразу хочу сказать, любезнейший князь, что мой интерес к дипломатии временный и сугубо вынужденный. С рождения мое предназначение — флот, и это тот самый редкий случай, когда деспотизм родителя не то, что не вызывает протеста, но видится скорее благодеянием.

— Тем не менее, успехи на этом новом для вашего императорского высочества поприще весьма впечатляют!

— Александр Михайлович, умоляю, давайте хотя бы в такой неофициальной обстановке обойдемся без чинов и титулов!

— Как вам будет угодно-с… Константин Николаевич.

— Вот и ладушки! Раз так, давайте продолжим. Все дело в том, что иногда обстоятельства складываются таким образом, что нужно было действовать без промедления и мне пришлось взять ответственность на себя.

— Против своей воли?

— Абсолютно! Ведь я совершенно несведущ в международных делах…

Услышав это, Горчаков хитренько улыбнулся. Дескать, мели Емеля — твоя неделя! Судя по всему, он если и не знал наверняка, то догадывался, что Александр хочет сделать меня куратором, и его это категорически не устраивало. Но будучи человеком опытным, князь понимал, что нельзя достичь всего сразу, и был готов играть по правилам. По крайней мере, пока.

— И чем же я могу помочь?

— Видите ли, государю угодно, чтобы я немедля отправился в Европу, чтобы попытаться привлечь общественное мнение на сторону России и, если повезет, инициировать начало предварительных переговоров с союзниками.

— Прошу прощения, а кто автор сей прелюбопытнейшей комбинации?

— В том-то и дело, что Нессельроде!

— Вот как? И зачем же это ему…

— А черт его знает. Наверное, хочет, чтобы я эпически облажался.

— Хм. После вашего давешнего визита в Стокгольм я бы на его месте на такое не рассчитывал!

— Ваши бы слова, да Богу в уши. Легко надавить на маленькую страну, имея за своей спиной двести тысяч отборного войска. Тут же совсем иной коленкор. Австрия и Пруссия весьма сильны. Слава Богу, что они не ладят…

— А говорите, что не сведущи в политике.

— Это всем и без меня хорошо известно. Другое дело, решатся ли они на открытое противостояние?

— Нет, — помотал головой дипломат. — Во всяком случае, не сейчас.

— Отчего так?

— Если позволите, начну с Вены, откуда я только что прибыл. Несмотря на то, что усиление позиций России на Балканах крайне раздражает правительство Франца Иосифа, против нас они не пойдут. Слишком уж наглядный урок вы дали англичанам и французам!

— Боятся?

— Конечно. Ведь несмотря на нелегкое положение в Крыму под рукой у князя Варшавского оставались значительные силы, вполне способные нанести поражение австрийским корпусам в Галиции и Придунайских княжествах. Кроме того, для ведения войны надобны прежде всего деньги, а финансы Австрии в крайне расстроенном состоянии. Все рассуждения о прямом военном противостоянии с нами — мнимы. Командование австрийской армии, и я это знаю доподлинно, резко против прямого конфликта с нами. Финансы Австрии войны не переживут. О чем депутация Национального банка прямо заявила министру финансов Бруку, отказавшись помогать правительству в случае разрыва с Россией. Нет, на прямое, как вы изволили выразиться, «противостояние» они не пойдут!

— Соглашусь. А что насчет Пруссии?

— Точно нет. Во-первых, как вам и без меня хорошо известно, у Пруссии практически нет постоянного войска. Только Ландвер, которому с нашей армией не тягаться. Ваш прусский дядюшка, конечно, побаивается Наполеона, но прекрасно понимает, что казаки будут под Берлином раньше, чем французские Вольтижеры успеют перейти Рейн. Это не говоря уж о том, что Прусская казна сейчас наживается на транзитной торговле между Россией и остальной Европой. Случись война, и этот полноводный ручей тут же иссякнет!

— Но можно ли в таком случае рассчитывать на поддержку Берлина?

— Да, но не слишком весомую. Несмотря на дружественные и даже родственные отношения между правящими домами наших стран, Пруссии объективно выгодно ослабление России. Петербург привык быть арбитром в Германских делах, а это с некоторых пор стало их раздражать.

— Что ж, приятно осознавать, что наши взгляды в данном случае совпадают. А что скажете по поводу остальных европейских держав?

— Интересный вопрос. Швецию после вашего недавнего визита из числа возможных противников, пожалуй, можно вычеркнуть. Дания в любом случае никогда не присоединится к нашим врагам. Ибо мы ее единственная надежда в противостоянии с Пруссией. Испании сейчас тоже не до того, хоть отношения у нас и испорчены. Что же касается Бельгии и Голландии… нет. Им это не нужно, и они вовсе не так сильно зависят от Англии и Франции, как это кажется господину Пальмерстону и императору Наполеону III.

— Остается Сардиния?

— Боюсь, что вы правы, — с уважением посмотрел на меня Горчаков.

— Французы сделали предложение, от которого они не могут отказаться?

— Все так. Кавур стремится к объединению Италии и прекрасно понимает, что без помощи Парижа не обойтись!

— Значит, Сардинцы присоединятся к союзникам…

— Увы.

— Надеюсь, в Вене знают, что им пообещали?

— Так ведь им самим тоже пообещали не только Валахию с Молдавией, но и все устье Дуная.

— Вот же сволочной народ…

— Грубо, но точно, — усмехнулся князь.

— И зачем мы только помогли им в 1848 году? — вздохнул я, внимательно наблюдая за реакцией Горчакова.

— Таково было решение государя, — скорчил постную физиономию дипломат.

— Это да, но было ли оно правильным?

— В той ситуации несомненно, — немного назидательным тоном начал Александр Михайлович. — Появление на карте Европы молодого и агрессивного государства ни в коей мере не отвечает интересам нашего отечества. Вы ведь слышали, что Кошут не собирался ограничивать свои аппетиты исключительно мадьярскими территориями?

— Конечно. Я ведь там был.

— А то, что он планировал вторгнуться в нашу часть Польши?

— Говоря по чести, нет. Хотя поляков в его армии было предостаточно.

— Я вам больше скажу. Если бы теперь существовала независимая Венгрия, она бы давно присоединилась к нашим врагам!

— Даже если бы мы не сделали им ничего плохого?

— А что дурного мы сделали Сардинии? — издал Горчаков по-старчески дребезжащий смешок. — Нет, сударь мой, в политике нет никакой благодарности, а лишь одна голая целесообразность.

— Именно поэтому Австрия готова нас предать?

— Готова⁈ Да в Вене сделали это еще в 1853 году, когда отказались от весьма щедрых предложений вашего батюшки!

— Разве? Мне казалось, австрийцев возмутило, что мы никак не учитывали их интересы при возможном разделе Османской империи…

— Как бы не так! — сверкнул глазами из-под очков дипломат. — Покойный государь рассматривал множество вариантов, полагая наилучшим из всех возможных присоединение к России лишь Молдавии, Валахии и небольшой части Северной Болгарии. Остальную часть Болгарии и Сербию его величество видел независимыми. Побережье Адриатического и Эгейского морей он считал верным отдать Австрии. Египет, Кипр и Родос — Англии. Крит — Франции. Острова Архипелага — Греции. Константинополь должен был стать вольным городом, на Босфоре предполагалось держать русский гарнизон, на Дарданеллах — австрийский. По сути, Францу-Иосифу предлагались весьма обширные и богатые территории, с перспективой стать одним из главных игроков на Балканах. Причем, не сделав для этого ни одного выстрела, не затратив ни единой полушки! [3]