Опора трона (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 2

Так рассуждал Захар Григорьевич Чернышев, задерганный до крайности необходимостью решить одновременно две задачи: и заслон в Финляндии супротив шведа учредить, и подготовить ударный кулак для похода на Москву. Оружия в Арсенале хранилось с избытком, но попытки собрать боеспособные части с северо-запада Российской империи с помощью рекрутчины дали исключительно слабый результат. Полки появились — но что то были за полки⁈ Видимость одна, их учить и учить. И тогда в голову графа пришла нетривиальная мысль А что если собрать те же полки, но из отставных офицеров, число которых росло в столице не по дням, а по часам⁈ Сбежали от мужицких погромов? Пора им и ответить, как положено настоящим мужчинам, а не прятаться за женину юбку!

Двадцать тысяч помещиков-отставников и просто волонтеров, проживавших в Петербурге и его окрестностях, удалось поставить под ружье. Полковники превратились в командиров батальонов и рот, премьер- и секунд-майоры — взводов, а чины поменьше, капитаны да поручики, составили костяк войска, выбрав себе должности сержантов, фурьеров, капралов и ефрейторов. А то и, наряду с подпоручиками и прапорщиками и бесчисленной толпой дворянских недорослей, просто встали в строй рядовыми.

Недоросли… Вот же напасть! Кто их готовили к ратной службе?

— Прельщались мы одной суетою, — сетовали их отцы, успевшие потянуть лямку службы. — Старые бароны ост-зейздские обнимут свои гербы и зарыдают: все пропало! А мы-то сами, русаки природные, лучше? Довольствуясь праздной и бедственной жизнью, разве готовили мы отпрысков своих к храбрости?

Оказалось, что готовили. Тысячи юношей самых лучших фамилий расхватали в цейхгаузах ружья и ранцы и заняли место рядом со старшими братьями и отцами, доставших из сундуков свои старые армейские мундиры. То, что эти мальчишки не умели ни заряжать толком фузеи и мушкеты, держать равнение в строю и понимать команды и такты, отбиваемые барабанщиком, искупалось их энтузиазмом. За пару недель ежедневной муштры в лагерях у Волхова из этой оравы удалось слепить подобие воинской команды. Корпус последней надежды. Так его прозвали в гигантском обозе, битком набитым оставшейся верной челядью, любовницами, парикмахерами, актрисульками, «мамзельками» легкого поведения и женщинами строгих правил, возжелавшими разделять тяготы войны со своими любовниками или родными, превращенными в солдат.

От этой дикой обузы — многоверстной вереницы экипажей — удалось избавиться, переправив корпус через Волхов. Помогли морячки генерал-майора Назимова. Целая флотилия малых гребных и парусных судов, занятая ранее патрулированием студеных вод широкой северной реки, доставила корпус на другой берег.

— В нашем распоряжении семь полков полного штата. Легкой кавалерии три тысячи, составленной большей частью из добровольцев со своими лошадьми. С ней не все гладко — кони-то большей частью попривыкшие к охоте, а не к действию в эскадронном строю. Как они поведут себя при звуках выстрелов? — делился наболевшим начальник штаба на военном совете.

Это собрание высших офицеров было раздуто втрое супротив нужного. От сбежавшихся на него генералов весьма почтенного возраста не протолкнуться. Важничали, кряхтели, попердывали, чинились и хвастали былыми заслугами. Кто свою службу при Минихе вспоминал. Кто хвастал прогулкой по улицам взятого когда-то на штык Берлина.

— Какой штык⁈ Вам ключи вынесли на подушке! А вот мы одной дикой спаржей и молодым степным чесноком от голода бежали, когда шли на Крым…

— И как? Взяли тот Крым? Или вернулися обратно несолоно хлебавши?

— Да я тебя…

— Тихо, господа офицеры! Давайте говорить по делу!

— Да что там говорить! У мятежников двух полков не наберется. Местность им у Вышнего Волочка помогает, но численное преимущество за нас. Навалимся дружно, и магазины наши!

Слухи об огромный запасах зерна, о скопившихся в районе шлюзов барках, доверху заваленных провиантом, оказались той сладкой морковкой, за которой были готовы потянутся все питерцы от мало до велика, а корпусные квартирьеры — особенно. Если с амуницией и боеприпасами не было никаких проблем, то кормить многотысячную воинскую силу скоро будет нечем. А столицу — уже нечем. Генерал-фельдмаршал граф Чернышев топал ногами и требовал на совещаниях немедленного удара в юго-восточном направлении, который откроет путь на Москву.

— Румянцев уже на подходе к Оке. Все силы злодеев и возмутителей должны туда направиться. Разговоры о том, что Пугачев вот-вот выступит на Петербург не более чем враки. Он же не сумасшедший?

И граф, и командир корпуса, генерал-аншеф Петр Панин, сохранивший свое положение при дворе, несмотря на опалу старшего брата, не были уверены в истинности этих слов. Напротив, отчего-то с каждым днем они все больше и больше склонялись к мысли, что удар на Петербург и отрыв от войск Румянцева — это именно то, что предпримет самозванец. Это было настолько очевидно… Но время шло. «Маркиз» продолжал сидеть в Москве. Пришла пора атаки, согласованной по времени с южанами, и Чернышев буквально выпихнул Панина на другой берег.

Не успел корпус добраться до Новгорода, из Москвы пришла ошеломляющая весть. Разведка доложила: накануне своей незаконной коронации Пугач отправил армию на Петербург.

— Ты вот что, Петр Иванович, сделай, — решился на крайние меры Чернышев. — Беспристрастен я во мнении, что тебе с Емелькой не совладать. Опереди его. Ударь по Волочку, захвати магазины и быстро-быстро поспешай обратно за Волхов. Бог даст, продержимся за рекой до подхода Румянцева. А не то придется нам конину в котлы артельные пихать. Сожрем свою кавалерию.

Панину не требовалось объяснять прописные истины. Для того, чтобы батальоны смогли обеспечить на поле боя катящийся огневой вал, требовались месяцы подготовки. Про стрельбу нидерфален, когда первые пять шеренг 6-ти шереножного строя вставали на колено и первый залп выдавала задняя шеренга, а потом все остальные по порядку, можно смело забыть. Стрельба плутонгами, когда взвод за взводом поочередно вели огонь, также требовал немалого слаживания. Оставался лишь вариант залпового огня, который сразу превратится в беспорядочную стрельбу, толку от которой как от козла молока. Так что штык примкнуть, и ать-два на противника, выставив стальную щетину.

Полки корпуса заторопились, понукаемые старшим начальством. Им предстояло взобраться на валдайскую возвышенность. А в это время им навстречу, сначала по Волге, а потом по Тверце величаво и неторопливо следовала армада барок с Зарубинским егерским легионом.

Имея под боком озера, каналы, шлюзовую систему и великую русскую реку Волгу, организовать переброску шеститысячного легиона — не бог весть какая сложная задача. Но и не такая простая, как кажется на первый взгляд. Генерал Крылов лично руководил погрузкой полков, конского состава и артиллерии. Особое внимание было уделено телегам с многострельными артиллерийскими системами на телегах — продуктом самородного гения Чекалина, так хорошо зарекомендовавшие себя под Оренбургом.

Ефрейтор Сенька Пименов и его закадычный приятель Васятка только успевали хлопать разинутыми от удивления ртами. Думали, придется грязь по дорогам месить, а оно вона как повернулось. Расселись по лавочкам со всем удобством да и поплыли мимо заливных лугов да дремучих еловых и сосновых боров, густо облепивших берега с редкими вкраплениями деревенек. Харчевались во время коротких остановок — полевые кухни заранее доставили в нужные пункты, а потому задержек не случилось. Ложками поворочали в мисках, в кусты до ветру смотались — и поплыли дальше по прямому, как прошпект, каналу 17-ти саженные барки-плоскодонки, влекомые бечевой аль парусом, набитые егерями в неприметных зеленых куртках-мундирах.

Вышний Волочок встретил легион лесом мачт и гигантским затором у шлюза разномастных речных посудин. В год этот важнейший узел вышневолоцкой водной системы пропускал не менее пяти тысяч барок, и за лето скопилось их великое число. Настоящий затор, который еще разгребать и разгребать, когда будет восстановлено движение по каналам в сторону Петербурга.