Окончательное решение (СИ) - "Нкаритош" - Страница 30

Но что-то понять удалось только, когда через вентиляцию в помещение начал поступать желтоватый туман с очень странным запахом. Как там говорил кроган? Маринованная мертвечина. Случайно вдохнув туман, турианка закашлялась и это привлекло внимание тюремщиков. Те тут же вскинули оружие.

— Оно в вентиляции! Казнить её!

Турианка попыталась было вспыхнуть биотикой, поставить щит, но имплант ударил током, сбив концентрацию и изогнув тело дугой. Она упала на колени, и боль стала куда более неописуемой, когда в тело ударили пули. В желтоватой дымке она смогла различить страх в глазах стреляющего батарианского ополченца. Или же ей просто показалось, и это блики на щитке. Всё это было уже неважно.

Затем боль стала нестерпимой, силы оставили её. Мир померк.

***

— Зверь в клетке. Раб, лишенный всего. Бьющийся в ограниченности своего тела и разума. Потерявший свободу и тела, и воли. Лишь игрушка в чужих руках, развлечение для голодной толпы.

Голос врезался в разум, заставляя его гореть. Но на этом дискомфорт закончился. Турианка внезапно поняла, что она жива, а тело двигается. И имплант более не жжется. Протянув руку к груди, она ощутила нечто упругое. Затем появился холод — она лежит на полу. На фоне раздается потрескивание пламени и мерный грохот. Орудие. Явно крупного калибра. Скорее всего танк.

Пошевелила руками, руки движутся, и открыла глаза. Камеры стали полутемными, горит только аварийное освещение, но для турианки это не проблема. Опустила глаза и ахнула. Грудная клетка представляет собой мешанину из обрывков ткани и сросшейся с ней желтоватой плоти. Именно от нее было то ощущение мягкости! Но при этом крови не видно, да и тело движется вполне нормально, боли нет.

— Да что за? — она рывком вскочила и только тогда поняла, что сделала это необычайно, даже слишком легко.

После автоматной очереди в живот вообще не живут. Тем более бегают и не прыгают. Но вот на полу кровь, правда почему-то желтоватая. И кусочки мяса и ткани одежды, заросшие желтой плесенью. Она сама покрыта чем-то желтоватым, а видимость в камере не самая лучшая из-за тумана. И голос! Точно, голос!

Осмотревшись, турианка поняла, что никого вокруг нет. Ничто не движется. Она прижалась к решетке, пытаясь выглянуть. Но там тоже никого. И наказания за контакт с решеткой тоже не последовало, а должно было. Странно.

— Кто здесь?

Голос громыхнул в голове, как выстрел артиллерии, заставив пошатнуться.

— Я? Я памятник всем вашим грехам. Я есть прошлое и будущее. Ты — раб, лишенный всего, но не утративший огонь. Ты приняла предложение крогана и питалась другими разумными. Запертый в клетке зверь, нужно лишь открыть дверь…

Турианка рыкнула:

— Нет! Я не сделала этого! Замолчи! Это ложь!

Но голос в голове не умолк.

— Ты сделала это. Ты стала зверем у них на поводке. И когда стала не нужна, они пристрелили тебя, как зверя. Ты более им не нужна. Никому не нужна…

Раздраженно турианка оглянулась, осматривая через дымку и алое аварийное освещение комнату.

— Я не сделала этого! Я жива! Ты лжешь! — биотика легко откликнулась, — покажись, и я покажу тебе, насколько мертва.

На это раздался лишь гулкий смех, словно дребезжание металла. И с той стороны к решетке подошло существо. Очень толстое, нет, раздувшееся. И мертвое, боз головы не живут. Но этот конкретный ходит. Он был батарианцем, но сейчас броня изрешечена пулями, голова отстрелена. И только характерные изгибы тела и модель брони выдают, кем он был при жизни. От готовы осталась только пара челюстей и шевелящийся язык, всё что выше, оторвало. Из груди торчат длинные усики с алыми нитями. Существо держало в руке автомат и двигалось несколько неуклюже. Оно со скрежетом открыло клетку и зашло в камеру, остановившись и повернувшись к турианке.

— Ты мертва. И этого не изменить. Ты не можешь более жить, не сможешь любить. Клетка забрала всё, но я предлагаю иное. Прими предложенье моё, цепи прошлые оборви, слово моё таково. Каково решенье твоё?

Но она не верила. Биотическая вспышка впечатала безголового батарианца в стену, но тот с хрипом встал.

— Смерть не настигнет его, ибо мертв он уже, как и ты. Смотреть предлагаю тебе и выводы сделать самой. Лишь слово скажи.

Последующей атаки не последовало. Очевидно, ей предлагают свободу. Но…

— А остальные? Батарианцы, рабы?

— Живых здесь более нет. Лишь тьма и мертвые вечный покой сторожат. Хочешь узреть, как в тишине зала хозяева вечность лежат?

Турианка еще раз осмотрела собственную перемолотую грудь. Раны очевидно смертельные. Но она жива. Вновь посмотрела на слегка покачивающуюся фигуру, остановившуюся с этой стороны решетки и пассивно стоящую напротив. Тут она заметила бывшего, а теперь такого же слегка раздутого однорукого саларианца, стоящего у тюремной консоли.

— Хорошо, открой дверь из блока. Я хочу посмотреть, что там снаружи.

— И было сказано сие. Единая с клеткой да мир обретет.

Решетка отъехала в сторону и турианка сделала шаг наружу, из клетки. На свободу. Сейчас она может отметить следы боя, произошедшего здесь недавно. И то, что бывший саларианец, словно лишившись управления, потерял интерес к консоли и безвольно смотрит вперед. Бывший батар же неспешно, неровно, побрел к выходу. Не задавая более вопросов турианка пошла за ним, осматривая себя и отмечая следы. Ранее серо-синяя кожа стала желтоватой, как и следы крови.

На стенах следы от пуль, но ни одного тела. Точнее тела обнаружились сваленные кучей в одной из камер. По помещениям в красной аварийной подсветке бродят существа. Такие же измененные бывшие жители, игнорирующие туман, иногда тихо ворчащие что-то под нос. Они бродили по помещениям, работали с консолями, собирали тела. Нашелся даже сварщик, с командой таких же измененных ремонтировавший бронетранспортер в ангаре. И ни один из них не обратил внимания на турианку, словно её и не было. Хотя она, по сравнению с остальными, выглядела весьма живой. Если на грудь не смотреть.

Следов боя так же было много. Очевидно, батарианцы пытались задержать противника и есть следы выстрелов, взрывов гранат. Снаружи слышны всё более громкие и настойчивые звуки боя.

— Да что там происходит то? — раздраженно спросила сама у себя Селиния.

Нет, понятно, что происходит. Но кто это, откуда они взялись и почему всё вот так? Она не испытывала ни малейшего сочувствия к защитникам этого места, что не удивительно, учитывая прошлое. Но, что странно, отвращения к искаженным телам она тоже не испытывала, что создавало некоторый диссонанс. Только некоторое любопытство и злорадство. Наконец, батары получили по заслугам. От удовлетворения она даже провела пальцами по сидящему на столе живому мешку с кучей щупалец. Тот обернулся к ней и прошуршал что-то своё.

— Вы отомстили за нас, — усмехнулась турианка, но всем вокруг было совершенно безразлично.

Конечно, любопытно, что они делают, но выйти наружу хотелось сильнее. Впервые за годы видеть мир не через крышу арены или решетку камеры. Слишком большой соблазн. И она сдалась под этим желанием.

Пройдя мимо баррикады, покрытой батарианской кровью и следами от пуль, Селиния вышла наружу через выбитые двери.

Прямиком в город. И он, ранее залитый солнцем, светящийся белым камнем зданий и зеленю садов, изменился. Дым, заволакивающий небо, желтоватые облака тумана, грохот и трассеры выстрелов. Мимо пробежала толпа бывших жителей города, таких же измененных и размахивающих хлыстами, в которые превратились их руки. С мрачным удовлетворением турианка отметила, что поработители и их слуги оказались неожиданно едины. Их объединила ненависть к еще живым.

— Единые в смерти, забытые и жестокие, такие одинокие , — ударил по нервам голос.

Турианка пошатнулась, глядя как толпа скрывается за поворотом. А за ними проехал танк, на броне которого ехали такие же измененные. Всё это вызывало некоторое отвращение пополам со злорадством. Как и осознание того, что батарианцы и рабы в одном строю идут свергать тиранов. Наконец-то.