Переход II (СИ) - Номен Квинтус - Страница 49

— Я не слышала, что он говорил тебе про парацетамол, но учти: он в качестве диагноста никто, а вот лечебник он просто гениальный. Если есть диагноз, то он лучше всех вылечить может, так что ты к нему за советами приходить не стесняйся. И особенно слушай, что он про препараты говорит: он все их сам и придумал, и лучше него вообще никто на Земле не знает, как их применять правильно. Да, а что он тебе про него сказал?

Когда Алексей вернулся с прогулки и стал быстро собираться в институт, Сона подошла к нему и с виноватым видом сообщила:

— Лена сказала, что они на тебя орали больше для профилактики, ты на них не обижайся. Еще она сказала, что снова придет в выходные, кое-что тебе про младенцев расскажет, из личного опыта. Мне она много рассказала, но не все, и говорит, что ты как врач поймешь ее, а я вот нет… И про цветы: мне они очень понравились, а ты не виноват, что такой запах сильный не почувствовал. И я тебя очень люблю…

— Я тебя тоже, солнышко мое. И Пашку… и просто немного сам распсиховался. А Ане я все же, чувствую, кое-что дополнительно объяснить должен, из того, что не успел в инструкции по препаратам написать. А ни на Лену, ни на Аню я не обижаюсь, они-то точно все правильно делали — и меня ругали правильно. Так что я где-то с месяц… нет, постараюсь недели за две все инструкции к моим лекарствам дополнить и вот тогда уже можно будет об этом совсем забыть. Врач-то я ведь и на самом деле паршивый получился… хорошо еще, что вовремя это понял. А девочки в институты-то успели? Я же их не смог отвезти…

— Я им такси вызвала, на автобусе они бы точно опоздали.

— Правильно сделала. Ладно, я поехал, а ты, если что, сразу мне звони.

— Куда, на кафедру?

— Ну… да, куда же еще? Ты никуда сегодня не собиралась ехать? Я тогда твою машину возьму.

И по дороге в институт Алексей много думал и случившемся с утра…

У Лаврентия Павловича было особое отношение к трудовому героизму: он считал такой героизм вещью совершенно естественной. Но при этом не забывал героизм и вознаграждать по-геройски, так что народ, работающий в подведомственных организациях, героичил с удовольствием. И не только на предприятиях Средмаша или Минрадиопрома, простые строители тоже старались героизм трудовой продемонстрировать. А так как госбюджет позволял создать достаточно мест для героизма на стройках, то в первую очередь этот героизм проявляли строители. Например, строители новых корпусов МИФИ: уже пятнадцатого марта началось строительство фундаментов сразу трех основных корпусов института (и двух «вспомогательных», то есть отдельно стоящих больших аудиторий). А началось строительство именно пятнадцатого потому, что четырнадцатого была закончена прокладка всех инженерных коммуникаций, а вместе с ними и котлованы под фундаменты были окончательно вырыты. Товарищ Первухин лишь с изумлением смотрел на сметы этого строительства — но тут ему даже подписывать никаких финансовых документов не требовалось: стройка вообще шла с финансированием напрямую из госбюджета. Но документы не финансовые ему на стол попадали: все же на эту стройку на Каширском шоссе почти все предприятия министерства из расположенный в европейской части страны отправляли бригады из своих отделов капстроительства. И. О. министра правда с трудом представлял, как на довольно небольшой площади могут разместиться более пяти тысяч человек, да еще и со всей необходимой техникой — но, похоже, товарищи архитекторы и строители это знали и никто на толкучку вроде не жаловался. И вообще архитекторы Лилье и Липницкий как будто соревнование устроили «кто быстрее и качественнее свои стройки закончит». С одной стороны, у Лилье вроде бы стройка по размеру была заметно меньше, но и здания у него спроектированы были куда как более сложные, а у Липницкого, хотя ему предстояло целый район построить, и народу было куда как больше, и вдобавок ему в помощь из Белоруссии почти целиком послали витебский областной стройтрест. Довольно «специфический»: по какому-то древнему постановлению строителям «в сезон» разрешалось работать по двенадцать часов в сутки и стройка у них шла вообще круглосуточно.

А привезенный опять-таки из Белоруссии «передвижной бетонный завод» обеспечивал своей продукцией обе стройки, никому предпочтения не отдавая. Так что «соревнование» выглядело честным и очень социалистическим. Например, Липницкий передал в помощь Лилье бригаду каменшиков, проявлявших чудеса производительности на кладке кирпичных стен, а Лилье послал на стройку жилого городка свою бригаду облицовщиков, которая не так давно в метро станцию каменными плитами отделала. В общем, стройка шла напряженно, но всех это напряжение лишь радовало.

То есть радовало всех причастных, а вот Алексей к этой стройке вообще никак не относился. Совсем никак, хотя в начале апреля он получил «обещанную» Леной Сталинскую премию за проект жилого квартала нового района. И Иосиф Виссарионович, вручая ему награду, с усмешкой заметил:

— По хорошему вас не награждать, а наказывать надо: из-за вас половина архитектурных бюро Москвы бросилась свои проекты переделывать и из-за этого сроки работ срывают. Но вы действительно придумали что-то исключительно красивое и удобное, уже не в первый раз, кстати, и мне уже интересно: когда бы обгоните по количеству премий товарища Ильюшина. И почему-то в том, что вы можете его обогнать, у меня сомнений нет. От души поздравляю вас… и вашу супругу. Ее отдельно, с тем, что сумела воспитать такого замечательного мужа, и вы ей это мое поздравление обязательно передайте…

Алексей поздравление, конечно же, передал, а Сона, лукаво улыбнувшись, заметила:

— Спасибо! Тебе спасибо, а товарища Сталина я уже поблагодарила: он мне сам позвонил и отдельно просил ему сообщить, передашь ты мне его поздравление или нет. Он что, тебе даже в такой мелочи не доверяет?

— Главное, что ты мне доверяешь. Пашка поел уже?

— Да, где-то полчаса назад.

— Вот именно, он поел, а я еще нет. И что у нас на праздничный ужин?

В конце апреля Алексею пришлось заняться еще одним делом, не особенно сложным, но все же: Яна вышла замуж. И это было замечательно, вот только у ее избранника была лишь комната в коммуналке, причем в этой комнате и родители ее мужа жили. Об этом Алексей узнал все же заранее и заранее же побеспокоился о отдельном жилье для «названной сестры». И «беспокойство» его было минимальным: он просто узнал (через Лену, точнее, через Виктора Семеновича), что на Соколе для преподавателей МАИ заканчивается постройка нового кооперативного дома, в котором четыре больших квартиры просто не нашли покупателей, а затем съездил в МАИ и записал Яну в этот кооператив. То есть члены кооператива с радостью девушку к себе приняли, ведь пока квартиры стоят пустыми, всем остальным нужно было за них платить. Собственно, поэтому Алексей и Марьяну туда записал, а с деньгами проблем здесь вообще не было. Причем не у Алексея не было, а у Петровичей: Марию Петрович внезапно (хотя и с большим опозданием) постигла Сталинская премия второй степени «за разработку технологии выращивания кур на птицефермах» (то есть за использование придуманного Алексеем антибиотика «в промышленных масштабах»). И награды с приличным запасом на две больших «трешки» хватало — но почему-то в Московском городском управлении жилищных кооперативов решение МАИшников никак не хотели утвердить. Постоянно требовали от девушек предоставления каких-то справок, затем говорили, что «справки не по форме составлены», придирались к прописке…

Лена, когда узнала от Соны о том, что вот уже месяц девушек мытарят, зашла к Алексею:

— Лёш, я бы и сама могла кому надо пинков надавать, но, боюсь, меня начальство за это взгреет сильно: официально-то я всего лишь участковый врач. А если ты сам Виктору Семеновичу пожалуешься… Я думаю, что в Управлении квартиры для кого-то из своих приберегают, вот и не дают состав кооператива утвердить. А Виктор Семенович с этим разберется, от такие дела любит.