Мученик (ЛП) - Райан Энтони - Страница 74

– Вы её знаете? – спросил я. Ответ вопросом на вопрос – старый трюк, но эта старая душа оказалась слишком умной, чтобы на него купиться.

– Никаких игр! – отрезала она, поднимая палку, и больно ударила мне по макушке. – И не ври мне, мальчик. Я этого не терплю, и у моего внука очень острый топор.

Я потёр голову и осуждающе нахмурился, что не вызвало никаких явных признаков сочувствия или сострадания. Вместо этого она нахмурилась ещё настойчивее и снова подняла палку.

– Нет, она меня не посылала, – сказал я, поднимая руки. – Но я ей друг, а она – мне, как, думаю, вы и сами знаете.

– Друг. – Её губы презрительно скривились. – Глупое слово, одно из многих у твоего глупого народа. Она тебе не друг, мальчик. – Она снова присела на корточки, схватив палку двумя руками, и с явным опасением изучала меня. Я не нарушал молчание, и моё внимание привлекли безделушки, висевшие на шнурованном браслете на её запястье. По большей части бессмысленные кусочки абстрактного металла, но среди них был вороний череп, очень похожий на тот, что украшал браслет Райта много лет назад.

– Видел уже такой? – спросила старуха, заметив мой интерес.

– У моего… знакомого был похожий, – ответил я, не видя смысла врать. – Он тоже был каэритом. Колдуном, или, по крайней мере, так он утверждал.

Эти слова вызвали неожиданный смех, хотя и с оттенком презрения.

– Колдун, – повторила она, качая головой. – И что с ним стало, с этим каэритским знакомым?

– Его убили. Другой каэрит, честно говоря. – Я уставился старухе в глаза, желая увидеть её реакцию. – Человек, проклятый способностью слышать голоса мёртвых. Возможно, вы о нём слышали.

Я надеялся увидеть признаки страха, но вместо этого на лице пожилой каэритки появилось мрачное, понимающее выражение.

– Я слышала о нём. Полагаю, он тоже мёртв?

– Да.

– Ты его убил?

– Хотелось бы. Но это сделала другая знакомая, возвращая мне должок.

Она фыркнула и пробормотала что-то на своём языке – очередная фраза, которую моя память сочла нужным сохранить и получить перевод:

– Вот ведь, долго же тебе пришлось умирать. Но, по крайней мере, подходящий конец – умереть от рук тех, кому ты хотел подражать.

– Всегда было интересно, – решился я, поскольку женщина уже тревожно долго молчала, – что привело к этому проклятию? И как так вышло, что он бродил по землям моего народа в качестве цепаря?

– Цепаря? – спросила она, прищурившись. Я видел, что она поняла значение слова, хотя её голос был окрашен сомнением. – Вот так он провёл свои годы?

– Так. И был в этом ужасно хорош. Из-за… проклятья он отлично подходил на эту роль. Непросто сбежать с цепи, когда тени тех, кого ты обидел, нашёптывают твоему цепарю на ухо.

В её слишком ярких глазах блеснуло смутное, но различимое презрение, которое напомнило мне Сильду в те моменты, когда мой язык спешил впереди моих знаний.

– Ты ребёнок, – пробормотала она, и её голос снова звучал скорее задумчиво, чем пренебрежительно. – Ты заблудился в мире загадок, которые едва понимаешь. Надо бы тебя пожалеть, но я не стану этого делать.

Она хмыкнула и поднялась при помощи палки. Её голова находилась едва ли на дюйм выше моей, но мои чуткие инстинкты чуяли от неё ощутимую угрозу. Если бы она пожелала, то я бы здесь умер. В этом у меня не осталось никаких сомнений.

– Доэнлишь оставила на тебе свою метку, – сказала она, – а я – всего лишь мешок старых усталых костей, и её игры мало меня заботят. Но всё же, её метку нельзя воспринимать не всерьёз. Тебя накормят, а твои раны обработают. Со временем придёт Эйтлишь, и тогда мы будем знать, что с тобой делать.

– Эйтлишь? – спросил я, но моему следователю, видимо, надоел этот разговор. – Что это значит? – крикнул я ей вслед, когда она со стуком побрела к двери.

– Это значит, что моему внуку может и не придётся пачкать свой топор, – сказала она. Её последние слова прозвучали тихо, поскольку она уже вышла из сарая, но я всё равно их расслышал: – Или можешь просто свалить и сдохнуть в снегу, избавив нас от этих проблем.

Как и сказала старуха, еду мне сразу же принесли вместе с вонючим, но эффективным снадобьем для различных ран. А ещё дали какой-то горький напиток, который неплохо облегчал боль. Примерно день спустя хлеб насущный и лечение принесли мне возможность вставать, хоть и с большим напряжением и множеством стонов. По прошествии ещё пары дней я умудрился доковылять до двери своей неохраняемой тюрьмы. Распахнув дверь, я увидел в дюжине шагов покрытый инеем лес, но, глянув осторожно по сторонам, заметил очертания зданий. Из-за снега их сложно было различить, но у меня сложилось впечатление незнакомой архитектуры из-за широких скошенных крыш и низких стен. Среди зданий ходило несколько человек, которые по большей части лишь бросали на меня краткие пытливые взгляды. Отсутствие охраны у двери сарая говорило о том, что старуха своё желание, чтобы я просто ушёл, выражала совершенно искренне.

Дни шли за днями, нарастала скука, а мои хозяева относились ко мне всё более равнодушно. Регулярно я встречался только с одним каэритом – с хорошо сложенным парнем, который меня спас. Видимо, его роль спасителя так же означала, что ему ещё выпадала сомнительная честь кормить меня, и эту задачу он выполнял каждые три дня, ограничиваясь парой слов, несмотря на все мои попытки завязать беседу.

– Она ведь твоя бабушка? – спросил я однажды, когда он появился в дверях с мешком лука и хлеба. – Старая женщина с палкой, – добавил я, когда он в ответ лишь подозрительно нахмурился. – Вижу по твоему лицу. Тот же нос, тот же подбородок. Наверное, у неё есть имя? Как и у тебя, если уж на то пошло. Меня, кстати, зовут Элвин.

– Ешь, – приказал мой посетитель, бросая мешок мне под ноги. – И сри… – он запнулся, подыскивая верное слово, махая рукой в сторону леса, – … подальше отсюда. Ты воняешь хуже коров.

– Сэр, это невозможно. – Я улыбнулся. Он не ответил на улыбку, лишь развернулся и утопал прочь, не соизволив произнести больше ни слова.

Как часто бывает, когда тело выздоравливает, на следующий день моё состояние резко улучшилось. Дыхание перестало быть затруднённым, а разнообразные болячки утихли или даже исчезли. Улучшившееся настроение несколько омрачило осознание, что пульсирующая боль в голове вернулась, или я стал больше её замечать в отсутствие соперничавших с ней отвлекающих факторов. Дополнительно тревожило то, что у меня больше не было эликсира, способного избавить от пульсации, которая, как я знал, скоро станет гораздо сильнее, чем просто раздражающей.

Но всё же, мне нужно было отвлечься, и, отбросив страхи, я отправился в первую вылазку за пределы сарая. Похоже, каэриты не чувствовали нужды расчищать лес под свои жилища. Все эти одноэтажные дома под широкими крышами с небольшим уклоном были построены среди деревьев или в некоторых случаях вокруг них. Самые большие ставили в форме круглых зданий вокруг толстых стволов древних дубов или тисов. Я насчитал три десятка отдельных домов, прежде чем новый приступ пульсации не принудил меня уменьшить сложность задач. Боль была такой сильной, что мне пришлось остановиться, зрение затуманилось и сердце колотилось, пока я отдыхал, прислонившись к сосне на краю леса.

Когда пульсация наконец стихла – после глубоких вдохов и мучительных стонов, – моё зрение прояснилось, и я смог рассмотреть то, что было за западным краем деревни. Из широкой полосы изломанной, усеянной валунами земли, поднимался почти вертикальный утёс, образовывавший сторону пика, который мог бы посоперничать высотой с Сермонтом. Скользя взглядом по укрытым снегом валунам, я различил в их расположении определённую регулярность, казавшуюся слишком аккуратной для работы природы. Я вышел из леса, чтобы подобраться ближе, и разглядел прямые края и острые углы на упавшем камне, что могло быть только делом рук человека. Передо мной были руины, а не валуны.

Дальнейшее исследование выявило дорожки между плотными кучами обломков. Я понял, что когда-то это был городок, может даже крупный город, судя по тому, как лежал снег вокруг подножия горы. А ещё, пройдя по одной дорожке, я узнал, что она соединяется с несколькими другими в месте, из которого в сторону горы идёт уже более широкий путь. Когда я пошёл по этой дороге, мои новообретённые силы начали иссякать, и мне пришлось несколько раз останавливаться, когда ноги слабели, а боль в голове опять принималась раздражающе пульсировать. Не желая сдаваться перед недугами, я двинулся вперёд, чтобы узнать, куда ведёт эта артерия, поскольку удивительно, когда дорога проложена к отвесному утёсу.