Курсант: Назад в СССР 14 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 24

— Слышь, паря, — проговорил он, обращаясь ко мне и отпивая портвейн прямо из горла, — ты, я смотрю, бессмертный?

Шёл прямо ко мне, не торопясь, с бутылкой в руке. Уверенно, как тот, кто привык, что его не перебивают. Остальные пока не двигались, ждали от своего главаря показательной сцены для чужаков, что вторглись на их территорию. Орлов тоже сзади замер, но я чувствовал его присутствие по нарастающему сопению, и знал, что на майора можно рассчитывать, а пока он просто прикинулся памятником — выжидал.

— Что за собрание? — грозно спросил я и, ткнув пальцем на пленника, добавил: — Какого хрена вы его пинаете?

— Ха! Ну точно бессмертные! — воскликнул главарь, всматриваясь в наши лица, голос у него хриплый, прокуренный. — Ну и кто вы тут такие? — Хотя… Какая разница. Всё равно без подарочка не уедете. Так что, земеля, в живот или по роже?

Я краем глаза заметил, как Орлов дёрнулся к нагрудному карману. Удостоверение, наверное. Стоп. Я слегка качнул головой ему. Здесь это не работает. Здесь закон другой — в лесу и прочих глухих местах слушают сильного, а не того, кто с ксивой.

— В нос, — ответил я.

— Чего? — рокер даже прищурился от удивления, думая что ослышался.

Но я не стал повторять.

Шаг вперёд, корпус чуть влево, нога за опорную, и удар — короткий, точный, выверенный, как на тренировке. Кулак вошёл в переносицу с глухим хрустом. Я почувствовал, как под костяшками промялись хрящи.

И тут же его голова запрокинулась, тело не удержалось — и наглый в косухе рухнул навзничь.

Бутылка портвейна вылетела из руки, покатилась по траве. Пауза. Мир вокруг замер, только слышно, как комар пищит. Никто не засмеялся, никто не рыпнулся. Все просто охренели от моей наглости.

Но в следующий миг на поляне сразу зашевелились. Мотоциклисты повскакивали с мест. Кто схватился за бутылку, кто — за складной нож, кто просто кинулся вперёд.

— Назад! — рявкнул я, одновременно вскинув руку с пистолетом.

Бах!

Грохнул выстрел. Сочно, чётко. В темноте эхо прокатилось по лесу, где-то вспорхнули птицы.

Бах!

Я дал второй выстрел — в землю, под ноги самому резвому: морда в шрамах, усатый, в высоких сапогах. Пуля пробила почву у самого носка, он отшатнулся, затормозил.

— Всем стоять, — бросил я, теперь уже холодно и ровно, без крика. — Первому, кто дернется — прострелю колено. Второму — выстрелю куда придётся.

И снова повисло молчание. Ни звука. Только потрескивает костёр, да парень, которого они до этого попинывали, мычит, покачиваясь на корточках. Видимо, совсем перепугался.

Рокеры смотрели, не мигая, одни — с ненавистью, другие — со страхом. Я видел, как один из них — моложе, с цепью на куртке — упёрся в нас взглядом, думал, рискнуть или нет. Типичный уличный расчёт: сколько нас, сколько их, успеет ли перехватить пистолет.

Но рядом уже стоял Орлов. Напарник не дергался, спокойный, как лед. Рука его демонстративно держится в кармане — показывая, что там у него тоже оружие, или нож, или пистолет. И это тоже сработало. Ведь КГБ-шник, несмотря на то, что был пустым, выглядел в ночном лесу очень даже опасно.

Я стоял с пистолетом в руке. Магазин уже не полон патронов. Вокруг — десять, может, двенадцать человек. Не армия, но и не компания интеллигентов. Контингент не самый законопослушный. Если нападут смело и разом, даже пистолет не спасет.

Но человек — существо трусливое. Первым под пули никто не желает лезть. Может, кто-то из них и считал про себя расход патронов. Видели, что у меня в руке обычный ПМ, восьмизарядный. Один — в воздух, второй — в землю. Осталось шесть. Но если нападут, то кому-то достанется пуля, например, в живот, и повезет ещё, кому в колено. И никто не хочет быть тем самым первым или везучим.

— Сейчас вы садитесь на свои драндулеты, — произнёс я ровно, — и сваливаете в закат… Считаю до трех. Кто не сядет на свой мотоцикл — тот останется в лесу. С дыркой в бензобаке. Или в животе. Это как получится.

В ответ сопение, зырканье гневных взглядов.

— Раз… Два…

На «три» я уже навёл ствол на бензобак ближайшего «Урала».

— Всё-всё, дядя! Не шуми! — поднял руки один из них. — Уходим мы, уходим!

Началась суета. Главаря подняли. Портвейн разлился, кто-то опрокинул банку с тушёнкой. Моторы захрипели, фары замигали. Никто даже не спорил. Вскочили на мотоциклы и, буксуя на влажной траве, унеслись в лес. На несколько секунд шум поднялся такой, что казалось, в лесу снова началась война. А потом все стихло.

Орлов подошёл ближе, посмотрел им вслед.

— Отпустил? — спросил он, не осуждающе, просто с интересом. — А если они что-то видели?

— Не видели, — бросил я, не убирая пистолета. — Если б видели, так не сидели бы беспечно, не пинали пацана. И судя по остывшим углям, геолог уже больше суток как пропал, а эти тут явно недавно, даже трех бутылок портвешка не выжрали. Но в «записную книжку» своего мозга я номера их мотоциклов вбил. Если понадобится — найдём потом, допросим каждого. А сейчас — у нас другой свидетель на земле валяется. Вот с ним и поговорим.

Я кивнул Орлову на него и подошёл. Парень лежал у дерева, обняв колени. Куртка рваная, лицо в грязи и ссадинах. Шея — вся в багровых пятнах. Лица я его не видел, он упорно на нас не смотрел, отворачивался, будто боялся или еще что-то. Я присел, взял его за плечо:

— Вставай, дружище… Ты кто?

Он поднял голову. Лицо перекошено. Глаза водянистые, глуповатые. Узнал меня — и вдруг всхлипнул:

— Д-дядь Андр… А-Андрей…

— Гриша?.. — воскликнул я. — Твою ж…

Это был он. Лазовский-младший. Мальчишка-дурачок, грязный, побитый, с рассечённой губой и взлохмаченными волосами. Весь дрожал.

— Ты чё тут, а? Опять, что ли, из дома сбежал? Ну…

— Я… я гулял, — пробормотал он, с трудом ворочая языком. — Я пошёл, а там… там дяди. Много дядей. Они… они пить дали мне. А я не пью, мне мама не велит. А они — бах! — в грудь. Потом — по лицу. Я упал, а они ногой, ногой…

Он завсхлипывал — обиды и удивления скопилось много.

— Всё, всё, спокойно, — я потрепал его по плечу. — Живой? Кости целы?

Он кивнул.

— Голову не кружит?

— Не… Только ва-ва…

Я помог ему встать. Он шатался. Орлов подхватил парня с другой стороны, взял под локоть.

— Поехали, Гриша. Домой. Тебя ждут там — опять, наверное, отец пошел в милицию заявление о пропаже сына писать. А ты… Эх, Гриня, Гриня.

Он кивнул и прошептал:

— Мне мамка скажет… не ходи один… а я опять пошёл…

— Скажет, скажет, — кивнул я. — Но ты же теперь не один. Мы с тобой.

Я уже собрался вести Гришу к «Волге», к автомобилю Орлова. На ходу бросил:

— Где у тебя машина?

Орлов кивнул куда-то в темноту, за ельник:

— Там, дальше… За просекой. Спрятал, чтоб не бросалась в глаза.

Я собирался шагать, но взгляд невольно зацепился за боковой карман Гришиной куртки — старой, с затёртыми локтями. Из кармана выпирало что-то плотное, квадратное. Не платок. И не камень. Что-то, что он явно пытался спрятать.

— Гриш, — спокойно сказал я. — Что у тебя там? Книжка?

Он не ответил. Только съёжился, руки прижал к куртке в районе кармана, взгляд отвёл. Всё лицо перекосилось — не каприз, не испуг, а что-то вроде злости, упрямства. Секунда — и он стал другим. Никакой тебе дурашливости.

Я бы и не стал копать и проверять его карманы — ну мало ли что. Но реакция у него была на этот простой вопрос слишком острая. Учитывая, что я уже не впервые нахожу его в ночном лесу, и всё время он будто бы ни при чём, хотелось понять, к чему эта настороженность. И что он тут вообще всё время делает. По логике — случайный, безобидный человек. Но…

— Покажи, — сказал я. Спокойно, но твёрдо. — Гляну и отдам. Если твоё — никто не заберёт.

Гриша мотнул головой.

— Нет… нельзя… это моё… нельзя…

— Ну-ка, Григорий… — я положил руку ему на плечо. — Ты ж меня знаешь. Я ведь не враг. Просто покажи.

Он сжал губы, опустил голову, в плечи ее чуть ли не вдавил.