Курсант: Назад в СССР 14 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 2

— Федор! — осадил его Горохов, цокнув языком. — Ты бы хоть раз подумал, прежде чем что-то ляпнуть. Ильича-то хоть не трожь, правильный был мужик, не то что этот сейчас, чую, доведет страну…

Последние слова он пробормотал себе под нос, и никто, кроме меня, их толком не расслышал. Я, как обычно, стоял ближе всех к шефу, поэтому уловил каждую букву. Федя виновато замолк, глядя в пол.

— Значит, жалоба? — уточнила Света.

— Именно, — кивнул Горохов, скривив лицо, словно только что откусил кислого лимона. — Письмо написала учительница. Прямо на имя самого Горбачёва. Мол, местные власти бездействуют, милиция в носу ковыряется, а люди исчезают.

Он почти беззвучно сказал «тьфу» в сторону, будто сам вкус этих слов был ему противен.

— Конечно, письмо бы спустили обратно в область, чтоб кто-то из местных чиновников его подшил, так сказать, в дальний ящик, но нет… Наш дорогой Михаил Сергеевич решил показать себя в выгодном свете. Какой он, понимаешь, чуткий, всевидящий руководитель, мол, даже простые граждане могут до него достучаться. Вот и поручили нам теперь это дело. Вернее, даже не дело, а чёрт знает что. Оно, скорее всего, вообще не возбуждено, а есть отдельные, не связанные между собой материалы о без вести пропавших. И далеко не по всем этим случаям заведены дела, — Горохов нахмурился, пробормотал что-то себе под нос, потом выдохнул: — Да что там. Бардак, а разгребать его нам. Перестройка, мать их так…

— Так. Кто именно исчезает? — уточнил Катков.

— Копия письма учительницы ещё не дошла, но, судя по имеющейся информации, пропавшие — далеко не почётные жители области. Какие-то… я бы даже сказал, маргиналы, Алексей. Люди без семьи, без связей. Алкоголики, рабочие-одиночки, бывшие заключённые. В общем, те, кого искать никто особо и не будет. Кому они нужны, кроме нас?

Шеф говорил спокойно, но в голосе его так и сквозил скепсис. Видно, он и сам не слишком верит в криминальный характер исчезновений. Ну потерялись и потерялись. Перекати-поле, ни родины, ни флага, для таких раствориться на просторах Союза — раз плюнуть. Кто-то спился и канул в небытие, кто-то махнул в другую область, кто-то сгинул в заброшенной хибаре. Не исключено, что через пару лет всплывут где-нибудь. Или не всплывут.

Вопрос в другом — почему этим заинтересовались в Москве?

— Ага, и за столько лет ни одного трупа? — заметила Света, глядя на телефонограмму.

— Именно, — кивнул Горохов. — Ни тел, ни следов. Просто исчезли — и всё.

Я постучал пальцами по столу.

— МВД РСФСР проверяло?

— Нет, — ответил он. — Никого туда не отправляли, сразу вот, видишь, с козырей решили зайти, нас снарядить. А это всё куда? Растуды в качель? — Горохов, процитировав Ильфа и Петрова, махнул рукой на папки с томами дела.

— Так что теперь? — наконец спросил Катков. — Здесь заканчиваем и сразу в этот… Верхний Лесовск?

— Нижний, — хмыкнул следователь. — Но, как говорится, хрен редьки не слаще…

Все окончательно поняли: лето накрылось. Работать придётся без остановки, и никакого тебе отпуска, никакого моря. Я снова представил ведомственный санаторий, белоснежные корпуса на фоне волн, и вздохнул, прощаясь с этими мечтами на пока. Ну, значит, не судьба.

— Слушайте, а давайте я туда смотаюсь первым? — предложил я. — Гляну, что к чему.

Горохов посмотрел на меня с лёгким удивлением. И одновременно с надеждой.

— А что? — продолжил я. — Оперативное сопровождение Федя здесь легко потянет, фигуранты по грузинскому делу у нас под арестом, никто никуда не денется. Документы под охраной, — я кивнул на дверь гостиничного номера, за которой дежурили наши московские постовые. — Так что я свободен. Могу раньше начать наводить оперативные позиции, прощупать почву. Может, информация вообще не подтвердится, и этот Лесовск тогда нам не сдался.

— Андрей Григорьевич дело говорит, — довольно крякнул Горохов, а коллеги, явно благодарные за шанс не мчаться в глушь, сломя голову, дружно закивали.

И только Света надула губки. Она не привыкла, что её муж отдельно от жены по командировкам мотается. Но спорить не стала — понимала, что под угрозой не только наша с ней поездка в Крым, а летний отпуск для всей нашей дружной команды.

— А! Андрей Григорьевич, ты поедешь туда, — шеф подскочил и стал ходить взад-вперед, утыкаясь то в гостиничный встроенный шкаф, то в свою кровать, а мы чуть посторонились к стеночке, знали, что от ходьбы у Никиты Егоровича полушария лучше работают, видимо, кровь от ног разгонялась и к голове шла усиленно. — Оформим на тебя командировку, как на проверяющего… Ага… Мол, нужно проверить информацию, то да сё… Отличная идея, товарищ майор! Хе…

— Сделаем, Никита Егорович, — подбодрил я шефа.

— Так… Выясни, действительно ли там есть, чем нам заняться. Если правда творится что-то неладное — звони, здесь закончим, приедем и разберёмся. Если нет — разруливай там всё на месте, пиши рапорт и подробную докладную да и возвращайся в Москву. Надеюсь, мы тоже скоро в столице будем.

Я задумчиво вздохнул, потёр переносицу.

— Никита Егорович, а если это реально серьёзно? В этом подлеске.

— Ты человек умный, Андрей Григорьевич. Лучший в своём деле. Потому тебя туда и отправляю. Если это пустяк — ты разберёшься быстрее, чем я бумагу с подписью составлю. Если там что-то серьёзное — мы подтянемся и дожмём как надо. Как раньше… Но надеюсь, что это письмо писала полоумная. Хоть и учительница, но полоумная.

А в моей голове уже начала складываться картина. Город на болотах, пропавшие люди, жалоба на имя Горбачёва, как крик души…

— А если это какая-то местная самодеятельность? — тихо сказала Света. — Может, местные власти что-то замалчивают.

— Ну так закроем дело и уедем, — пожал плечами Горохов. — Но чую я, что эта вся бодяга с Нижним Лесовском выеденного яйца не стоит.

Я усмехнулся.

— Чуйка у вас, Никита Егорович, как правило, не подводит.

Он криво улыбнулся.

— Ну так чего? Готов к поездке на край света?

Я поправил галстук.

— Как в пионерском лагере, Никита Егорович. Всегда готов.

Горохов смотрел на меня с одобрением.

— Вот и славно, — а потом еле слышно добавил: — Только вот лагерь этот тебе точно не покажется весёлым. Говорю же, дружок у меня там жил. Тоже нет в живых его уже, кстати.

Советские аэропорты были везде, даже в таких городишках, как Нижний Лесовск, где самолёты садились редко, а улетали ещё реже.

АН-2, он же «Аннушка», он же кукурузник, плюхнулся на узкую асфальтовую полосу, едва не подпрыгнув обратно в небо от удара. В салоне было трое пассажиров, и, когда машину перед посадкой знатно тряхнуло, сердце тоже ухнуло вниз вместе с воздушной ямой.

Но всё обошлось. Мы выбрались наружу, ловя ртом свежий воздух. Земля! Твёрдая, надёжная, родная…

Я вдохнул полной грудью, но вместе с ним в лёгкие тут же проникла тяжёлая смесь запахов — сырость болот, горячий асфальт и что-то сладковато-тухлое, словно где-то вдалеке тлела гнилушка.

Пройдя в здание крошечного аэропорта, я ещё раз оглянулся на взлётную полосу. Здесь мог сесть разве что Ил-14, да и тот, наверное, с трудом развернулся бы. Само здание — одноэтажное, низкое, с еще не облезшей штукатуркой. Внутри — зал ожидания с потертыми скамейками, стойка кассы с заляпанной вывеской «КАССА» и скучающий в углу автомат с газировкой. На стене плакат, на нём девушка в униформе и с подносом фруктов в руках и текст: «Летайте самолетами АЭРОФЛОТА».

Я улыбнулся, ведь иных самолетов гражданской авиации в СССР сейчас и не было… Потом машинально кинул монету в автомат, сделал пару глотков тёплой, слабо газированной воды и вышел на улицу.

Возле здания стояла чёрная «Волга», будто специально отдраенная к чьему-то приезду, с блестящими крыльями и тонированными задними стёклами. У капота — коренастый мужчина в светлом летнем костюме, с хитрым прищуром и глубокой залысиной. Лицо его, казалось, застывшее в лёгкой полуулыбке, дышало уверенностью. Глаза цепкие, оценивающие, но при этом доброжелательные — не тот случай, когда встречающий просто исполняет приказ. Он стоял расслабленно, но чувствовалось, что при необходимости может двигаться быстро, несмотря на возраст.