Мученик (ЛП) - Райан Энтони - Страница 61

За всё это время мне нанесли несколько ударов враги, которых я не видел, благодаря ограниченному обзору через щель моего забрала. Никаких повреждений я не получил, помимо всплеска головной боли и струйки крови из носа. Когда схватки вокруг поутихли и стали менее яростными, из узких улочек перед нами вылетел залп стрел и арбалетных болтов. Предсказание Уилхема насчёт качества моих доспехов подтвердилось, когда от кирасы отскочил болт, едва-едва поцарапав металл. Нескольким из моих выживших новобранцев повезло меньше, и мне пришлось приказать остальным поднять щиты.

– Сегодня впереди ещё немало драк! – сказал я, снова приводя их в некое подобие порядка. Когда ярость битвы временно стихла, моё настроение испортилось, и от возвращения головной боли уменьшилось терпение. Да и вид такого большого количества мёртвых и раненых, усеивающих мостовую, тоже гасило всякие триумфальные порывы.

– Ты ранен? – спросила Эвадина, когда её высокая фигура показалась из клубов дыма. В северных районах города бушевали пожары, предположительно вызванные огненными шарами, пущенными осадными машинами. Пламя бросало сбивающие с толку отблески на и без того уже кошмарную картину, а едкая мгла от него ещё больше добавляла общей неразберихи.

Эвадина остановилась взглянуть на моё перепачканное лицо, когда я поднял забрало, за которым из носа капала кровь.

– Это ерунда, – ответил я, вытирая лицо.

С её лица не сходила тревога и, вкупе с чуть удивлённо приподнятыми бровями, это заставило меня задуматься, не включало ли одно из её видений мою ужасную смерть этой ночью.

– Надо объединиться, прежде чем двигаться дальше, – сказал я ей, оглядываясь назад на брешь и со страхом видя, что там нет подкреплений.

– Принцесса, наверное, всё ещё ждёт падения бастиона, – проговорила Эвадина. Быстрый осмотр надвратной башни – окутанной дымом, но в остальном нетронутой – привёл меня к заключению, что ждать Леаноре придётся долго. А ещё, судя по громкому шуму продолжающейся битвы, долетавшему из мрака к югу от бастиона, стало ясно, что лорду Элберту ещё не удалось провести роту Короны через их брешь.

– Похоже, королевскому защитнику требуется помощь, – сказала Эвадина. – Я возьму Первую роту. Стой здесь со Второй и отправь принцессе Леаноре весть о нашем успехе. Может, от волнения она всё пропустила.

– Герцогиня, – напомнил я Эвадине, когда она отвернулась. – Нам надо её захватить.

– Мы не сможем одни пробиться через весь город, Элвин. И к тому же… – на её губах мелькнула лёгкая улыбка редкого самодовольства, и она махнула рукой Суэйну, – на эту вылазку стоит пойти хотя бы ради того, чтобы взглянуть на выражение лица сэра Элберта, когда я его спасу.

– Лучше бы вы дали этому гаду умереть, – пробормотал я, заработав укоризненный взгляд, и она поспешила прочь, строить Первую роту в «копьё».

– Эймонд! – крикнул я, оглядывая окружающие кучи трупов и ошеломлённых фигур, охваченных тошнотой и замешательством, которые наступают после битвы.

– Он вон там, – сказала мне Вдова, кивнув в сторону маленькой кучки солдат поблизости. Она стояла в нескольких шагах от меня и тряпкой отскребала засохшую кровь с боевого молота.

– Эймонд, – повторил я, зашагав в ту сторону. Подойдя ближе, я увидел, что эта группа окружала стоявшего на коленях солдата, алундийского воина, судя по его доспехам. Доспехи были покрыты кровью и сажей, а на лице виднелось несколько ран. Но ему хватало сил махать алебардой в сторону солдат вокруг него. Охваченные жестокостью, они отвечали похабными насмешками и мучили раненого смельчака тычками клинков и ударами древков.

– Как тебе, сраный еретик? – спросил один, отходя от выпада алундийца, и рубанул его фальшионом, отчего алебарда выпала у парня из рук. Ещё несколько ударов, и алундиец уже лежал без чувств на земле.

– Тащите масло, – сказал другой. – Посмотрим, как эта грязь горит.

– Хватит! – сказал я, схватив потенциального поджигателя за плечо, и развернул его. Лицо Эймонда так исказила переполненная ненавистью злоба, что я не сразу его узнал. А ещё впервые в его глазах я увидел вызов. «Как у Эрчела, когда окажешься между ним и его жертвой», подумал я, глядя, как Эймонд берёт себя в руки.

– Прошу прощения, капитан, – сказал он, с трудом выдавливая слова из пересохшего горла, и отступил назад, склонив голову. Его спутник с фальшионом не так перепугался.

– Нахер прощение, – сплюнул он и решительно направился ко мне. – Этот уёбок убил моего кузена. Я воздам ему, и похуй, если вам это не нравится, капитан.

Нежеланная солдатская жизнь научила меня, что есть много способов привить дисциплину в своём подразделении. Часто заботливое слово или любезный комплимент завоёвывают сердца грубых или впавших в уныние. Однако перед лицом открытого бунта мало какие методы более эффективны, чем удар стальной перчатки, в полную силу нанесённый по лицу.

Попавший в цель удар вызвал облако кровавых брызг с белыми точками выбитых зубов, а фальшион мстительного рекрута загремел по булыжникам мостовой. Сам же он ещё немного покачался, озадаченно хмуря разбитое лицо, а потом рухнул. Когда я обернулся посмотреть на его товарищей, то увидел, что все они повторили покорную позу Эймонда.

– Поднимите этот кусок дерьма, – приказал я, указывая кончиком меча на солдата без сознания. – Когда очнётся, сообщите, что он с позором изгнан из роты. Если увижу его ещё раз, то прикажу запороть до смерти. Остальные – валите отсюда и отыщите своего сержанта. Ты, – добавил я, возложив на Эймонда всю тяжесть своего разгневанного взгляда, – бегом через стену и найди принцессу Леанору. Скажи ей, что эта брешь захвачена, и капитан Писарь смиренно предлагает ей послать сюда все войска, какие только возможно.

Я проследил, как он убежал, и помедлил, услышав, как алундиец приглушённо охнул:

– Прошу… – Один взгляд на его лицо, на побелевшую кожу под грязью и кровью, сказал мне, что ему остались считанные мгновения. – Моя жена… – пробормотал он, дёргаясь всем телом. – Мои дети… Они в Замке Герцога. Остановите… это… – Он собрался с силами, наклонил голову и встретился со мной взглядом, его глаза умоляюще блестели. – Остановите её… Вы… добрый человек… да?

«Не особенно». Я оставил эти слова несказанными, поскольку они были жестокими, а в тот миг я чувствовал себя слишком уставшим для такого. А ещё его слова вызвали во мне любопытство.

– Остановить кого от чего? – спросил я, присев возле умирающего алундийца.

– Герцогиня… – прохрипел он, содрогаясь и заливая подбородок тёмной кровью, поднимавшейся из глубины тела. – Она… решилась на это… Все они… даже моя жена. Это безумие. – Он снова дёрнулся и из последних сил махнул мне рукой, которая вяло опустилась мне на наруч и упала бы наземь, если бы я её не подхватил. – Вы… остановите их. – Он уставился на меня, и в его глазах застыла мольба о понимании, даже когда смерть их затуманила. – Вы… добрый… человек… – донёсся свистящий шёпот, который стих до шелеста, а потом раздался знакомый звук человека, испускающего последний вздох.

Отпустив его руку, я пошёл обратно до расположения роты и увидел, что Офила, как обычно, эффективно выстраивает выживших в подобие порядка. Осталось около половины, и я знал, что этот итог ночного сражения намного лучше, чем можно было ожидать. Но всё же моё сердце замирало при виде тел, лежавших вокруг бреши. Нельзя сказать, что я всех их хорошо знал, а некоторых не знал и вовсе, но эти солдаты были моими.

Прилетело ещё несколько стрел и арбалетных болтов с крыш и из окон, скорее досаждая, чем создавая настоящую угрозу. И даже эти неприятности прекратились, когда в северном районе разгорелся пожар, бросавший отсветы на облака сверху и постоянно взметавший фонтаны углей. Эта картина неизбежно вызвала в памяти воспоминания об Ольверсале, а конкретно о пекле, спалившем великую библиотеку. В голове с новой яростью пульсировала боль, бурлили скверные воспоминания, мне очень сильно хотелось убраться отсюда, и не было никакого желания становиться свидетелем смерти ещё одного города.