Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Каган Жером - Страница 1

Жером Каган

Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца

Jérôme Kagan

CONDÉ NAST. LA FABRIQUE DU CHIC

© Seguier, 2022 Published by arrangement with Lester Literary Agency & Associates

© Наумова И., перевод на русский язык, 2025

© ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Он приехал!

Бульвар Капуцинок никогда не казался ей таким длинным. Что за идея выбрать это свободное платье, давящее всей своей тяжестью на плечи! А теперь вдобавок к ледяному в этот июньский месяц ветру пошел дождь. К счастью, Мадлен никогда не расстается с зонтиком в форме колокола, великолепным двухцветным сокровищем, воплощением элегантности, купленным втридорога в магазине Wilson, самом маленьком, но также самом шикарном специализированном магазине на улице Дюфо. Еще несколько осторожных шагов по мокрому тротуару, и вот она добралась до дома № 2 на улице Эдуарда VII. В просторном холле слышится голос, словно желая затормозить ее бег:

– Здравствуйте, мадемуазель Мадлен.

– Здравствуйте, Жермена. Он приехал?

– Но только восемь часов, вы не подумали об этом!

– Да нет, не месье Ортиз… Я говорю о печатнике!

Нет времени дожидаться ответа. Мадлен пробирается по коридорам и мелкими шажками подходит к офису редакции. До нее уже доносятся отдаленные звуки экзальтированных восклицаний, исходящие от ее коллег. Несмотря на все усилия, предпринятые ею для того, чтобы прийти пораньше, другие явно опередили ее. Полдюжины сотрудников действительно на месте и, стоя иногда даже на цыпочках, окружают кресло месье Жана, шефа редакционной службы, который с подчеркнутой важностью одну за одной переворачивает страницы самого первого французского номера журнала Vogue от 15 июня 1920 г. Восхищенные взгляды, просветленные лица:

– Он великолепен!

– Как прекрасно мы поработали…

– А как выглядит!

– Никогда не видела такой роскошной бумаги…

– По четыре франка за номер, ты же не хотела, чтобы его печатали на промокательной бумаге!

– Вы когда-нибудь видели более роскошную верстку?

– Взгляните на качество печати!

– А какой элегантный шрифт…

– Надеюсь, что это понравится французским читательницам…

– А я думаю, что и рекламодателям, которые оказали нам доверие.

– Я особенно надеюсь на то, что это понравится большому боссу!

Как объяснили Мадлен, когда она нанималась на работу в редакцию, если на самом деле издательством Condé Nast в Париже руководит месье Филипп Ортиз, настоящим дирижером, который по телеграфу решает как важные вопросы, так и обсуждает самые мелкие детали, остается живущий по другую сторону Атлантики месье Конде Наст. Мадлен, которая никогда не бывала в Нью-Йорке, все-таки достаточно знает английский язык для того, чтобы понять слово «nasty» на языке Шекспира, или, скажем, скорее на языке Марка Твена, которое означает «злобный, неприятный». Так же в первое время она представляла месье Наста – мрачным низкорослым человеком с крючковатым носом и заостренными клыками. А когда Жермена, с влажными от эмоций глазами, сунула ей под нос портрет настоящего Конде Монтроза Наста, ей поневоле пришлось признать, что воображение на самом деле подвело ее… «Большой босс похож на кюре!» – тут же заявила Мадлен. «Кюре в пенсне!» – добавила она, в полном отчаянии стоя перед Жерменой.

И большая фотография, приколотая к стене в кабинете месье Ортиза, отнюдь не противоречила этому первому впечатлению. На ней можно было увидеть мужчину лет пятидесяти – если точнее, то 47 лет, поправляет Жермена, так как он родился в 1873 г. – с прекрасным телосложением – его рост составлял 173 см, – застывшего в напряженной позе и одетого в элегантный темный костюм и идеально подогнанную рубашку. На кончике тонкого, с легкой горбинкой носа – очки в металлической оправе, с которыми издатель, кажется, никогда не расстается. Волосы зачесаны назад, никаких следов бесхарактерности или мелочности на отмеченном благородством и строгостью лице. На сжатых губах – намек очень робкой улыбки. Если только это не выражение легкой неловкости, вроде смущения…

– К чему бы большому боссу «смущаться», как вы говорите, мадемуазель Мадлен? Он богач и миллионер, а его издания известны даже в Тонкине!

– Мне бы очень хотелось узнать об этом…

Утрачено при переводе

В комнате, которую она занимает в глубине квартиры, где проживает ее семья, Мадлен без устали снова и снова перелистывает страницы первого французского выпуска. Издатель Vogue был прав, когда взял в качестве его девиза выражение, повторяющееся под логотипом, – «Самый роскошный и самый элегантный журнал, который только можно себе представить». Хотя Франция не дожидалась Америки, чтобы придумать журналы, предназначенные для женщин (самые первые увидели свет в XVII веке), нужно тем не менее признать, что впервые здесь выпускают для них такой дорогостоящий журнал: 80 франков за 24 номера в год, тогда как годовая подписка на еженедельник Le Petit Écho de la mode обойдется в 14, а за 54 франка вы будете ежедневно получать Le Figaro! Отсюда всего шаг до того, чтобы к женской читательской аудитории начали относиться серьезно. Что касается содержания журнала, то мать Мадлен выражается значительно сдержаннее: «Мое бедное дитя, чтобы понять все это, нужно жить в Америке!»

И правда, как об этом весьма ясно заявляет передовица, открывающая номер от 15 июня 1920 г., «французское издание, по меньшей мере на данный момент, полностью повторяет американский выпуск». Вплоть до того, что обложка, задуманная американской художницей Хелен Драйден, та же, что у нью-йоркского издания. И далее: «Наше единственное притязание состоит в том, чтобы предложить адаптацию, если даже не сказать перевод американской версии Vogue». Это объясняет, почему в рубрике «В мире» на первом плане оказываются миссис Маршалл Филд из Чикаго либо леди Дорин Натчбулл англо-ирландского происхождения. По той же причине в разделе «Интерьеры» восхваляется «дом мистера У. Бакстера» и георгианский стиль Новой Англии. Короче говоря, Vogue, который начинает говорить по-французски, пока еще далек от того, чтобы обратиться к сердцам француженок. Делая ловкий ход, издатель, однако, подчеркивает, что мода создается в Париже и что, следовательно, хотя журнал задуман в Соединенных Штатах Америки, он сумеет пробудить интерес читательниц Старого света.

В 1920 г. никому не пришло бы в голову оспаривать первенство Франции в области моды. А пока никто не доказал обратного, то Мадлен Вионне, сестры Калло или же Поль Пуаре родились не в Америке. Что до злых языков, видимо, желающих вспомнить о том, что Чарльз Фредерик Уорт, отец высокой моды, был родом из Линкольншира, что в Соединенном Королевстве, то французы тут же ответят им: человек, открывший самый первый модный дом на улице Мира, покинул свою страну в возрасте 20 лет и предпочел быть похороненным во Франции! Если туман – лондонский, практическая сметка – американская, то мода в глазах всего мира – французская.

Когда Мадлен зовут к столу, она замечает, что ни на одной из 60 страниц первого номера ни разу не упоминается имя Наста. То, что президент издательского дома не поставил своей подписи под передовицей первого номера, уже любопытно, но то, что на страницах возглавляемого им журнала не фигурируют ни его имя, ни биография, ни фотография, кажется очень странным. Не говорит ли это об отсутствии интереса с его стороны? Если бы Жермена услышала подобные сомнения, она наверняка встала бы на защиту того, в кого втайне влюблена. А пока, с учетом того, что она ощутила, глядя на фотографию мистера Наста в доме на улице Эдуарда VII, Мадлен скорее склоняется к тому, чтобы держать язык за зубами. Ведь понятно, что речь идет лишь о впечатлении, и она очень рассчитывает на встречу с директором парижского бюро Филиппом Ортизом, чтобы все выяснить. И вновь с другого конца коридора ей напоминают о том, что ужин подан. Французская гастрономия важнее моды и Америки…