Опора трона (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 44

Сахиб-Герей тоже хотел в Константинополь. Он боялся. Трусливый по природе, хан окончательно сомлел, когда доставили вести о резне, случившейся в Приазовье.

Не успел прибыть в степи страшный Сувор-бейлербей, покоритель Царьграда, как старейшины и мурзы всполошились и запросили мира. Русский генерал согласился. Собраться решили под Ейском. Буджакская, Едисанская, Джембойлукская, Джетышкульская орды прислали своих представителей. Гуляли три дня: съели 100 быков и 800 баранов, выпили 500 ведер водки, которая позволена мусульманину-ногаю в отличии от виноградного вина. К концу праздника, когда никто на своих ногах стоять не мог, а кое-кто умер, переоценив свои силы, к Суворову подошел Шехин-Герей и, угодливо улыбаясь, зашептал:

— Меня прислал брат, крымский хан, чтобы тебе помочь и наших вассалов-ногаев к повиновению привести. Не верь им! Сегодня они клянутся в покорности, а завтра снова в набег пойдут. Разве вернули они тебе полон, который увели из ваших земель? Не станут они переселяться на восток, хотя уверяют тебя, что покорны воле пославшего тебя повелителя урусов.

— Что предлагаешь?

— Пока эти отщепенцы валяются пьяными, прирежем их как собак. Если сделаешь меня ханом вместо брата, возьму на себя этот грех.

— Действуй, Шехин-Герей.

И крымцы не подвели. Никто не ушел. Всех вырезали. А после кровавого пира объединенные русско-татарские силы отправились громить обезглавленные степные кочевья.

Эту историю Долгорукову рассказал хан, щуря свои узкие глаза.

Сахиб-Гирей по непонятной причине говорил на смеси нескольких языков, перемежая турецкие слова русскими, а татарские — еще какой-то тарабарщиной. Понять его длинные речи могли лишь несколько человек. Долгорукову долго пришлось устанавливать у толмача детали ейской трагедии, но он так и не понял, чего от него хотел хан.

— Какие к нам претензии? Не русские руки держали ножи, заточенные против ногайских старейшин.

— Причем тут резня? — вдруг по-русски завопил Сахиб-Герей. — Кто Сувору-бейлербею дал право мой трон отдавать брату?

— Но ты же еще сидишь в Бахчисарае, — спокойно парировал победитель Крыма.

— Уеду! Уеду к Порогу Счастья! — взвизгнул хан и так затряс пухлыми щеками, что его белая чалма, намотанная вокруг красного колпака, размоталась и птицей слетела с головы на мягкие плечи.

— Ты себе противоречишь, хан. То не хочешь трон брату уступить, то заявляешь об отъезде. Не повредился ль ты рассудком? Я пришлю караул, чтобы ты себе не навредил.

Василий Михайлович, слез кряхтя с подушек, на которых сидел, поднялся на ноги и пошел к выходу, не прощаясь. Сахиб-Герей зарыдал, а вместе с ним и дворцовый фонтан слёз, оплакивая горькую участь крымских татар и их повелителя.

Не замечая этих стенаний, Долгоруков двинулся к небольшому дворцу в османском стиле, реквизированному у сбежавшего в Турцию лидера бахчисарайских сторонников Высокой Порты.

— Вам письмо, Василий-Михайлович, — доложил адъютант. — От генерал-фельдмаршала Румянцева.

Командир второй армии оживился. Принял конверт и пакет с небольшой посылкой и быстрым шагом, несмотря на боль в раненых в Пруссии ногах, добрался до кабинета. Разрезал аккуратно ножницами конверт, углубился в чтение. Новости заставили его тяжело задышать.

Румянцев сообщил о смерти Екатерины, о тяжелых переговорах с человеком, представившимся Петром III, о предложении, которое он получил и о присяге, которую дал «царю» вместе со всеми своими войсками, включая часть второй армии. А также о направлявшихся в сторону Перекопа больших обозах с провизией для Крымского корпуса, которые прикрывала большая армия под руководством генерала Овчинникова, командира кавалерии в войсках бывших мятежников.

«Не знаю, что тебе посоветовать, Василий Михайлович. В таком деле каждый сам за себя. Я свой выбор сделал.»

Конечно, сделал. Продался!

«Не зря я его не жаловал», — подумал Долгоруков. Давным-давно между генералами проскочила черная кошка, еще в Пруссии. Оба обвинили друг друга в мародерстве, которое устроили их солдаты. Потом пришлось вместе действовать против турок.

И что же делать? Собрать Крымский корпус и двинуть к Перекопу, чтобы не пустить этого Овчинникова? И ждать от османов и татар удара в спину? Без провианта и подвоза боеприпасов? Очень скоро его солдаты окажутся на невольничьих рынках Царьграда или в арыке с перерезанным горлом.

Рука коснулась посылочки. Разорвал. Из нее выпал бумажный патрон, почему-то покрытый сально-восковой смесью. И записочка нашлась, к оказии приложенная.

«Посылаю тебе патрон, коий в войсках появился. Разорви его и поймешь. Много разных новаций предложил мой бывший противник. С ними и победил меня, не дав переправиться через Оку».

Генерал-аншеф уже обратил внимание на примененное осаливание. Интересное решение! И от сырости патрон хранит, и заряжать легче, и от нагара внутри ствола поможет избавиться.

Он нащупал пулю сквозь бумажную гильзу, аккуратно надорвал полковую загибку, высыпал содержимое на лист бумаги. Странная коническая пуля с глубокой выемкой у основании весьма удивила. Покрутив между пальцами литой свинец, предположил, что взрыв пороха превращает пулю в распахнувшую крылья уродливую бабочку. Прослужив в армии почти сорок лет, забив шомполом тысячи патронов, он предположил, что такая конструкция пули резко увеличивает дальность ее полета.

Сколько же у самозванцев таких сюрпризов? Наверное, из соображений секретности Румянцев не стал расписывать новации, но результат — бессмысленное стояние на Оке и последующая присяга — говорил сам за себя.

Долгоруков откинулся в кресле. Прикрыл глаза и начал вспоминать.

Нелегкой выдалась его жизнь, несмотря на древность рода, к которому он принадлежал. Долгоруковы знатностью уступали лишь 16 боярским родам. После того как их пращур по прозванию Черт основал отдельную ветвь, Долгоруковы недолго оставались в тени. Возвысились вместе с Голицыными до первых ролей в государстве. А потом сами, своими руками, возвели на престол их погубительницу — гренадерского роста бабищу Анну Иоанновну. Уж она-то оплатила за предоброе. Всех Долгоруковых, даже тех, кто не был причастен к делишкам «верховников», обвинила в заговоре, а отца Василия Михайловича — в недоносительстве. Никого не пощадила, даже детей. Кого казнили, когда загнали в ссылку. 13-летнего Васю вместе с братом Петром определили в простые драгуны без права производства в офицеры, запретив обучать их грамоте. Потянулась беспросветная солдатчина, когда и палка доставалась, и голодать приходилось.

Все изменили крымский поход и фельдмаршал Миних. Началась война с турками, он повел свои полки на Перекоп, к его мощным укреплениям.

— Кто первым взойдет на вал, тому офицерский чин!

Легко сказать «взойдет». Сказал бы лучше «взлетит». Вал имел в длину около семи верст и простирался от Азовского до Черного моря. В самой средине — проход с воротами, вдоль коего тянулось шесть башен, охраняемых орудиями и гарнизонами из янычар. В ширину же имел этот вал двенадцать, в глубину — семь саженей, а в высоту — семьдесят футов. Толщина брустверов была соразмерна глубине и ширине вала. Подступ хранил ров глубиною пять саженей, а шириной в восемь. Если оттуда вверх посмотреть, то выходило, что выпало русскому солдату с помощью штыка и пики забраться на высоту, выше Кремлевских башен (1). Татары считали вал неприступным.

Вася, щуплый полуграмотный паренек, залез первым. Подсобили рослые гренадеры и другие солдаты, участвовавшие в штурме. Под ливнем татарских стрел юный штрафник не просто залез на стену — он судьбу свою переменил. Честный Миних, узнав, кого нужно награждать, гордо бросил:

— Слово солдата, слово фельдмаршала, данное перед всей армией, нерушимо. Поздравляю прапорщиком, господин Долгоруков.

Свет в конце тоннеля слабенько замерцал. Но жить легче не стало. При штурме Очакова погиб Петя, да и за Васиным плечом смертушка не раз кружила.

Гвардия возвела на трон Елизавету, дщерь Петрову. Долгоруковым вышло послабление. Пали прежние препоны и перед поручиком Василием Михайловичем. Стал продвигаться по служебной лестнице — не из-за знатности рода, а все одной своей храбростью. Среди наиболее отличившихся полковников в армии Апраксина, воевавшей с Фридрихом, всегда мелькала фамилия Долгорукова. Получил генерал-майора и дважды картечь в ноги. Второй раз, при штурме батарей у Кольберга, тяжело досталось.