Акцентор - Десмонд Вероника - Страница 14

Даже не думай об этом.

Я пытаюсь оттолкнуть его, но сила, с которой он захватывает мое пространство, заставляет меня оставаться неподвижной, в состоянии повышенной готовности.

Выживание. Вот на что это похоже.

Монстра в маске не заботит тот факт, что я все еще крепко держу свой пистолет. Прикусив до боли губу, я сдвигаю руку таким образом, что дуло упирается ему в живот.

Его губы изгибаются в безумной усмешке, а блеск в глазах разгорается сильнее. Я никогда не видела такого темного, пристального взгляда, напоминающего черное дно океана, готового утянуть тебя на самое дно.

Я сжимаю зубы, даже когда его дыхание щекочет мою кожу, и страх поедает меня заживо.

– Ты неправильно целишься, ангел, – его голос похож на зловещую колыбельную. А затем он крепко хватает меня за запястье и направляет пистолет на свой висок. – Если ты выстрелишь сюда, то я умру почти сразу. Если сюда… – Гребаный сталкер перемещает дуло левее своего сердца, моя кожа покрывается мурашками от его холодных пальцев. – То я буду умирать долго и мучительно.

Он немного сдвигает пистолет, подушечка большого пальца нежно гладит тонкую кожу моего запястья. Господи. Мое сердце пропускает удар, и я раскрываю губы, делая глубокий вдох.

– Но если ты выстрелишь сюда, Элеонор, то у тебя будет фора, чтобы убежать от меня. – Он отстраняется, поднимает мой подбородок пальцами и медленно произносит одними губами: – Стреляй, мой ангел.

Меня всю трясет. Мое печальное состояние также усугубляет его улыбка и пальцы, поглаживающие точку пульса на моей руке.

Соберись, Эль.

– Я знаю, как пользоваться оружием, – отвечаю я уверенно.

В одно мгновение он поднимает меня, и я давлюсь вдохом, когда его твердая эрекция прижимается к низу моего живота. Мне приходится оплести его бедра ногами и вцепиться в плечи для равновесия, но больше все меня пугает тот факт, что я чувствую то, что не должна.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику и скапливается между ног. Мое лицо пылает от смущения, страха, стыда и возбуждения.

Господи, мне угрожали ножом и преследовали, и впервые в своей жизни я возбуждена.

Я.

«Хорошая девочка Элеонор», «Сломанная фригидная девушка Элеонор», «Никогда не смотревшая порно Элеонор».

Я знала, что мой разум болен, но у меня не было ни одной мысли о том, что все может пойти не так, и я почувствую влечение к гребаному психопату.

Я действительно ненормальная.

Обе руки сжимают мои ягодицы, и он вжимается в меня сильнее, вызывая новую вспышку удовольствия. Черт… это…

– Ты умеешь пользоваться оружием, – бормочет он мне на ухо, и я задыхаюсь от его пугающего и чертовски притягательного запаха. – Пожалуй, это самое сексуальное, что я когда-либо слышал.

Из меня вырываются задушенные звуки, когда он отстраняется, а затем прижимается снова. Я чувствую его губы на своей шее, и прежде чем я успеваю осознать происходящее, меня пронзает боль от сильного укуса и мокрого движения его языка.

Дерьмо… он укусил меня.

Он укусил меня, а потом облизал, как какое-то гребаное животное.

Мне снова приходится читать по губам, чтобы распознать его слова.

– Стреляй.

– Что?..

– Стреляй, Элеонор. Как думаешь, где окажется мой член, если ты этого не сделаешь? Ты хочешь повторить момент нашего сближения, когда мой член кончил на твои губы? Или ему стоит познакомиться с твоей мокрой киской?

Мне хотелось бы, чтобы все это было игрой, но в его пустых глазах нет ни капли мягкости.

Моя шея нагревается, а пульс зашкаливает от ледяной паники, когда я ощущаю, что он сжимает меня крепче. На моих бедрах наверняка останутся отметины от его пальцев, укус на шее и невидимые шрамы от его губ.

– Ты сумасшедший? – мой голос дрожит.

Больше нет улыбки. Даже его карие глаза стали практически черными.

Он разочарованно вздыхает.

– Мы же уже определились с этим, ангел. Да, да и еще раз – да. Я могу перейти к своему десерту или ты меня порадуешь?

Мне приходится приложить всю силу, чтобы вдавить дуло в его грудь и хоть немного отстранить его от себя.

– Пожалуйста… прекрати.

– Пожалуйста?.. Ты имела в виду: пожалуйста, трахни меня?

– Я не хочу в тебя стрелять, – я чувствую, как мой разум расщепляется, пока я рассматриваю маску черепа с пустыми прорезями для его глаз.

– Я тоже не хочу получить пулю. Значит мы выбираем второй вариант?

Несмотря на сопротивление, он с легкостью наклоняется к моей шее и дарит новый поцелуй.

– Поставь меня на ноги.

– Не хочу. Тебе не нравятся мои объятия?

И еще одно легкое касание – прямо в ямку рядом с ключицами.

– Не… трогай меня. Зачем ты это делаешь?

Я едва сосредотачиваюсь на его губах, поэтому он дублирует слова, говоря в самое ухо, а затем возвращает мне слуховой аппарат:

– Я хочу получить ответы, маленькая мышка.

– Какие ответы? Господи, я отвечу на все, что ты захочешь.

– Почему ты ненавидишь себя, Элеонор?

Я прикусываю губу и закрываю глаза.

– Это неправда.

– Маленькая одаренная девочка с паническими приступами. Разве это не привлекательно? – его тон становится пугающе монотонным.

– Прекрати.

– Есть причина, по которой у тебя случаются эпизоды деперсонализации?

Нет.

Мрачная атмосфера так душит, что я начинаю задыхаться.

Я отчетливо помню, как пообещала себе, что никогда больше не заговорю об этом.

Обычно приступ происходит во время моих выступлений… точнее попытки сделать хоть что-то, однако для других все выглядит не иначе как банальная боязнь сцены.

Я ненавижу, когда мир начинает ощущаться, словно в тумане. Это похоже на острое чувство оторванности, как будто время проходит сквозь меня. Мои учителя любят напоминать о том, что я вундеркинд, который каким-то образом умудрилась растерять свой талант. Жалость… вы знаете, насколько она отравляет?

Кроме психотерапевта, никто, ни одна живая душа, даже мой отец не знает об этом.

Так как, черт возьми, у него получилось достать до самого дна?

– Хватит.

Он поворачивает барабан на револьвере и надавливает на спусковой крючок, все еще держа в плену мою руку. Мое сердце останавливается.

– Стой! – кричу я, рыдая. – Я не буду в тебя стрелять.

– Я задал вопрос, Элеонор.

Редкие капли дождя начинают просачиваться через густые ветки деревьев, сливаясь с моими слезами.

– Я… я пережила травмирующее событие.

– С чем оно связано?

Грани моего разума постепенно сдвигаются. Я уворачиваюсь от его порыва поцеловать меня в щеку.

– У меня… амнезия.

– Не говори того, что знает твой психотерапевт и родители. Я хочу услышать правду.

Мое состояние ухудшается из-за его жестокого тона. Почему он спрашивает меня об этом? Почему он хочет залезть туда, куда даже я не имею доступа?

– Я не помню… ее… и его… Я не помню их… Я помню только огонь и крики… Иногда их так много, что я не могу выносить все это… Слишком много…

Я не в силах остановить рыдания, рвущиеся из груди, и назревающую истерику, ломающую всю мою защиту.

– Хорошая девочка, – он все-таки целует меня в щеку, а затем гладит по волосам, как маленького ребенка. – А теперь стреляй.

– Я не… не могу.

– Стреляй.

Он не дает мне выбора.

Он просто хочет, чтобы я сделала это.

Впервые за долгое время я делаю по-настоящему глубокий вдох, а затем направляю руку в небо и нажимаю на спусковой крючок.

Всего один выстрел.

Мои ноги подкашиваются, когда он ставит меня на землю, но я не позволяю ему отстраниться. Я зарываюсь пальцами в его толстовку, ловя его запах и тепло, которые почему-то дарят мне спокойствие.

Я пытаюсь остановиться, но не могу.

Он обнимает меня, пока я тону в рыданиях, вцепившись в него мертвой хваткой.

Только что я пережила худшее душевное состояние, так почему же это ощущение такое освобождающее? Мы стоим под моросящим дождем, кажется, целую вечность, пока он не обхватывает пальцами мою шею и целует в лоб.