Переход II (СИ) - Номен Квинтус - Страница 19

Причем некоторые «завышенные требования» к красоте зданий имели весьма глубокий смысл: отделанные пустотелой керамической плиткой здания и энергии на отопление требовали меньше, и затраты на будущее обслуживание их заметно сокращались. А то, что в красивом районе просто приятнее жить, при этом оказывалось лишь «бесплатным приложением» ко всем прочим удобствам. Но удобством совершенно не бесплатным было транспортное обеспечение новых районов, и пока в Москве это «транспортное обеспечение» населения держалось исключительно на автобусах. В эти районы, конечно, и троллейбусные линии строились, и трамвайные пути прокладывались, и даже тоннели метро начинали тянуться, но все эти «удобства» требовали для воплощения немалого времени, так что пока все держалось именно на автобусах. А чтобы автобусов городу хватало, по инициативе Андрея Александровича с ЗИСа автобусное производство вообще было вынесено в область, в поселок Кудыкино: там получилось очень просто выстроить цеха, вчетверо большие по размеру, чем на московском заводе, да и жилье для рабочих строить места хватало. Ну а то, что число рабочих на самом ЗИСе сократилось почти на пять тысяч человек, было вообще замечательно: рабочие из Москвы уехали все же с семьями и жителей в городе стало уже тысяч на двадцать меньше. Невелика, конечно, убыль, но хоть что-то: в Москве уже собралось чуть меньше шести миллионов жителей, а недавно назначенный Главным архитектором города Михаил Посохин подсчитал, что для комфортного проживания в столице должно быть не более четырех миллионов, а лучше всего три с половиной. И определенных успехов в этом направлении удалось уже достичь, но до достижения результата было еще далековато — а людям нужно было ездить в разные места. Поэтому Андрей Александрович уделял большое внимание и Мосавтодору, заставив в том числе и руководства ЗИСа изготовить для города почти десять тысяч специализированных автомобилей для расчистки в зимнее время дорог от снега. И следил за тем, чтобы топливом Мосавтодор обеспечивался в требуемых объемах, так что дороги в отдаленные районы города всегда содержались в идеальном порядке. А по расчищенной дороге от Савеловского вокзала до Петровско-Разумовской ехать было всего-то минут десять…

Эти десять минут Алексей пытался вспомнить, осталось ли дома горчичное масло. Потому что Сона очень позитивно приняла ранее ей неизвестный рецепт приготовления квашеной капусты с этим маслом и сахарным песком. То есть просто с постным маслом капусту она и раньше с удовольствием готовила и употребляла, а вот с горчичным ей до свадьбы полакомиться не приходилось. Хотя бы потому, что горчичное мало и продавалось далеко не везде, и стоило дороже подсолнечного — так что Алексей старался всегда, когда ему горчичное попадалось, взять бутылочку. Но попадалось-то оно редко, а специально за ним ехать… Вот Алексей и раздумывал, стоит ли ему по пути свернуть на проезд Бутырского хутора: там, в выстроенных немецкими пленными домах, был продуктовый, в котором горчичное масло почти всегда в продаже имелось. Но магазинчик был единственным в немаленьком районе, и в нем всегда приличные очереди стояли, так что парень решил, что и с обычным маслом капустка в случае чего сойдет — и заезжать никуда не стал.

Но домой он поднялся, все еще пытаясь вспомнить, получится ли к ужину «правильную капусту» приготовить — и когда Сона взяла его за руку, он подумал, что она поведет его в столовую. А когда она завела его в кабинет, он даже не сразу понял, о чем его жена спрашивает.

— Ну, что молчишь? Я тебя спрашиваю: что это такое?

— Это… вообще-то это ордена и медали.

— Ух ты, а я-то, дура, и не догадалась! Я тебя спрашиваю, откуда у тебя эта куча орденов? И почему ты мне ничего о них не говорил раньше? И учти: если ты скажешь, что хранишь у себя ордена этой… Яны Петрович, то я вряд ли тебе поверю.

— Это мои ордена, я же тебе говорил, что в войну пришлось немного повоевать.

— Немного⁈ Ты же мне рассказывал только, что отбил эту Яну у полицаев, и даже не ты говорил, а она мне рассказала! А тут… ты что, людей убивал там толпами?

— Нет, людей мне убивать, по счастью, не пришлось. Я больше фашистов убивал и захватчиков всяких, а так же предателей. А не рассказывал потому что ты не спрашивала.

— Ага, если мама спросит, где телеграмма, — мы скажем. Если же не спросит, то зачем нам вперед выскакивать? Мы не выскочки, так что ли⁈

— Сона, счастье мое… я тебе так скажу: вспоминать о войне — последнее дело. Там было очень плохо, а с тобой мне хорошо, и я не хочу чтобы стало плохо не только мне, но и тебе. И не рассказывал, чтобы ты не волновалась лишний раз. И впредь рассказывать не буду…

— Ну… ладно. Хотя непонятно, за что в войну давали Героя труда. Я не буду тебя спрашивать, за что, но ты мне можешь хоть сказать, почему у тебя вместе с орденами значки какие-то лежат? Ордена-то — это награды от правительства, а значки…

— Какие значки?

— Вот эти.

— Это не значки, а тоже ордена, только корейские. Вот этот — Орден национального флага, что-то вроде нашего ордена Красного Знамени. А это — знак Героя Республики, он вместе с орденом Флага дается. Точнее, вместе со званием дается эта медаль и орден Национального флага.

— То есть как орден Ленина с о звездой Героя… но ты же говорил, что в Корее был там, где людей не убивают! А звание Героя…

— Я там в госпиталях показывал корейским врачам, как правильно раненых спасать. Ну и пострелял немножко, но не в людей опять же, а в империалистов-захватчиков.

— Очуметь! У меня муж, оказывается, трижды герой, а я ничего об этом и не знала! А если бы кто спросил, что бы я ответила? Стыдоба! А ты из меня дурочку делал, получается?

— Ну, во первых, ничего тем, кто спрашивает, отвечать не следует, мне почти все награды давали закрытыми постановлениями и о них кому угодно рассказывать не следует. И дурочку я из тебя точно не делал: они же все просто в столе лежали, я их не прятал, а просто не хотел тебя волновать лишний раз. И я не трижды Герой: первую звезду мне Сталин по просьбе товарища Кима вручил, потому что Ким Ирсен не успел меня до отъезда из Кореи наградить, а наградил потом, так что она не в счет.

— Получается, что вторую Звезду Героя ты уже после Кореи получил? За что? Нет, не отвечай, я поняла про закрытые постановления. Только давай так договоримся: я же для тебя не чужой человек, ты меня о таких вещах как-то предупреждай заранее.

— И как ты себе это представляешь? Сона, я тут отлучусь ненадолго, погероичить нужно, подвиг совершить — но ты не волнуйся и на ужин мне приготовь котлетки и жареную картошку.

— Тьфу на тебя! Ладно, я все поняла… просто обидно было. Но ты не думай, я не на тебя обижалась, а на себя, дуру такую…

— Сона, ты не дура, совсем не дура: дуры в МГУ после троек по физике в аттестате не поступают. Просто тебе повезло не узнать, что такое тотальная война, когда даже детям приходится воевать… а я тебе обещаю: если мне когда-нибудь еще какую-то награду дадут, я тебе про нее обязательно расскажу. Хотя и не хочется…

— Не хочется мне рассказывать?

— Не хочется награды получать. Потому что их дают, когда кому-то… когда всей стране плохо, а мне очень хочется чтобы ни стране, ни какому-то отдельному человеку плохо уже никогда не было. Чтобы не требовалось никаких подвигов совершать.

— Понятно… ладно, я никому про твои награды не расскажу и буду молча гордиться, собой гордиться. Гордиться тем, что такой герой, как ты, именно меня выбрал. И да, это все же значит, что я не дура. И, кстати, на ужин приготовила отбивные с картошкой. А сейчас еще капустку с маслом сделаем, с горчичным, как ты любишь.

— Я думал, что горчичное уже закончилось.

— Но я-то у тебя не дура: когда около университета его продавали, я две бутылки впрок купила. Ну что, идем ужинать?

До самого Нового года Сона и Алексей жили «как простые студенты», правда, как студенты, у которых есть своя огромная квартира, два автомобиля и которые в принципе не знают, что такое «не хватает денег на…» И новый год они праздновали дома, а к ним в гости и родители Соны вместе с сыном пришли, и приехали Яна Петрович с матерью и сестрой. У Яны как раз в жизни возникли «первые сложности»: из-за войны она пропустила два года в школе и только сейчас заканчивала десятый класс — и никак не могла решить, где ей учиться дальше. В принципе в школе-то у нее проблем с учебой не было, но на медаль она все же не вытягивала, а сдать экзамены в институт после даже очень неплохой, но все же деревенской школы было делом малореальным. А Мария, хотя и была учительницей и даже директором этой самой школы, дочери по-настоящему помочь не могла, все же она до войны только училище закончила и программу старших классов знала исключительно «по книжкам».