Герой (СИ) - Конычев Игорь Николаевич - Страница 27

— Это я, — к нам присоединился Распутин. Неизменно одетый в черное, чуть растрепанный и хмурый, он вышел из гостиной мрачным призраком и выжидающе уставился на меня.

— Здравствуйте, Григорий Ефимович, — пусть появление наставника стало для меня неожиданностью, но я быстро взял себя в руки. — Чем обязан?

— Обязаны вы Нечаеву, — фыркнул Распутин. — Он просил меня поговорить с вами о проклятых драгунах.

— Считаете, что я еще не все знаю? — тон наставника мне не понравился. Впрочем, справедливости ради стоило отметить, что он мне никогда не нравился.

— Есть кое-что, чему не учат в Академии, — Распутин понизил голос. — Но это касается лишь управителей проклятых драгунов. Мы можем поговорить наедине?

— Да, конечно, — я коснулся плеча хмурой Дарьи, ободряюще улыбнулся ей, а потом вновь обратился к гостю. — Пройдемте в мой кабинет. Там нам никто не помешает.

— Очень на это надеюсь, — проворчал Распутин и скрипнул зубами. Достав из-за пазухи небольшую фляжку, он отхлебнул из нее и быстро спрятал обратно.

Запах содержимого фляги был мне хорошо знаком — варево, которое пил управитель проклятого драгуна, чтобы сохранить рассудок и не кидаться на окружающих. Распутин с ним никогда не расставался.

13. Последние мгновения

Мрачный Распутин стоял у окна, словно бледный, облаченный в черные одежды скорбный призрак. Он скользил отсутствующим взглядом по внутреннему двору, не фокусируясь ни на чем конкретном. Это продолжалось уже больше часа, в течение которого наставник монотонным скрипучим голосом читал мне лекцию о драгунах.

В основном он затрагивал темы единения управителя и боевого доспеха, уделяя особое внимание психологической стабильности. Чем сосредоточеннее на задаче управитель, тем эффектнее драгун выполняет все указания. Особенность же проклятых доспехов заключалась в том, что у них имелись свои собственные задачи, под которые приходилось подстраиваться.

Распутин умело разложил по полочкам все, до чего я дошел на практике. Не забыл наставник и выразить сдержанное удивление тому, что с моим психологическим состоянием все в порядке — как правило, управители проклятых драгунов подвергались психозам уже спустя месяц не самого активного использования брони.

— Я просто самый спокойный в семье, — мне не оставалось ничего иного, кроме как изобразить святую наивность и безразлично развести руками.

— И спокойствия вам не занимать, — Распутин продолжал таращиться в окно, за которым стремительно темнело. — Ваших предков Чернобог сводил с ума одним лишь своим присутствием, а вы проводите внутри брони много времени, но умудряетесь сохранять здравомыслие. — Наставник резко развернулся на пятках и пронзил меня взглядом. — В чем ваш секрет?

— Григорий Ефимович, — терпеливо завел я уже хорошо знакомую нам обоим песню. — Вы сколько раз спросите, столько и услышите, что нет у меня никаких секретов. Не знаю, возможно, дело в самом Чернобоге. Может у меня в организме изменения какие-то имеются. Но мне все это неведомо. Вы сами знаете — я управитель, а не ученый.

— Знаю. — Сердито буркнул Распутин, вновь прикладываясь к фляге. — Вам крайне повезло, граф. Вы можете прожить нормальную жизнь, — наставник сделал небольшую паузу и снова посмотрел в окно, — если, конечно, не погибните внутри драгуна и не станете его частью, как десятки управителей до вас.

— Если моя смерть будет на благо Родины — не такой уж и плохой расклад, — я пожал плечами.

— Века агонии в оковах из абсолюта вы называете неплохим раскладом? — кривая, словно уродливый шрам, усмешка разделила бледное лицо Распутина на две части. — Вы уже видели их?

— Кого?

— Призраков вашего Чернобога, — наставник снова обратил ко мне темные глаза. — Я зову их тенями единого сознания. Отражения тех, кто встретил свою смерть внутри драгуна.

— Видел, — моя память услужливо воспроизвела в сознании образ созданных из тени воинов разных эпох.

— Они вас приняли? — Распутин приблизился и навис надо мной.

— Да, — я тоже поднялся и теперь уже сам смотрел на него сверху вниз.

— Это хорошо, — кивнул мой собеседник. — Значит, ваше единение с проклятым драгуном закончено. Мне вас учить больше нечему.

— Вы тоже проходили через подобное?

— О да, — Распутин снова усмехнулся. — Никогда прежде я не испытывал такой боли, как в тот миг. Уже больше трех сотен лет прошло, а воспоминания все такие же яркие.

— Три сотни лет? — мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не повысить от удивления голос.

— Я хорошо сохранился, — смех Распутина больше напоминал карканье старого ворона. — Долгая жизнь — это одновременно и дар, и проклятие воронёных драгунов своим управителям. Нас не берут болезни, мы излечиваем раны и используем силу боевых доспехов, но и плата высока…

— Вы говорите о злобе? О безумии?

— Нет, — покачал головой Распутин. Взгляд его сделался пустым и отрешенным. — Я говорю об одиночестве, которое дает долгая жизнь. — Тяжелая трясущаяся рука легла мне на плечо. — Запомните мой последний урок — не сближайтесь ни с кем, если не готовы страдать. Утрата братьев по оружию на поле брани — это одно. Но смотреть, как увядают близкие, когда ты остаешься таким же, как в миг единения с драгуном…

Распутин резко отвернулся и поковылял к выходу. Уже в дверях он замер и не оборачиваясь прошептал:

— Я бы сошел с ума сотни раз, лишь бы не видеть того, что пришлось. Лучше бы безумие окончательно сожрало мой разум, чем… — трясущиеся пальцы ссутулившегося Распутина сжались на дверном косяке, превратив тот в щепки.

Повисла гнетущая тишина.

Медленно повернувшись в дверях, мой наставник посмотрел на меня исподлобья и вытянул вперед раскрытые ладони:

— Знаете, скольких я похоронил этими руками?

Я промолчал, выдерживая его тяжелый взгляд.

— Слишком многих, — выдохнул Распутин, опуская руки. — И речь не только о семье. Далеко не все из моих учеников дожили до старости. Но я помню лицо каждого из них. Запомню и ваше. И знаете что? Возможно, вы были правы… — мужчина вновь опустил плечи и собирался уже уйти.

Остановил его мой вопрос.

— Прав в чем?

— В том, — не оборачиваясь, ответил Распутин, — что смерть внутри драгуна не так уж и плоха.

— Тогда почему вы не сражаетесь, а учите других?

— Это не мой выбор, — покачал головой управитель. — Такова воля государя. Он решил, что в Академии я принесу больше пользы для Российской империи, нежели внутри драгуна. И это так. У каждого из нас свой путь, и мы должны пройти его, сколь бы тернист он ни был. Прощайте, Михаил.

— Всего вам доброго, Григорий Ефимович, — сказал я в спину удаляющемуся гостю.

Правила приличия требовали от меня проводить Распутина до дверей. За весь путь он не проронил ни слова. Ничего не сказал и покидая особняк, лишь скупо кивнул мне и был таков.

— Весьма неприятный в общении мужчина, — едва слышно прошептала Дарья. Она наблюдала в окно, как Дея закрывает ворота за покинувшим наш дом гостем.

Распутин растворился в тени за оградой или же растаял в льющем с темного неба дожде. Но эхо его слов все еще звучало в моих ушах. Оно становилось лишь сильнее, когда я смотрел на Дарью. Она тоже проклята своим даром, но продлит ли он ее жизнь? Или скорее отнимет мою?

Ответов на эти вопросы у меня не было, как и времени, чтобы искать их здесь и сейчас. Сначала следует разобраться с рыщущими вокруг Москвы французами, затем с Великим Полозом, а там и поглядим, куда приведут нас с невестой дороги даров и проклятий.

— Что-то не так? — Дарья встревоженно взглянула на меня. — Что он тебе сказал?

— Прочитал очередную лекцию о тонкостях управления проклятым драгуном, — отмахнулся я, не желая огорчать и без того хмурую девушку.

— И о чем только думал Нечаев, когда попросил Распутина явиться? — соболиные брови Дарьи сошлись на тонкой переносице. — Разве тебе сейчас до обучения?

— Учиться — никогда не поздно, — важно изрек я и добавил, заметив за оградой свет фар. — А о чем думал Нечаев, спроси у него сама. Он как раз явился.