Лекарка поневоле и 25 плохих примет (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 2

— Подруга? Которая вышла замуж за моего жениха и моё имя в дерьме вываляла? Та сама подруга или какая-то другая? — с невинным видом полюбопытствовала я.

Староста подавился воздухом и закашлялся. Старая Лана уже бежала бы за корзинкой со снадобьями, а я стояла на своём, упрямо глядя ему в лицо.

— Ах ты ж змеюка ночная…

— Тридцать арчантов за вызов и ещё семьдесят — долга. Пока не рассчитаетесь, я с места не сдвинусь, хоть всей семьёй пухнуть будете от красной лихоманки.

Лицо старосты налилось краской ярости, проступившей даже сквозь смуглоту.

— Да как ты смеешь?

— За свой труд деньги брать? А вот так, — подбоченилась я. — Не нравится — езжайте к другой целительнице, может, она поработает бесплатно.

Мы оба прекрасно знали, что ближайшая целительница — и по совместительству бывшая наставница Ланы — проживала в полутора часах езды на телеге, на дом выезжала только в крайних случаях и драла за такие вызовы втридорога.

— Нет у меня таких денег… — наконец выдавил староста.

Врал, конечно. Всё-то у него было, особенно деньги.

— Ну нет так нет. Пусть Мигна отвара успокоительного выпьет и спать ляжет. Авось и пронесёт, — пожала я плечами и начала закрывать дверь.

— А ежели ей плохо станет? — рявкнул староста, упираясь в створку рукой.

— Ну так вы подумайте, что вам ценнее — жизнь и здоровье дочери или сто арчантов. Дилемма непростая, так что не буду отвлекать. Адрес мой знаете, — припечатала я и заперлась изнутри на засов.

Меня разбирали одновременно возмущение чужой наглостью, недовольство Ланиной дуростью и… смех.

Я оглядела избу и принялась обдумывать своё положение.

Вернуться в свой мир я не смогу. Идя на обмен, Лана очень сильно рисковала. Вышла из тела в безвременье, куда уходили души после смерти, прекрасно понимая, что обратной дороги нет. Не такая уж и боязливая, раз решилась на подобный шаг. Или просто отчаялась до самого последнего предела?

Если бы я или кто-то другой не согласились на обмен, она бы так и осталась в мире духов навсегда. Ждала бы, наверное, пока кого-то начнут воскрешать — подобное в этом странном мире под названием Довар практиковали, но не так-то просто обогнать «родную» душу, спешащую вернуться в своё тело. Опять же, мало ли кого воскрешают — может, старуху, может, калеку, а может, младенца…

По всем параметрам я оказалась неплохим вариантом. Согласилась на обмен сама, в родном мире обеспечила пусть плохоньким, но жильём, да и работа у меня хорошая. Была. Не особо денежная, но удобная для больничных и потенциального декрета, которого не случилось. С помощью моих воспоминаний Лана разберётся и быстро освоится в мире, далёком от ограничений и запретов, которые душили её.

А сбежала она не от сладкой жизни.

В дверь снова раздался стук.

Те же лица, акт второй.

Староста стоял, сердито уперев руки в бока.

— Значит так, Ланка. Ты эти закидоны брось. Сказано тебе — иди и лечи Мигну! Нечего тут коленца выкидывать.

Я ласково ему улыбнулась:

— Семьдесят арчантов долга и тридцать приём. Начнёте меня оскорблять, подниму цену до сорока. Или пятидесяти. По настроению. А оно у меня сегодня не особо благодушное.

Повисла напряжённая пауза.

Подпоясанный расшитым кожаным ремнём, в светлой добротной рубахе, Ру́стек отнюдь не производил впечатления обездоленного. Не платить за работу целительницы — скорее принцип, чем вынужденная мера. Он вообще хотел выдать Лану замуж за своего среднего сына, пьющего и пропащего. Но, по мнению старосты, для полукровки и внебрачной дочери и такой — награда. Пусть у Ланы был дар, а у остальных деревенских — не было, в их глазах это делало её порченой лунопоклонницей, ведь неодарённые полуденники презирали магов.

Причины этой расовой ненависти укоренились так глубоко, что Лана о них даже не задумывалась. Она беспрекословно принимала тычки и оскорбления, потому что таков порядок вещей.

Угрюмо глядящий исподлобья Рустек явно хотел отвесить зарвавшейся лекарке затрещину, как поступил бы с любой посмевшей спорить бабой, но всё же не решался. Целительница могла ответить магией, а единственной защитой против неё полуденникам служила глухая, завистливая ненависть…

Рустек недовольно поджал губы, развернулся и ушёл, явно затаив обиду.

Пусть. Деревенским пора слезать с шеи безотказной Ланы.

Пока была жива её бабка, финансами заведовала именно она — женщина суровая, резкая и скорая на расправу. Как только бабки не стало, селяне быстро позабыли, что за снадобья и отвары нужно платить, и начали брать в долг, отдавать который нужным не считали. Удобно устроились. Лана вроде и работала много — собирала и сушила травы, изготавливала зелья, лечила, да только становилась всё беднее и беднее.

Странно это, если честно. Нелогично как-то. Деревенские относились к Лане по-настоящему плохо, что шло вразрез с элементарным здравым смыслом. Ладно бестолковые подростки — они болеют мало да и жестоки в своём пубертатном эгоизме. Но взрослые люди? Молодые матери с вечно сопливыми младенцами? Страдающие от артритов и давления старики? Они-то зачем плюют в единственный колодец?

Мог у всех селян разом случиться приступ острого кретинизма? Вряд ли! Широко известно, что настоящих кретинов выращивают только в провинции Кретьен во Франции, а все остальные — просто игристые дебилы. Но шутки шутками, а интуиция подсказывала, что есть нечто такое, чего целительница не знала или не понимала.

Точно вспомнить я пока не могла, но деревенские задолжали ей не меньше полутора тысяч арчантов, что было внушительной суммой. Потребовать заслуженную плату Лана стеснялась — властная бабка вырастила её робкой до немоты. Ни возразить, ни разобраться в ситуации, ни поставить на место обнаглевшего старосту, ни отказать привыкшим к халяве селянам — только сбежать от всех проблем разом. А проблема с деньгами была далеко не единственной, их у Ланы накопилось столько, что она решилась на такой радикальный шаг — просто ушла в пустоту без возможности вернуться.

Но я так быстро сдаваться не собиралась. Это Лана — ромашка-трусишка, а я десять лет в дружном женском коллективе проработала — меня такой ерундой, как сплетни, грозные взгляды, взывания к совести и разочарованные вздохи, не проймёшь.

Хмыкнув, достала из кармана передника записку. Если кратко, то она сводилась к «прости, пойми, зла не держи». Притворяйся мною, потому что чужемирцев в Доваре не любят. Мясные заготовки в металлическом ларе, деньги в шкатулке за печкой, крупы в ящике под печью. Удачи!

Вот и всё.

Добро пожаловать в новую жизнь…

Возможно, это слишком тривиально, но я начала с полномасштабной ревизии.

Нашла пустой блокнот, карандаш и принялась за работу. Какие есть вещи, травы, зелья, крупы, припасы провизии, в каких количествах. Внесла в список каждое яичко и крынку творога из металлического ларя, служившего холодильником. Задокументировала даже книги, имеющиеся инструменты и специальную посуду для изготовления зелий. Посчитала, сколько денег лежит в шкатулке, сколько должны деревенские, сколько требуется на повседневные траты…

Пришлось поднапрячься, потому что в плане математики я всегда была параолимпиадницей. Ну то есть считала уже после того, как посчитали остальные, а все аплодировали и восхищались моим мужеством — не каждый бы решился браться за вычисления при врождённой атрофии умения считать.

Картина получалась неутешительная. Я потёрла переносицу, с непривычки удивляясь отсутствию очков. Да, зрение у меня теперь отличное — им-то я и узрела удручающие обстоятельства, от которых сбежала Лана. Долг по налогам копится, запаса продуктов хватит разве что на пару недель, помощи ждать неоткуда.

Зато… магия! И молодость! Шанс начать жизнь заново!

Распахнула дверь на улицу и вышла на крыльцо.

На меня обрушилось чужое ночное небо. Настолько яркое, что от его великолепия можно ослепнуть. Две виденные во сне луны настороженно смотрели с разных сторон. Рыжая, почти полная Таната сияла тёмным, проклятым золотом, захватывая внимание и затмевая узкий серп Гесты. Имена местных богинь услужливо подсказала память, как и то, что Среброликой Гесте поклоняются законопослушные маги, а Мстительной Танате — сектанты и отщепенцы.