Переход II (СИ) - Номен Квинтус - Страница 42

— То есть нам этого не дождаться.

— Не стоит впадать в пессимизм. Есть такая простая зависимость: в течение года при должном обеспечении исследовательских и конструкторских работ емкость таких накопителей данных увеличивается вдвое. То есть следующим летом у него будет тридцать два миллиона на носитель, через год уже шестьдесят четыре, потом сто двадцать восемь и так далее.

— То есть где-то лет через десять-двенадцать…

— Нет, это я рассказал о случае, когда никто никого не пинает, финансирование идет обычным образом, ученые в собственном соку варятся. Однако, если товарищей качественно попинать и выдать им принципиально новые идеи относительно способов хранения информации, а еще подключить специалистов из смежных и даже не очень смежных отраслей…

— Займешься? С финансированием мы поможем, крупно поможем.

— Прямо сейчас не займусь, пока сын обратно в человеческий режим дня не переключится, точно не займусь. И не потому, что не хочу, а потому, что физически не смогу этим заниматься. С таким сынулей мозги заняты не придумыванием новых подходов, а тем, чтобы он матери дал все же выспаться нормально.

— А если мы няньку опытную…

— Только хуже будет. Да и няньки у нас, можно считать, есть, причем сразу две — но дело не в том, чтобы что-то руками делать, а именно в мозгах. И с нянькой, даже самой опытной, я все равно буду постоянно думать о том, правильно ли она все делает…

— Ясно… ладно, а когда ты думаешь…

— Опыт показывает, что большинство таких детей-перевертышей в нормальный режим переходят в течение полугода, очень редко это дольше тянется.

— Какой опыт?

— Ну я же почти врач, с другими врачами до сих пор общаюсь, о том, что мне интересно, их расспрашиваю.

— Понятно… а этот, как его, Тяпкин, он без твоих пинков может с такой работой справиться?

— Вот именно он и сможет, только ему нужно будет дать человека, который его пожелания… скажем, к специалистам других отраслей поможет быстро реализовать. То есть это пока лишь мои предположения, но если вы товарища Тяпкина ко мне привезете… так же, в обед в институт, и я с ним поговорю, то, надеюсь, смогу точно сказать, справится он или нет. А так… я же его даже в глаза еще ни разу не видел, откуда я знаю?

— То есть ты с ним за обедом поговоришь и сразу… этот Тяпкин где сейчас, в Зарайске работает? Завтра будет здесь.

— Да, в любом случае денег потребуется немало, и вопрос лишь в том, тратить их придется много лет понемногу или сразу. Хотя я думаю, что если тратить сразу, то общие затраты окажутся меньше.

— Сколько нужно?

— Завтра. После разговора с Тяпкиным очень примерно скажу. Но вы меня и завтра всерьез не принимайте, смело умножайте то, что я выдам, на три — и это будут лишь первоначальные затраты.

— Да уж, тебя слушать… договорились, завтра еще раз встречаемся. С Тяпкиным и с товарищем, который ему межотраслевую связь обеспечит…

На следующий день Алексею пообедать вообще не удалось: товарищ Абакумов, как и пообещал, пришел в институт вместе с товарищем Тяпкиным и еще одним, имя которого он не назвал. И вместо столовой они уединились в кабинете, занимаемым первым отделом института. Уединились-то ненадолго, но в столовую Алексей опоздал: маленькая была столовая, а голодный студент все уже сожрал. Зато товарищ Абакумов, хотя сам, как он сообщил Алексею, мало что понял, результатом разговора остался очень довольным, и доволен он был, судя по всему, тем, что Тяпкин со встречи ушел сильно задумавшись. А Алексей ему всего лишь подкинул простую идейку:

— Марк Валерианович, на вашем жестком диске, насколько я в курсе, двести дорожек, так?

— Ну…

— То есть на одной дороже записано восемьдесят килобайт информации, или шестьсот сорок килобит.

— Больше, запись-то идет в помехозащищенном коде сразу.

— Да плевать, мне важен порядок величин. Диск крутится со скоростью в три оборота за секунду, то есть рабочая частота передачи данных составляет примерно тысячу… около двух мегагерц.

— Считать вы умеете.

— Но вы пишите на диск два уровня сигнала: ноль и единицу.

— А иначе-то цифровой сигнал и писать нельзя.

— А я вот думаю, что можно. У вас каждый домен принимает два значения: ноль или единица, и сейчас по техническим характеристикам аппаратуры более плотную запись вы пока организовать не можете.

— Мы работаем…

— И это тоже замечательно. А теперь представьте, что вы на домен будете записывать не два уровня сигнала, а шестнадцать. То есть шестнадцать фиксированных амплитуд, тогда каждый домен может содержать уже не один бит информации, а четыре. И чтобы обеспечить чтение записанной таким образом информации, вам потребуется по сути четырехбитный аналого-цифровой преобразователь, который сможет устойчиво работать на двух мегагерцах. А чтобы информацию так записывать, будет нужен цифроаналоговый преобразователь с такими же характеристиками. И если вы добавите в схему два таких преобразователя, то тем самым вы сразу увеличите емкость диска вчетверо.

— Интересная идея, она, пожалуй, могла бы и сработать — но только если такие преобразователи иметь.

— Вот тут присутствует товарищ, который вас сведет с людьми, которые эти преобразователи придумают и изготовят.

— Хм, а если поднять число уровней до ста двадцати восьми, то на двух доменах можно будет записать байт уже с корректирующим кодом, а при двустах пятидесяти шести…

— Пока давайте остановимся на меньшей цифре, я примерно представляю, как можно сделать ЦАП шестибитный, но насчет восьмибитного у меня уже уверенности нет. То есть я предполагаю, что даже шестибитники нужные люди ЦАП и АЦП сделают за пару месяцев, а вот на восьмбитник может и год уйти, и даже два.

— Но там же схемы примерно одни и те же!

— Схемы-то да, а вот технологии… Сейчас отлажена технология изготовления микросхем с шагом в пятьсот микрон, на пределе из нее получится хорошо если триста пятьдесят — и с такими размерностями шестибитный ЦАП на стандартный кристалл помещается, а вот на восьмибитник потребуется размеры элементов сократить уже раза в три. Со временем и это будет смотреться как детская забава, но пока технологию отработают, пройдет слишком много времени. Времени, которого у нас нет, так как вычислительные машины уже с ноября будут выпускаться серийно десятками штук в сутки.

— Я до ноября это сделать всяко не успею, даже если работы по повышению линейной плотности записи… отложить.

— А вас никто не просит увеличить емкость диска в шесть раз к ноябрю, и, скорее всего, хоть как-то задерживать работы по увеличению линейной плотности тоже не нужно. Как я понимаю, вам потребуется просто создать еще одно подразделение в вашем КБ…

— А кто нам на это фонды выделит?

— Мы выделим, — тут же отозвался товарищ Абакумов, — вы только скажите, сколько вам всего потребуется. Зарплат, штатных единиц, аппаратуры какой-то… Вам товарищ Сергеев это все и обеспечит, он, кстати, теперь у вас в первом отделе работает.

— И давно? — удивился Марк Валерианович. — Я его что-то не встречал на заводе.

— Уже час как, с того момента, как мы в этот кабинет зашли. Алексей, у вас еще какие-то предложения…

— Пока нет, я же сказал: голова другим занята. Но если что-то новое придумается, то я сразу с Марком Валериановичем все и обсужу напрямую.

— Договорились, тогда мы вас больше сейчас не задерживаем, вы же вроде обедать собрались. Спасибо за консультацию!

Ну да, собрался обедать. Алексей с грустью осмотрел пустые прилавки столовой и, немного подумав, решил две следующих пары пропустить. А когда он пришел домой, то увидел, как донелья радостная Сона крутится вокруг хлопающего глазами и радостно смеющегося Пашки: похоже, сын приступил к переключению на нормальный режим дня…

Глава 16

Павел Алексеевич переключился на «нормальный» режим настолько резко, что несколько дней Сона была просто в панике: что случилось с ребенком? Но ее довольно быстро успокоили сначала Лена, а затем и приведенная Леной участковая из детской поликлиники (а Алексею Лена шепнула, что и «детская врачиха с ней в одном подразделении служит»). И меньше чем за неделю у счастливого отца тоже «режим пришел в норму», по крайней мере он теперь обходился без «волчьего сна» и по выходным не спал целыми днями, а занимался вполне обычными домашними делами. Ну а по рабочим — учился и работал, и работать приходилось довольно много: у себя в институте он читал лекции по программированию и вел «лабораторные работы», то есть с сокурсниками (и, чаще, с другими преподавателями) прорабатывал теоретические знания с использованием «практической» вычислительной машины. Но большая часть его «преподавательской» работы состояла в обсуждении различных чисто технических вопросов преподавания совершенно новой дисциплины.