Аландский крест (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 29

— Но ведь мы их и так храним на кораблях?

— Да, на пароходах и канонерках, которые потерять, конечно, жалко, но все же не так, как единственный броненосец!

— Полно, Константин Николаевич, мы все отдаем должное вашей предусмотрительности и осторожности, но, кажется, ваше императорское высочество дует на воду. Несчастных случаев с динамитом еще, слава создателю, не случалось и, очевидно, при должной осторожности не случится и впредь.

— Эти бы слова, да Богу в уши, — проворчал я, не зная, как отговорить подчиненных от опрометчивого, на мой взгляд, шага. Можно было, конечно, просто запретить, но это противоречило моей стратегии. Нельзя подавлять инициативу у своей команды!

— А что, если мину не ставить на шест, а метать? — неожиданно предложил все тот же Путилов и, видя наше недоумение, пояснил. — Если будет таран, так отчего же не быть катапультам?

— Ну, Николай Иванович, это ты хватил…

— Погодите-ка, — воскликнул я. — Катапульта — это, конечно, здорово, но только на современном техническом уровне. Что, если сделать небольшую пушку или даже скорее мортиру и запускать мину из нее.

— Помилуйте, Константин Николаевич, вы же сами говорили о нестабильности динамита. Не выдержать ему выстрел даже самого малого порохового заряда!

— Нет-нет, господа, вы не поняли. Пушка будет не пороховая, а пневматическая.

Если честно, это тоже не было моей идеей. Динамитные пушки делали или, если точнее, будут делать американцы в 1880-х годах. Увы, инновация запоздает, и новое оружие так и не сумеет составить конкуренцию успевшим хорошо зарекомендовать себя торпедам. Отчего и останется всего лишь забавным техническим курьезом. Но ведь сейчас-то никаких торпед еще нет!

— Вы серьезно? — немного ошарашенно посмотрели на меня артиллеристы.

— А почему нет? Надо только предусмотреть на новых броненосцах защищенное место для установки компрессоров и баллонов сжатого воздуха. Ну и для самого орудия, разумеется.

— Для этого надобно знать габариты и вес этой самой пневматической пушки, — немного помявшись, заметил Шведе. — А также всех потребных для ее функционирования устройств.

— Верно, — вынужден был согласиться я, уже немного жалея, что дал волю фантазии, ибо выглядеть прожектером в глазах своей команды мне совершенно не улыбалось.

— Если ваше высочество прикажет изыскать средства для финансирования работ, — задумался Путилов, — то, полагаю, к лету можно было бы соорудить работающий образец. Ну или…

— Или идея окажется несостоятельной? — закончил я за него. — Оставь, Николай Иванович, у тебя и без того довольно забот.

— Гхм. Мне кажется, знаю человека, которому вы могли бы поручить данное дело, — откашлявшись, начал не часто появлявшийся на таких собраниях Фишер.

— И кто же он?

— Экстраординарный профессор Гельсингфорского университета надворный советник Барановский.

— А что он преподает? — поскольку фамилия показалась мне знакомой. — Физику или механику?

— Ни то ни другое. Степан Иванович — профессор русской словесности.

— Вот как? — недоверчиво посмотрел я на финна.

— Кроме того, господин Барановский известен как переводчик с восточных и скандинавских языков, а также весьма увлекается механикой. В частности, пневматическими машинами.

— Чудны дела твои Господи! Впрочем, за неимением гербовой пишем на простой. Константин Иванович, устрой мне встречу с этим Барановским. Посмотрю, что за человек.

— Главное, чтобы динамита хватило, — спохватился Путилов.

— Да сколько его там надо будет. Пуда три-четыре на мину?

— Беда в том, Константин Николаевич, что многие мины, в особенности из числа самых первых, успели прийти в негодность и требуют замены.

— Но почему?

— Очевидно, корпуса оказались негерметичными, и взрывчатая начинка стала переувлажненной.

— Ну, этого следовало ожидать. Все же оружие новое и без накладок не обойтись. Что до количества… кстати, а где Петрушевский с Зининым? Отчего не показываются?

— Точно не знаю, но слышал, они очень заняты. По их словам, готовят для вашего высочества какой-то сюрприз, но о деталях, простите великодушно, не осведомлен.

— Ну и ладно. Головнин, будь добр, внеси в мой график посещение мастерских. Как говорится, если гора не идет к Магомету…

Обычно подобные встречи заканчивались совместным обедом или ужином, после которого мы прощались, и я возвращался к семье. Надо сказать, что прежде великая княгиня не упускала случая принять участие в наших собраниях. Главным образом, конечно, чтобы получить свою порцию комплиментов от бывавших у меня молодых и не очень офицеров. Однако теперь умные разговоры Александре Иосифовне наскучили, в связи с чем она предпочитала проводить время в обществе своих фрейлин. Или, если точнее, одной из них — Марии Анненковой.

Пройдя через анфиладу комнат, я оказался в салоне жены, где и застал их о чем-то беседующими. Когда год назад Маша впервые переступила порог Мраморного дворца, она была совсем еще юной и довольно-таки застенчивой барышней. Теперь же передо мной оказалась уверенная в себе девица, даже не подумавшая при моем появлении встать или хотя бы потупить глаза.

— Добрый вечер, — улыбнулся я протянувшей руку для поцелуя жене.

— Наконец-то, — нервно заявила она. — Думала, ваша встреча опять затянется до утра.

— Дела, — улыбнулся примирительно ей в ответ.

— Ты же помнишь Машу?

— Конечно.

— Она согласилась провести для нас сеанс.

— Сеанс чего? — насторожился я, глядя на чрезмерно взволнованную супругу.

— Сейчас ты все сам увидишь. Тебе нужно будет лишь немного нам помочь.

— В чем же?

— Будь добр, задуй свечи, кроме тех, что на камине.

Пожав плечами, я выполнил просьбу, после чего присел рядом с дамами за невысокий круглый столик и не без любопытства взглянул на ставшую необычайно серьезной фрейлину. В какой-то момент мне даже захотелось пошутить, скорчив какую-нибудь забавную рожицу или еще что-то в этом роде, но, взглянув ей в лицо, я решил повременить.

— Для начала сеанса надобно взяться за руки и держать их, не касаясь стола, — торжественно объявила нам Мария, после чего они обе протянули ко мне руки.

Отстраниться в данной ситуации было, по меньшей мере, невежливо, поэтому я подчинился, с интересом наблюдая за развитием событий. Некоторое время мы сидели молча. Мерцающий свет от одной единственной горящей свечи придавал комнате и моим спутницам чрезвычайно таинственный вид. Затем в воздухе произошло какое-то движение, как будто где-то рядом распахнули окно, отчего, признаюсь, мне стало немного не по себе.

— Я чувствую! — неожиданно низким голосом провозгласила Маша, вызвав облегченный вздох у моей жены.

— Духи здесь… — прошептала она.

В этот момент стоящий, между нами, стол немного покачнулся и стал медленно поворачиваться против часовой стрелки. Мария и Александра Иосифовна восприняли это как должное, я же продолжал хранить молчание, начиная понемногу понимать, что здесь творится.

— Зачем вы звали нас? — все тем же неестественным голосом спросила фрейлина, очевидно, взяв на себя связь с потусторонними силами.

— Позволено ли будет задать вам вопрос? — несмело вопросила великая княгиня.

— Кого вы хотите слышать?

— Королеву Франции Марию Антуанетту!

— Спрашивайте, она здесь!

— Дух Марии Антуанетты, — нараспев начала жена, — скажи, скоро ли окончится эта война?

Пару минут наш медиум молчал, по всей видимости, ожидая ответ от души обезглавленной королевы.

— Много дней пройдет, — начала, наконец, Маша, все тем же замогильным голосом, — прежде чем земля и вода насытятся кровью. Многие сгинут в морской пучине, а иные же окажутся в могилах!

Судя по всему, мадемуазель Анненкова могла бы с лёгкостью стать пифией в храме Аполлона в Дельфах, славящихся как раз такими двусмысленными ответами. А вот Александра Иосифовна, кажется, едва не впала в экстаз.

— Костя, хочешь спросить что-нибудь? — лихорадочно блестя глазами, спросила она меня.