Становится жарко (ЛП) - Мартин Миранда - Страница 6

Гершом всегда невиновен. К сожалению, у нас нет правил, запрещающих высказывать своё мнение.

Розалинда смотрит на меня и ждёт, а я всё ещё не знаю, что сказать.

— Он что-то задумал, — говорю я, заполняя пустоту. Она ничего на это не говорит, ожидая, чтобы я пояснила. — Я не могу точно сказать, но да, у него есть план.

— Как ты думаешь, что это может быть?

— Не знаю, может, переворот? — Я смеюсь, говоря это, но смех тяжело разливается между нами.

Розалинда даже не улыбнулась в ответ. Я сказала это легкомысленно, но в тот момент, когда я это сделала, идея приобрела вес. Слишком большой вес для чего-то столь нелепого. Как он вообще это сделает? Зачем ему это? Что он выиграет?

— Что ты видела? — она спрашивает. — Подробнее.

Закусив нижнюю губу, я думаю о том, что увидела, а затем говорю. Розалинда слушает, задавая некоторые вопросы, казалось бы, наугад. Когда я дохожу до того, что видела сегодня в столовой, а точнее не видела, она закрывает глаза и кивает.

— Хорошо, — говорит она после долгой паузы.

— Хорошо? — спрашиваю я, сбитая с толку её ответом.

Розалинда открывает глаза и улыбается, но я знаю её достаточно хорошо, чтобы уловить признаки напряжения. Улыбка не доходит до глаз, уголки рта дрожат, желая выпрямиться.

— Да, — говорит она.

Что-то мелькнуло в её глазах, и мне кажется, что она решает, что мне рассказать. Я сижу и жду, зная, что она скажет мне то, что считает лучшим, и ни слова больше. Мгновения текут в тишине. Мои нервы на пределе, я испытываю желание знать, я понимаю, что мне могут не сказать всего.

— Он скоро будет действовать, — говорит она, нарушая тишину между нами.

— Серьёзно? — восклицаю я, потрясённая, позволяя словам выскользнуть из головы прежде, чем я обдумала их.

Розалинда кивает, медленно и обдуманно.

— Да, — говорит она. — Он планирует что-то большое. В его действиях есть закономерность, и я могу с уверенностью сказать, что он к чему-то ведёт. Это произойдёт скоро. Нам нужно быть настолько готовыми, насколько это возможно.

— Но что? Что он может сделать?

— Чего он не может сделать? — она спрашивает.

Мои плечи опустились и мне трудно дышать. Вот мы боремся за выживание, а этот засранец даже сейчас пытается захватить и консолидировать власть. Власть над чем? Каким бы ленивым он ни был, если бы он был главным, мы бы все умерли от голода за месяц. Змаи — наш лучший, а вскоре и единственный источник пищи, но риторика Гершома не позволяет им помогать нам. Если только он не планирует превратить их в каких-то рабов.

Удачи с этим. Я видела сражающегося змая и знаю, что ни у кого из последователей Гершома не будет шансов.

Если только они вдруг не стали сильны, как они или…

— Они… — я не могу заставить себя произнести эти слова. Розалинда наблюдает, ожидая, пока я разберусь во всём сама. — Конечно же, нет.

Мои мысли мечутся. Этого не может быть, но разве я не читала сообщение о том, что часть тайника с оружием, привезённого от пиратов, пропала? Он бы не стал. У него не могут быть такие большие яйца.

— Именно, — говорит Розалинда, как будто читает мои мысли. — Теперь, моя дорогая Сара, ты действительно всё знаешь.

— Проклятье, — выдыхаю я. — Что нам делать?

— Ничего.

— Ничего? Но мы не можем! Мы должны… арестовать его или забрать оружие обратно. Что-нибудь. Мы должны что-то сделать!

— Арестовать его с какой целью? По каким обвинениям? Он не совершил ничего, что можно было бы назвать доказуемым преступлением.

— Это не имеет значения, его нужно остановить! Ради общего блага!

Розалинда наклоняется вперёд, кладёт обе руки на стол и поднимается на ноги.

— На протяжении всей истории человечества во имя «высшего блага» было причинено ещё больше вреда. Если я больше ничему тебя не научу, усвой один этот факт. Мы всегда должны действовать в интересах соблюдения основных прав человека. Всегда, независимо от того, какова может оказаться плата. В тот момент, когда мы нарушим правила, мы потеряем всё.

— Но на карту поставлено само наше выживание, — утверждаю я.

— Так было всегда, — говорит она. — Всегда. Может быть, здесь, в этой ситуации, это более явно, потому что нам не хватает самых основ жизни. Это не меняет основополагающих истин. Если мы нарушим собственный моральный и этический кодекс, то в долгосрочной перспективе мы проиграем.

Я хочу с ней поспорить. Кричать ей в лицо, пока она не образумится. Меня трясёт, я так зла. Вскочив на ноги, я расхаживаю взад и вперёд перед её столом. Моё уважение к ней слишком велико, чтобы позволить мне сделать что-нибудь ещё.

Потом меня осенило. Причина, по которой я так зла.

Она права.

Мы находимся на распутье, и Розалинда это знает. Будущее, которое она видит и к которому ведёт нас, является более светлым и зависит от основной веры в права человека. Но, по её мнению, речь идёт не только о правах человека. По её мнению, это «Право на жизнь». Основные, фундаментальные право всей жизни, будь то человек или змай, или любой другой вид инопланетной расы, с которой мы можем столкнуться.

Медленно делая круг, я вижу перед собой тропы. В той, которую я бы выбрала, мы стали бы не лучше самого Гершома. Изменив правила, чтобы они соответствовали нашей собственной версии высшего блага. Кто решает в чём высшее благо? Я? Совет? Горстка незнакомцев в тёмной тайной комнате?

Нет. Розалинда права, и я пойду за ней до конца.

— Чёрт возьми, — бормочу я.

— Я знаю, — говорит Розалинда, снова садясь на своё место. — Видишь, именно поэтому я выбрала тебя.

Возвращаюсь на своё место, тяжесть снова оседает на меня, а гнев угасает. Как я смогу стать такой же, как она?

— Почему? — выпаливаю я.

Она выгибает идеальную бровь.

— Почему ты выбрала меня? — я повторяю.

Розалинда улыбается.

— Этот вопрос возник уже давно, — говорит она.

Я пожимаю плечами в ответ. Я думала об этом много раз, но никогда не позволяла себе его озвучить.

— Потому что, Сара, ты была милой и наивной.

Мой желудок сжимается, как будто она только что ударила меня в живот. Наивная? Она выбрала меня, потому что я был наивна? Мои щёки покраснели, и слёзы подкатили к глазам.

— Что? — Я задыхаюсь, моё горло сжимается.

— Да, я сказала наивная, — продолжает она. — Однако не пойми неправильно. Наивна в том смысле, что ты видишь в людях только лучшее. У всех. Ты никого не судишь заранее. Это редкая черта, качество, которым я восхищаюсь. Любой, кто взял бы на себя эту работу, должен был иметь её. Я имею дело со слишком большим количеством разных людей. У меня не может быть предвзятого мнения о них, и у тебя тоже. Мы должны дать им презумпцию невиновности. Более того, мы должны предоставить им возможность быть больше, чем они кажутся. Пусть они поднимутся выше. Я поняла, что если награждаешь человека лучшими качествами, они реже тебя подводят.

— Ох, — выдыхаю я, когда мой рот открывается, а в животе затанцевали бабочки.

Розалинда улыбнулась.

— А это твоя лучшая черта.

Я тяжело сглотнула, сердце заколотилось в груди, я кивнула, не в силах говорить. Я теряюсь, зажатая между слезами и смехом. Едва могу сдержать взрывные эмоции, которые охватили меня.

Розалинда терпеливо ждала, пока я приходила в себя.

— Спасибо, — говорю я, когда наконец обретаю контроль над собой.

— Не за что. Сара, мне нужно кое-что от тебя. Если ты не готова к этой задаче, пожалуйста, скажи. Я не буду тебя заставлять.

Всё остальное исчезает, когда я с любопытством склоняю голову набок. Она никогда раньше не высказывала подобных просьб, что бы это могло быть?

— Хорошо, — соглашаюсь я, желая узнать, в чём проблема.

— Мне нужно, чтобы ты проникла в его лагерь.

— Сегодня? — спрашиваю я дрогнувшим голосом.

— Да, нам нужна информация. Мне нужно, чтобы ты вошла туда и делала то, что обычно делаешь. Наблюдай, собирай информацию и возвращайся с ней в целости и сохранности.