Мученик (ЛП) - Райан Энтони - Страница 94

Лилат с умом выбирала мишени, вонзив одну стрелу в глаз грубияна с топором, а вторую – в высокую фигуру на другой стороне костра. Высокий упал тут же, а вот человек с топором остался на ногах и ковылял, кривя залитые слюной губы и всё пытаясь что-то сказать. Его спутники стояли и таращились, одинаково выпучив глаза от потрясения. Странная уродливость его кончины явно настолько их завораживала, что они глазели на него, вместо того, чтобы поднять оружие на смертоносного капитана, который только что завладел мечом.

Следующим я срубил остролицего с секачом. На нём не было бригантины или другой защиты, и меч легко вонзился ему в плечо. Я вогнал его достаточно глубоко для смертельного удара, а потом пинком отбросил тело прочь. Остальные злодеи наконец-то начали реагировать, и опьянение заставило их сопротивляться, вместо более разумного выхода – просто убежать в ночь.

Коренастый мужик с румяным лицом, потемневшим от ярости, бросился на меня с фальшионом. Я одним движением шагнул в сторону и парировал выпад, а потом хлестнул мечом ему по ногам. Он, задёргавшись, упал, а другой парняга с парой длинных ножей в руках в исступлении метнулся вперёд. Я качнулся в сторону от мелькающих клинков и сдвинулся влево, вынудив его – рычащего и колющего воздух – следовать за мной. Он сместился, высветив себя на фоне пылающего костра, и сделался отличной мишенью для следующей стрелы Лилат, которая попала ему в левую ягодицу, резко оборвав исступлённую атаку. Он остановился, бросив ножи, и схватился за стрелу – бесполезное занятие, поскольку добился этим только второй стрелы в рот. Его голова дёрнулась назад, потом вперёд, и он рухнул в костёр, взметнув в ночное небо облако искр.

Возле грубияна, который по-прежнему шатался и что-то мычал, на ногах остались только двое – самые молодые, судя по безбородым перепуганным лицам. Я бы пожалел их, если бы не знал наверняка, что уж они-то никого не жалели, когда грабили эту деревню. Один из разинувших рот юнцов явно был умнее другого, поскольку он побежал, хоть и не очень далеко, пока во мраке не пронеслась стрела Лилат и не проткнула его со спины. Второй бросил своё оружие – ржавый топор дровосека с лезвием в зазубринах, – и упал на колени, таращась на меня с неприкрытой мольбой.

– Малодушный… долбоёб! – прохрипел красномордый на земле, безуспешно пытаясь подняться на покалеченных и кровоточащих ногах. – Эта сволочь всё равно тебя убьёт! – Он крутанулся и смог дотянуться до своего упавшего фальшиона. – Так бы хоть умер в бою…

Я встал ему на спину и прикончил его ударом в основание черепа. Услышав свистящий голос, я поднял глаза и увидел человека с топором, который со стрелой в глазу ковылял в мою сторону.

– Порталы… – пробулькал он. В слюне, капавшей с его подбородка, уже виднелась кровь. – Леди обещала…

– Уж конечно, обещала, – сказал я и подошёл, чтобы нанести удар милосердия ему в шею. Однако, прежде чем я успел ударить, он рухнул ничком на землю, стрела при падении пробила череп насквозь, и он к счастью умолк.

– Капитан, прошу, – сказал коленопреклонённый парень с умоляющим выражением на лице и слезами на глазах. – Я ничего не делал. Пришёл на маяк Леди. Как и все мы. Когда война на севере закончилась, мы пошли за ней, но оказалось ей больше не нужны солдаты…

– Захлопни пасть, – сказал я ему, и он тут же послушался, и продолжал умоляюще таращиться на меня, пока не появилась Лилат, и при виде её он перепуганно всхлипнул. Она вышла из тени с другой стороны костра и двигалась от трупа к трупу. Все сомнения, какие только у меня оставались в отношении её пригодности к жизни воина, развеялись при виде того, как она без малейших колебаний погружает нож в каждое тело.

– Помазанная Леди, – сказал я парню. – Где она?

– В последний раз я видел, как она ехала на север, капитан. В свой замок, как мы слышали.

– То есть в замок Уолверн?

Он закивал.

– Теперь его называют Оплот Мученицы. Король отдал его ей в награду вместе с землями вокруг.

Я кивнул. Это имело смысл, и я не видел лжи на его губах.

– Она правда отправила вас на это? – спросил я, и он содрогнулся. Он бы, наверное, убежал, если бы сзади не появилась Лилат с окровавленным ножом в руке.

– Вот конкретно таких приказов она не отдавала, – промямлил парень. – Но её проповеди… они стали такими сердитыми. Кабы вы её слышали, то знали бы, как распаляют они народ на что-то ужасное. А что она сделала с другими мятежниками…

– Что за другие мятежники?

– Был там городок на юге, у побережья. Вроде как Мёрсвел назывался. Когда Леди привела роту к его воротам, они заперлись и выставили на стены головы истинно верующих. Говорят, Леди сожгла всё то место. Никого не осталось.

Я подошёл ближе, уставившись в его залитые слезами глаза.

– Ты сам это видел?

– Нет… – зашептал он, тряся головой. – Но потом видел пепел. Больше ничего не осталось. Вот почему, понимаете? Вот почему они думали, что всё это позволено…

– Они, но не ты, да? Мы нашли недалеко отсюда повешенного на дереве мальчика лет десяти от роду. Видимо это тоже всё они?

Его голова безумно затряслась.

– Клянусь, я тут ни при чём! Клянусь своей ёбаной матерью!

На этот раз я услышал ложь, хоть и щедро сдобренную отчаянным чувством вины. Он в полной мере поучаствовал в тех ужасах, что творила эта шайка в этой долине. Впрочем, я также не сомневался в его утверждении, что его друзья убили бы его, если бы он к ним не присоединился. Глядя в его немигающие отчаянные глаза, я вспоминал свою детскую преданность Декину, порождённую ужасом в той же мере, что и уважением или признательностью. Если бы он отправил меня резать керлов, то я наверняка бы послушался. Хотя Декин никогда бы такого приказа не отдал: у убитых крестьян много не наворуешь.

– Исчезни, – сказал я, отступая назад, и дёрнул головой на темноту за домами. – Расскажи о том, что здесь случилось, каждому подонку, которого встретишь. И, мальчик, – моя рука опустилась ему на плечо и крепко сжала, вызвав с его губ поток перепуганных благодарностей, – хорошо, если я больше никогда в жизни не увижу твою бесполезную рожу.

Лилат насмешливо смотрела, как юнец убежал во тьму.

– Почему этих, но не его? – спросила она, пнув по ноге мёртвого топорщика.

– Те, кто служит Помазанной Леди, знают цену милосердию. – Слова даже на мой слух показались пустыми, словно у старика, который бормочет старую шутку, давно решив, что она несмешная. Я отошёл, задевая сапогами пустые бутылки из-под вина. – Мне нужно выпить. Эти ублюдки наверняка что-нибудь оставили.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Вино наверняка было хорошего урожая. Настолько хорошего, что убитые владельцы спрятали его в подвале своего дровяника. И всё же мне оно на вкус казалось уксусом, когда я смотрел, как злодеи горят в собственном костре. Я уже много месяцев не напивался, а теперь желанное забытье оказалось недостижимым. После первых нескольких глотков искомое онемение никак не приходило, и я передал бутылку Лилат.

– Плоды герцогства Алундийского, – сказал я, глядя, как она подозрительно нюхает содержимое. – Наслаждайся.

От первого глотка она нахмурилась, но явно сочла вино достаточно приятным и бутылку не отпустила. Внешне её никак не заботило то, что она сейчас сделала, но её передёрнуло от громкого треска дров, свалившихся в костре с трупами.

– Ты был прав, – проговорила она, глядя, как языки пламени лижут тела. – Не как оленя.

– Ты хорошо справилась, – сказал я, натянуто улыбнувшись. – Настоящая таолишь.

Комплимент ничуть не разгладил её нахмуренный лоб, и она не отрывала глаз от горевших злодеев.

– На войне всегда так?

– Более или менее. Симпатичного мало, да?

Она покачала головой и отхлебнула из бутылки.

– Каэриты наверняка воюют, – сказал я, поняв, что раньше этот вопрос не всплывал. – А иначе зачем им воины?

– Есть… – она запнулась, подыскивая правильное слово, и, не найдя, остановилась на неуклюжем переводе: – плохие люди на кораблях. Они приходят с юга, где каэритские земли встречаются с морем. Таолишь сражаются с ними, и те не возвращаются много лет. Но всегда возвращаются, когда память стирается.