Шпионаж и любовь - Малли Клэр - Страница 17

Кристина жила у разных надежных друзей, которые не стали бы никому об этом рассказывать, но однажды ее узнал в многолюдном кафе один из случайных старых знакомых и через весь зал громко окликнул ее по имени: «Что ты здесь делаешь? Мы слышали, что ты уехала за границу!» [37]. Она отказалась признать себя госпожой Гижицкой, женой влиятельного иностранного дипломата, и уж тем более Кристиной Скарбек, про которую все знали, что она дочь еврейки, заказала еще кофе и намеренно не спешила уходить, как будто ей и вправду нечего скрывать. Тем же вечером она покинула Варшаву, потратив две недели на то, чтобы выехать из Польши – поездом, на телеге, пешком. Она собирала сведения о промышленном производстве в стране, о транзите немецкого провианта и боеприпасов, о расположении крупных армейских частей в глубине Польши и вдоль демаркационной линии, обратила внимание на то, что многие подразделения направляются к российской границе или в Румынию и Турцию.

Но один инцидент оказался для нее особенно удручающим: удержание нескольких тысяч баварских солдат в железнодорожных вагонах без еды в течение двух недель и их гибель. Поляков, которые пытались кинуть заключенным еду, убивали на месте. «Наконец их вывели, выстроили в шеренгу и расстреляли, – докладывала Кристина. – Говорят, они попытались поднять восстание». Она присматривалась и к настроениям в германской армии, к отношению солдат к польскому населению. Как правило, солдаты «были пьяны от водки, – отмечала она, – их целенаправленно таким образом поддерживали в хорошем настроении». В целом она чувствовала недовольство в армии, оккупанты боялись, «что если Германия проиграет, их всех убьют» [38].

Основная часть информации, которую получила Кристина от местных групп Сопротивления, касалась железнодорожных станций и перемещения военных и грузов по главным дорогам с момента оккупации. Путешествовать зимой было холодно и утомительно. Она проезжала и проходила мимо разрушенных деревень, через города со сгоревшими домами, мимо уничтоженной военной техники: взорванных танков, опрокинутых лафетов, сгоревших остовов автомобилей, мимо последствий бомбежки по колоннам польских войск и толпам беженцев. Все это происходило несколько месяцев назад. Вдоль дорог тянулись солдатские могилы, некоторые были отмечены крестами, видневшимися в снегу, а иногда – касками павших. Кое-где могилы были совсем свежими. Но Кристина знала, что ее работа крайне важна, фальшивые документы у нее были качественные, и, несмотря на расстрелы тут и там, в сельской местности она чувствовала себя в относительной безопасности; по крайней мере по сравнению со столицей. Она вернулась в Варшаву лишь для встречи с Витковским и для того, чтобы забрать небольшой пакет с микрофильмом, подготовленным к вывозу из страны. Затем – поскольку Закопане стало штаб-квартирой гестапо в горных районах южной Польши – она узнала, что Витковский готов помочь ей присоединиться к курьеру Союза борьбы, который действовал под именем Ян Гроджицкий. Он пользовался другим способом добраться до Будапешта.

«Гроджицкий» на самом деле был храбрым и умным дворянином – графом Владимиром Ледоховским. Его семья потеряла поместья в 1920 году, но Владимир обладал характерной самоуверенностью польского аристократа. По словам одной влюбленной дамы, он обладал также «взрывным интеллектом», а еще «сверкающими голубыми глазами с агатовыми прожилками… и мощным обаянием, которое остро чувствовали женщины» [39]. В ходе сентябрьской кампании он героически сражался в составе польской конно-артиллерийской дивизии, ему поручили защищать Варшаву. Ночью, накануне падения города, за тарелкой супа из фламинго, погибшего при бомбежке столичного зоопарка, Владимир получил от полковника разрешение нарушить формальный приказ и остаться, чтобы участвовать в Сопротивлении. Отличный лыжник, он переправлял послания Союза борьбы между Варшавой и польским посольством в Будапеште. В первый раз, при переходе границы в декабре 1939 года, он принес в Венгрию отчет о положении в оккупированной Польше. Затем пустил слух, что его послали в Париж, но на самом деле провел неделю в Будапеште, прежде чем тайно вернуться в Польшу.

Как-то вечером он встретил в будапештском баре Анджея Коверского, и они провели вместе несколько часов за бутылками красного вина, обмениваясь военными историями. Они могли бы стать друзьями, но потом Анджей вспомнил, как в сентябре возглавил успешную атаку на местную штаб-квартиру нацистов в Краковце и уничтожил целую группу противника, и потерей стал только элегантный загородный дом, в котором размещались немцы. Владимиру потребовалось усилие, чтобы подобрать слова: он родился в этом доме и должен был унаследовать его после смерти бабушки [40]. И это был не последний неловкий момент в их дружеских отношениях. Вернувшись в Польшу в марте 1940 года и купив билет на ночной поезд до Нового Сонча, Владимир обратил внимание на девушку, стоявшую за ним в очереди; ее миловидное лицо было наполовину скрыто тирольской шляпой с пером бекаса за лентой. Это была Кристина, и когда она присоединилась к нему в вагоне второго класса, он удивился изящной горной шляпке, строгому полупальто и рюкзаку – и отсутствию лыж. Он исподтишка наблюдал, как она зевает, словно кошка, пытаясь поудобнее устроиться, прежде чем заснуть. Наутро Кристина весело помахала билетом третьего класса, улыбнулась ему и исчезла в толпе. Несколько часов спустя Владимир прибыл на явку Союза борьбы и там, в передней комнате, увидел Кристину, которая расчесывала каштановые волосы [41]. Не в первый раз он отметил про себя, что она «замечательно хороша» [42].

За завтраком Кристина рассказала Владимиру, что покинула Солсбери и прибыла в Лондон, когда началась война, а теперь возвращается из первой поездки в Польшу по заданию британцев [43]. Затем поведала о своем отчаянном переходе через Татры, о телах замерзшей молодой пары. Не сообразив, что такими рассказами выдает свою истинную личность, она с ужасом услышала, как Владимир в общих чертах описывает, с кем она говорила в Варшаве, прежде чем назвать ее настоящее имя. Лишь тогда Кристина поняла, что ее будапештский круг общения включает не только Анджея Коверского, но и его друга Владимира Ледоховского, она слышала прежде, что он уехал в Париж, однако при встрече быстро смогла угадать, кто перед ней [44]. Он рассмеялся, довольный, но признающий ее сообразительность, а она нахмурилась в ответ[44].

На следующий день Кристина, Владимир и их проводник от Союза борьбы сели на поезд в сторону гор. Они старались не отличаться от местных и не походить на туристов, поэтому Кристина спрятала шляпку в рюкзак. Когда поезд медленно подползал к горной станции, уже смеркалось, они выпрыгнули на малом ходу – три тени, отделившиеся от полосы вагонов и скрывшиеся между стволами деревьев, а потом двинулись через лес. Вслед им раздалось несколько выстрелов, но их не задело [45].

После нескольких часов пешком по лесу, а затем по дорогам для перегона скота они стали увязать в снегу тем глубже, чем выше поднимались по склону, но смогли миновать низкие бетонные столбы, отмечавшие границу со Словакией. Чтобы отметить этот момент, Владимир притянул Кристину и поцеловал в губы. «Она поцеловала меня медленно и страстно, словно была к этому готова», – записал он потом в дневнике, а после она забралась на один из пограничных столбов, широко раскрыла руки и воскликнула: «Еще, еще!» [46]. Однако она ждала не новых поцелуев, а новой свободы и приключений, всего того, что составляло самую суть ее жизни. Пробираясь дальше по горам, которые Владимир позже назвал «заснеженной пустыней», они обменялись впечатлениями о первой встрече, говорили о том, как повезло им вот так внезапно наткнуться друг на друга. Но когда Кристина поблагодарила войну за освобождение от скуки и рутины, за возможность рисковать и переживать реальную опасность, Владимир резко возразил. Кристина сказала, что и Анджей Коверский «благословляет каждый день войны» за перемены в его жизни, которые избавили его от предсказуемого будущего быть фермером и «заурядным человеком, который заводит детей и пьет водку после сбора урожая» [47]. Владимир вынужден был признать, что «заурядность» – не то слово, которое подходит самой Кристине.