Аландский крест (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 32

Во времена Наполеоновских войн он мог считаться прекрасным артиллеристом, но сейчас просто устарел!

— А смысл?

— Что, прости? — удивился, не ожидая такой реакции, император.

— Я понимаю, в чем смысл подобного назначения. Прости, но Сухозанет слишком стар. Этого груза ему не вынести.

— Тогда кого же? Ты не желаешь, Николай Онуфриевич — дряхлый старец…

— Присмотрись к Милютину.

— Но он еще слишком молод!

— Вообще-то ему почти сорок. Мне, если помнишь, нет еще и тридцати.

— Совсем недавно произведен в генералы!

— Опытный офицер, воевавший на Кавказе, — начал перечислять я заслуги будущего министра. — Прекрасный администратор, профессор Военной академии. Автор нескольких трудов по военной истории. По-моему, прекрасная кандидатура.

— Даже не знаю. Заслуженные генералы будут против.

— Прекрасный повод их уволить.

— Ты совершенно несносен!

Говоря по чести, насчет Милютина я был совсем не уверен. С одной стороны, у него и впрямь немало заслуг. С другой, хватало и откровенных провалов. Одна «Несчастная ружейная драма» [2] чего стоит! Или совершенно необъяснимое копирование французской военной доктрины, после того как она показала свою полную несостоятельность во Франко-Прусской войне. Но все же по сравнению с братьями Сухозанет — это вполне себе хороший вариант.

— Хорошо, я подумаю, — без особого энтузиазма в голосе пообещал брат, после чего, наконец, перешел к главному. — Есть еще пара дел, которые уж точно не могут обойтись без твоего участия!

— И какое же?

— Необходимо провести тщательнейшее и совершенно тайное расследование гибели Папа́, о котором никто не должен знать кроме нас двоих!

— Прости, Саша, но как ты себе это представляешь? Я все брошу и буду заниматься расследованием, допрашивать свидетелей, а никто вокруг не догадается?

— Даже не знаю, — озадачено посмотрел на меня брат. — Об этом я как-то не подумал…

— Ладно. Я вполне согласен с тем, что это нужно сделать, а также, что расследование должно быть секретным. Тем не менее, небольшой круг посвященных нам просто необходим.

— Ты думаешь?

— Я твердо знаю, что ни ты, ни я ни черта не понимаем в полицейской работе.

— Да при чем тут полиция!

— При том, что убийство, а мы ведь уверены, что случилось именно убийство?

— Абсолютно!

— Стало быть, есть уголовное преступление и заниматься им должны люди, разбирающиеся в сыске!

— Но разве мы можем кому-нибудь довериться? В деле наверняка замешан кто-то из придворных, а быть может даже и…

— Вав! — подал голос дремавший до сих пор Моксик, явно почувствовав напряжение в голосе хозяина.

— Тише, мальчик! — попытался успокоить его брат.

— Понимаю, о чем ты, — после недолгой паузы кивнул я. — И потому считаю, что расследование нельзя поручать ни дворцовой полиции, ни столичным жандармам. Это должен быть человек со стороны. Возможно, какой-нибудь провинциальный полицейский или армейский офицер, обладающий достаточным опытом и не имеющий связей в Петербурге.

— Такого наши аристократы заживо проглотят, — скептически поморщился император.

— Значит, надо такого, чтобы подавились! К тому же для него это будет очень серьезный шаг в карьере. Шанс, который выпадает лишь раз в жизни, поэтому он будет землю носом рыть, но раскопает все, что нам нужно!

— У тебя есть такой человек?

— Думаю, да. Однако дай мне немного времени, чтобы подготовить план, которого мы будем придерживаться. И да, прежде чем начнем действовать, надо определиться еще с одним.

— С чем?

— Надо решить, что мы будем делать, когда этот человек докопается до истины?

— Как что? — удивился Александр. — Покараем убийц!

— Сами покараем или устроим гласный суд?

— Пожалуй, нет, — задумался император. — Огласка нам совсем не нужна.

— Другой вопрос, а что, если в деле окажутся замешаны слишком высокопоставленные люди?

— Придворные?

— Я не знаю. Но если помнишь, кровь нашего деда не на уличной шантрапе, а на его приближенных, вроде того же графа Палена.

— Клянусь тебе, — твердо пообещал мне брат, — кто бы ни был замешан в этом гнусном деле, он свое получит! И даже если политические обстоятельства не позволят отправить его на эшафот, мы найдем способ отплатить ему!

— С этим решено, — кивнул я. — Что еще?

— Увы, да. После недавнего обсуждения на комитете министров канцлер приходил ко мне с личным докладом. Ты знаешь, насколько я мало сведущ во внешней политике, так уж вышло, Папа́меня к этой отрасли дел государственных почти не привлекал, да говоря по чести и я сам особо не рвался, совершенно не интересуясь этими вопросами. Но теперь, слушая Нессельроде, со всей отчетливостью понял, как ты прав. Карл Васильевич никуда не годен. Стар, слишком увяз в прошлом, все время оглядывается на Вену, словно там ему медом намазано…

Закончив, он вопросительно посмотрел на меня, как будто ожидая поддержки, но так и не дождался. Свое мнение о Нессельроде я высказал достаточно давно и не собирался его менять.

— Между тем нам нужен скорейший мир, — после недолгой паузы продолжил император. — А с таким руководством мы получим лишь очередные унизительные для нас условия.

— Все так, но к чему ты клонишь. Только не говори, что собираешься предложить мне возглавить еще и МИД?

— Ну как ты мог такое подумать… кхм… Канцлера я отправлю в отставку, заменив послом в Вене князем Александром Михайловичем Горчаковым. Но даже ему не готов доверить важнейшее на сегодня дело. И потому прошу тебя курировать дипломатические переговоры с европейскими дворами по всем вопросам, включая неофициальные, что прямо связаны с войной. Нам нужно добиться отказа третьих стран от участия в антирусском союзе и не допустить отправки новых экспедиционных сил к нашим рубежам.

— Один вопрос, почему ты решил, что я с этим справлюсь?

— Потому что у тебя уже есть опыт в подобных делах. Не надо думать, что твой стремительный вояж в Северную Германию остался незамеченным. В общем, все необходимые на этот счет распоряжения я уже подписал. Сегодня к вечеру тебе перешлют все документы и составят справки по делам. А дальше на тебе будут и переговоры о мире, кои все равно начнутся, не сейчас, так через год. Основную работу пусть делают дипломаты, тебе же предстоит руководить, не давая ставленникам бывшего канцлера нам все испортить!

— Фух… умеешь ты удивить!

— Константин, это ведь предсмертная воля Папа́, — проникновенным тоном заявил Александр, взяв при этом за руку и глядя прямо в глаза. — Именно он завещал тебе заниматься переговорами с нашими врагами!

— В ход пошла тяжелая артиллерия? — усмехнулся я, хорошо зная его ухватки.

— Как хочешь, но отказа я не приму!

— И не думал, но позволь сначала пару уточняющих вопросов?

— Спрашивай, охотно отвечу.

— Насколько широкие полномочия ты готов мне доверить?

— Бери, сколько нужно, лишь бы скорее закончить эту бессмысленную войну. Мы ведь только благодаря тебе и справляемся.

— Ну не преувеличивай, Камчатку отбили сами. На Севере тоже как-то управились…

— Не спорь. Там были опять твои моряки.

— Пусть так, но без поддержки народа у нас ничего бы не вышло. Впрочем, мы сейчас не об этом. Скажи, если уж речь зашла о будущем мире, какие условия ты считаешь приемлемыми?

— Все просто. Во-первых, никаких контрибуций. Святые места наши, равно как и преимущественное право покровительства над христианами в Османской империи. Чужой земли не хотим, но и своей…

— Стоп-стоп-стоп! А зачем мы тогда брали Трапезунд и Батум?

— Я полагал, чтобы иметь возможность для маневра во время переговоров.

— И это тоже, но… ты постоянно твердишь мне о священной воле отца. Помнишь, что он говорил на этот счет?

— Что?

— Там, где хоть раз поднялся русский флаг, спускаться он больше не должен! Поэтому, если хочешь торговаться — твоя воля. Согласись отдать французам святые места, пожертвуй покровительством балканских христиан в пользу концерта великих держав, но не отдавай землю, политую кровью наших солдат!