Шпионаж и любовь - Малли Клэр - Страница 72

Перкинс. – Ввиду неудовлетворительной позиции Польши, очевидно, нет возможности для оперативной миссии в этой стране» [82]. «Ради бога, не вычеркивай мое имя из списка, – ответила она серьезно, – помни, что я всегда рада отправиться и сделать что-нибудь» [83]. В ее письме звучит отчаяние, появляется даже нехарактерно скромное извинение за правописание. Вначале, когда речь идет о заявлении в ВВС, она умоляет Перкинса на несовершенном английском «написать и сказать им, что я честная и чистая польская девушка». Если это окажется безуспешным, запасным планом было десантирование в Германию, «чтобы вывести людей из лагерей и тюрем… прежде чем их расстреляют». «Мне бы хотелось это делать, – писала она, – я была бы рада выпрыгивать из самолета хоть каждый день» [84].

Кристина явно думала об отмене спасательных миссий «Фернхэм» и «Фламстед» в отношении лагерей в Польше. Она, вероятно, также знала, что Анджей теперь стоял на поле для гольфа Саннингдейл с Пэдди Ли Фермором, Говардом Ганном и другими в ожидании заброски в Германию, опережающей продвижение войск союзников с целью предотвратить многочисленные поспешные казни, которые происходили в лагерях по мере приближения конца войны[107]. «Пожалуйста, позаботьтесь об Эндрю и не позволяйте ему делать слишком большие глупости», – писала она Перкинсу [85]. Фрэнсис Кэммертс уже был отправлен в Германию в составе Специальных сил воздушной разведки союзников, сформированныхдля этой конкретной работы. В апреле он присутствовал при освобождении концлагеря Берген-Бельзен, где в течение нескольких дней после освобождения погибли 15 000 заключенных, главным образом от истощения и брюшного тифа[108]. Сомнительно, чтобы предложение Кристины присоединиться к этим миссиям было серьезным, однако следует учесть, что теперь УСО постановило: никто из женского персонала не должен отправляться в Германию «ни при каких обстоятельствах» [86]. Несколько месяцев спустя ее бывшая каирская знакомая, Лора Фоскетт, стала свидетелем «ужаса, недоверчивости на наших лицах, ошеломленной тишины, выходящей за пределы офиса», когда новости о концентрационных лагерях начали просачиваться из пресс-секции УСО, после чего последовали рулоны невыносимого фильма [87].

Затем мысли Кристины обратились к близким людям. Перкинсу удалось получить адрес ее брата в Польше, и она отправила ему посылку с едой и одеждой и, возможно, часть денег, полученных от Ксана Филдинга. Она попросила сообщить новости о ее муже Ежи Гижицком и направила письмо Альфреду Гардину де Шатлену, ее другу и коллеге по Стамбулу и Каиру, который занимался вопросами политических контактов, установленных во время операций УСО в Румынии. «Если это правда, что у него неприятности, – писала Кристина, – здесь есть люди, которые могут предоставить свидетельства, которые могут быть ему полезны». Глядя в собственное будущее, она даже послала заверения в «самой нежной любви» Габбинсу [88].

Война и жизнь продолжались. В апреле Зофья Тарновская вышла замуж за Билла Стэнли Мосса в греческой православной церкви в Каире, получив развод с Анджеем Тарновским. Их друзья из египетской королевской семьи устроили им великолепный прием.

Свадьба была организована отчасти потому, что Мосса собирались отправить в Сиам, и они знали, что он может не вернуться оттуда. Вдохновленная, Кристина попробовала последний способ обеспечить свою миссию. В документах УСО за апрель зафиксирован ее отчет о том, что поляки обратились к ней за помощью. «Кристина склонна время от времени преувеличивать, – писал автор, – но я чувствую, что в том, что она мне рассказала, есть нечто очень конфиденциальное» [89]. Но польской работы не последовало, и если это была уловка, чтобы подтолкнуть УСО к решению дать ей задание, игра была проиграна. Месяц спустя пришел ответ, в котором говорилось, что это «было бы замечательным решением для ее будущего» [90]. Однако к тому времени Гитлер покончил жизнь самоубийством, когда русские вошли в Берлин. Война в Европе фактически закончилась.

7 мая 1945 года, когда Германия подписала официальную капитуляцию, Кристину пригласили на праздничный бал, но она была не в настроении радоваться. Несмотря на то что Польша стала одной из первых победоносных стран-союзниц Великобритании, она понесла одни из самых больших потерь, включая свою независимость, значительную часть территории и более двух третей зданий столицы. Погибли почти шесть миллионов поляков, подавляющее большинство из которых, включая четверть жителей Варшавы, были гражданскими лицами. Общая численность погибших в стране составляла пятую часть довоенного населения. Еще 500 000 человек, в основном политические и военные лидеры и представители интеллигенции, были разбросаны по всему миру без возможности вернуться домой, среди них была и Кристина. День Победы, Победа в Европе, 8 мая, день триумфа британцев, был одним из самых мрачных в жизни Кристины.

После недели торжеств наступила демобилизация. Британские офицеры думали о доме, своих семьях, о прерванной карьере, которую теперь предстояло возобновить. Как член польского поместного дворянства, воевавшего на стороне союзников, чьи персональные данные были переданы НКВД англичанами, Кристина совершенно не надеялась вернуться в управляемую Советами Польшу. Ее британский паспорт, выданный в Будапеште сэром Оуэном О’Мэлли и дважды продленный с тех пор, был единственным документом, удостоверяющим ее личность, и срок его действия истекал в июле 1947 года. Она была практически без гражданства и почти сразу же стала бездомной. 11 мая, всего через три дня после того, как немцы ратифицировали свою капитуляцию, Кристина была уволена из Королевских ВВС. «После физических страданий и умственного напряжения на протяжении более чем шести лет, которые она отдала нашему служению… – пишет Ксан Филдинг, чью жизнь Кристина спасла во Франции, – она нуждалась, вероятно, больше, чем любой другой нанятый нами агент, в безопасности и обеспечении жизни. После ее выдающегося личного вклада в нашу победу она заслужила это. Однако через несколько месяцев после перемирия она была уволена с выплатой месячной зарплаты и покинула Каир, чтобы постоять за себя» [91].

15. Второстепенная гражданка

«Официальный разведчик в мирное время возвращается домой в Уайт-холл и занимается офисной работой… – написал один бывший агент УСО после того, как война в Европе была завершена. – Гражданская одежда больше не является бесстрашной маскировкой. Человек, который пойман, не будет застрелен на рассвете. Это больше не вопрос жизни и смерти. В большинстве случаев речь идет об обмене файлами между Министерством иностранных дел, Военным министерством и Скотланд-Ярдом» [1]. Бэзил Дэвидсон, друг Кристины по УСО из Будапешта и Каира, согласился, зная по личному опыту, как трудно было «приспособиться» к мысли, что ты не умрешь [2]. Было ясно, что Кристина не собирается легко найти переход к миру.

Одни бывшие коллеги Кристины жили лучше, чем другие. Джун Дартон, знакомая по Италии, была приглашена остаться в Сиене на несколько недель, а потом Генри Трелфолл подобрал ее на своей машине с водителем и отвез в оперу в Риме, «очень захватывающее занятие» [3]. Другие добродетельные сотрудницы Вспомогательного корпуса из Каира и Алжира «замечательно проводили время» на курсах по адаптации, с лекциями по выходным и поездками в музеи и галереи Флоренции и Венеции [4]. Но для большинства военнослужащих, имевших непосредственный опыт войны, демобилизация привела к потере поддержки или резкому ее сокращению, а зачастую к полному отсутствию работы. У Кристины даже не было дома, куда можно было бы вернуться, ни родителей, ни детей, ни карьеры, ни нормальной жизни вообще. «Холодные ветра безработицы начинают… довольно тоскливо насвистывать по улицам Лондона, – написала одна из ее знакомых по Вспомогательному корпусу. – Кажется, Кристина была одной из самых мудрых, когда спустилась на землю в Каире, сказав, что лучше будет бедной там, чем где бы то ни было» [5]. Но даже под ярким солнцем Кристине нужен был доход, чтобы поддерживать привычный образ жизни, а после напряжения последних лет ей также нужен был новый источник регулярного адреналина. Подобно многим, кто боролся с отвагой, верой и надеждой на протяжении всей войны, она больше всего страдала от того, что сама вскоре назвала «ужасами мира», политического предательства, бюрократической волокиты и, возможно, самой унизительной повседневной рутины [6]. Отрицая поражение, Кристина не готова была терпеть ничего из этого.