Неизбежно счастливы. Вкус к жизни: обрести и приумножить - Танк Таня - Страница 4

С детства усвоилось: делу – время, потехе – час. У меня не будет охоты к гулянке, если до этого я не поработаю хорошенько. Отдыхать, развлекаться – это именно «с устатку», «с чувством выполненного долга». И два дня подряд я не пойду на развлекательные мероприятия. Люблю редкие, но меткие праздники души и тела с близкими, а на другой день гулять уже не хочу. С седьмого неба надо мягко спускаться на землю. И не будет «депрессий отдохнувшего».

Вторая опора, выращенная с детства, – полагаться на себя. Чтобы вырасти таким, первоначально ребенок учится трудиться и быть занятым. Впоследствии его детские дела станут взрослыми, принесут доход и устойчивость. То есть формула примерно такая: имей дела, трудись, зарабатывай и делай свою жизнь стабильной и благополучной.

Я нередко слышу, как девочкам (или про девочек) говорят: «Зачем их настраивать на работу? Пусть выходят замуж за богатых и не знают бед». Родители, которые так воспитывают своих дочерей, несут им большой вред. Ведь лишь опора на себя и способность самостоятельно устраивать свою жизнь способны максимально защитить от жизненных невзгод. В жизни, где большинством рычагов управляешь ты, а не условный богатый муж, меньше иксов, больше определенности, стабильности. Пусть муж будет богатым, но ты тоже что-то собой представляй и умей себя обеспечить.

Третья опора – помни о достоинстве, будь гордой. Умей выстроить жизнь так, чтобы быть независимой, никому не кланяться, не терпеть плохого обращения, потому что нет выхода. Не навязывайся. Не старайся понравиться. Не хотят с тобой дружить – и тебе этого не надо. И самое-самое важное и страшное – не бегай за мальчиками!!!

Нельзя унижать и достоинство другого. Как и все дети, мы называли друг друга Ленками, Юльками, Алешками. Как-то я рассказывала деду Сахарову:

– И вот мы с Маринкой…

– С какой еще Маринкой? – строго остановил меня дед.

– Ну, с моей подругой Маринкой с четвертого этажа.

– Нет никаких Маринок, Танек и Васек. Есть Марины, Тани и Васи.

Может показаться, что это было чересчур, и нет ничего страшного в том, чтобы назвать Марину Маринкой, особенно если это близкая подруга и она не против такого обращения. И все же замечание деда стало одним из многочисленных уроков уважения к людям и их достоинству, нетерпимости к оскорблениям. Они у нас в семье не допускались. Нельзя было обозвать кого-то дурой, дубиной стоеросовой или гоблином пучеглазым. Можно было спустить пар иначе.

– Царица небесная! – иногда восклицала бабушка.

Это чувство собственного достоинства – наверно, самая крепкая моя опора. Сколько раз я благодарила жизнь за то, что она у меня есть! Она уберегла меня от многих унизительных ситуаций.

Чувство собственного достоинства логично привело меня к умению не любить безответно, не терпеть плохого отношения. Не идти на компромиссы в ущерб себе. Заботиться о своей репутации, обходить соблазны, рискующие увести с главной дороги.

Я знаю, что пережить можно все. А вот потерю достоинства – сложно или невозможно.

Прививка от хвастовства

– Если тебя спросят, как ты учишься, что ответишь? – как-то поинтересовался дед Коля.

– Я отличница.

– Нет, это нескромно.

– Но если я правда отличница?

– Надо отвечать: «Спасибо, хорошо».

– А как люди узнают, что не просто хорошо, а отлично?

– Кому интересно, уточнит: «Сколько четверок?» И вот тут можно ответить: «Ни одной».

Став взрослее, я поняла, как же прав был дед. Задавая школьнику вопрос «Как ты учишься?», а взрослому – «Как дела?», люди обычно не ждут подробного отчета. Это ритуальные фразы, на которые и отвечать стоит лаконично и нейтрально. Неправильно говорить «Все ужасно», но неправильно и заявлять что-нибудь вроде «Лучше всех!», «Блестяще!», «Сам себе завидую!» Первые люди неприятны как токсичные нытики, а то и продуманные разводчики на жалость. Вторые отталкивают самовлюбленностью, могут показаться неискренними, стремящимися возвыситься над другими любой ценой.

Есть сейчас такой перегиб: «А я не стесняюсь своего успеха! Я им горжусь, и пусть все знают о моих достижениях!» Но зачем такие крайности? Можно уважать свои достижения и быть довольным собой, но при этом оставаться скромным.

Выходит, скромность – это выражение любви к людям. Ты ценишь, любишь и уважаешь себя, но, значит, ты априори чувствуешь это и по отношению к другим, если они не сделали чего-то, исключающего симпатии в их адрес. Ты ощущаешь себя равным им и не тянешь на себя одеяло. Например, если ты хорошо поешь, то в компании можешь блеснуть талантами, но не превращаешь вечеринку в собственный бенефис, навязчиво солируя или забивая своим «дивным волжским басом» голоса других.

Кстати, много уроков человечности можно почерпнуть в старых книгах по этикету. Недавно мне попала в руки такая, изданная в 1961 году. Там-то я и прочитала о правилах блистания талантами в компаниях. На мой взгляд, это именно о здоровой скромности. Не принижая свой талант, ты не «выламываешься», если тебя просят спеть. Ты охотно солируешь в куплетах, если видишь, что окружающим это нравится и они подхватывают только в припевах. Но ты не рвешься «на сцену», если никто не желает прослушать 15-минутное исполнение «Я встретил вас, и все былое…» со всеми повторами строк и распевами.

Итак, ты не принижаешь свой талант, но понимаешь, что и у других он тоже есть. И не перетягиваешь все внимание на себя, не давая другим раскрыться.

Я уже давно скромна не потому, что одергиваю себя, а потому, что мне правда неинтересно рассказывать о себе и своих делах. Мне интереснее послушать про чужие, получить новую пищу для размышлений, узнать новые стороны жизни. Поэтому на вопрос «Как дела?» я отвечаю: «Нормально»/«Неплохо»/«Хорошо». Но не скажу «Хреново» (так у меня не бывает) или «Великолепно»/«Блестяще» (даже если считаю, что это так). Зачем эти превосходные степени? Доволен своей жизнью – ну и здорово.

Нет вдохновения – полей цветы

Первый талант, который я продемонстрировала в жизни, был рисовальный. Это были обычные каля-маля, через которые проходит каждый ребенок, но в семье была установка – примечать склонности и развивать дарования.

И вот в 7 лет меня отдали в изостудию. К тому времени интерес к рисованию у меня начал угасать. Одно дело – рисовать что-то свое фломастерами, и совсем другое – какой-нибудь скучный горшок с натуры простым карандашом. Я начала отлынивать. Но преподаватель, художник Аскольд Павлович Русин, создававший полотна о труде кораблестроителей завода «Красное Сормово», не принуждал рисовать и «преодолевать себя». Этот мягкий и чуткий человек говорил:

– Иногда нет вдохновения. Ну и ладно. Займись чем-то другим. Полей цветы, например.

И я с облегчением шла за лейкой. Пусть не рисовала, но не лоботрясничала же!

Но по инерции я ходила в кружок, а родители продолжали думать, что рисование мне интересно и что в кружке я рисую. А я поливала цветы и приятно проводила время в творческой среде. Шаталась по студии, демонстрировала желающим, как я сажусь на шпагат, глазела на мольберты старших товарищей, работавших уже масляными красками из тюбиков, а не гуашью, как я.

Задумав остросоциальное полотно «Второй «В» дежурит в классе», я скисла еще на этапе планирования композиции. Аскольд Павлович чутко приметил мой творческий кризис и попробовал увлечь новыми идеями. Но предложенная им тема – «Советские полярники встречают северное сияние» – меня не увлекла. Оно было бы и интересно – изобразить небо в разноцветных всполохах, но не мужиков в тулупах.