Инженер Петра Великого 2 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 22

Главное — контроль. Я ввел правило: после каждой операции деталь проверяется по шаблону или калибру. Прошла контроль — идет дальше. Не прошла — возвращается на доработку или в брак. За качество отвечал не только тот, кто деталь последним делал, а каждый на своем этапе. Это заставляло работать внимательнее, аккуратнее.

Конечно же, не все шло гладко. Привычка к старому бардаку и работе «на глазок» давала о себе знать. То деталь не туда передадут, то шаблон потеряют, то забудут проверить размер. Приходилось постоянно напоминать, проверять, а иногда и наказывать рублем (я добился у Шлаттера права немного премировать за хорошую работу и штрафовать за брак — это действовало лучше любых угроз).

Постепенно система начала работать. Детали стали двигаться по цеху упорядоченно. Качество обработки улучшилось — люди понимали, что их работу будут проверять. Повысилась и производительность — каждый делал свою операцию, набивал руку, не отвлекаясь на другое. В механическом цехе зарождалась новая культура производства — культура точности, порядка и ответственности. Это было не менее важно, чем сами станки.

Я все больше убеждался, что главное — это люди. Без толковых, обученных мастеров, способных понимать суть дела, думать головой, — все мои затеи так и останутся на уровне единичных успехов. Нужны были кадры, воспитанные в новой производственной культуре.

Моя первая тройка учеников — Федька, Ванюха, Гришка — уже превратились в настоящих помощников. Федька отлично разбирался в чертежах и руководил сборкой станков. Ванюха, немного тугодум, но был невероятно усидчив и аккуратен в слесарной доводке и контроле размеров. Гришка нашел себя в кузнечном деле — под руководством Тимофея он осваивал ковку, термообработку, показывая неплохие результаты с пружинами и резцами.

Но этих троих было мало, немногие помощники — тоже не делали погоду. Для «образцового завода» требовались десятки, если не сотни, таких же обученных ребят.

И я решил расширить свою «школу». А началось все случайно.

Слухи о том, что у «хитрого мастера» Смирнова работа интересная, не такая грязная, как в литейке, да и кормят получше, а главное — учат настоящему делу, — разнеслись по заводу. Ко мне стали подходить другие пацаны-подмастерья, самые шустрые и любопытные, просились «в науку».

— Петр Алексеич, возьми к себе! Я все делать буду! — просил один.

— Дядька Петр, а правда, что ты машину придумал, которая сама железо сверлит? Покажь! А научишь? — тянул за рукав другой.

Я отбирал не всех. Смотрел, чтобы глаза горели интересом, да голова соображала. Отбирал тех, кто не боится трудностей, кто готов учиться. За пару месяцев у меня набралось еще человек пять-шесть способных ребят разного возраста — от четырнадцати до семнадцати лет.

Уговорить Шлаттера и нового обер-мастера официально перевести их ко мне было непросто — каждый подмастерье был на счету. Но тут снова помог Орлов, намекнув начальству, что подготовка кадров для нового производства — дело государственной важности, и что граф Брюс будет доволен, если на Охте появится своя «инженерная школа». Аргумент сработал.

Теперь у меня была целая орава учеников. Просто гонять их на подсобных работах было бессмысленно. Их надо было учить системно. Я выделил в строящемся механическом цехе небольшое помещение под «учебный класс» — поставил там стол, лавки, повесил на стену большую доску, на которой можно было рисовать мелом.

И начал вести занятия по вечерам, после основной работы. Это отнимало последние силы, но было необходимо. С чего начать? С азов. Большинство из них и читать-то не умели, не говоря уж о счете. Пришлось начать с арифметики — сложение, вычитание, умножение, деление. Без этого ни размеры посчитать, ни чертеж понять. Потом — геометрия. Самые основы: линии, углы, круги, как измерить длину, площадь, объем. Как пользоваться циркулем, линейкой, угольником.

Дальше — черчение. Я показывал им свои эскизы, объяснял, что такое вид спереди, сбоку, сверху, что такое разрез, как обозначаются размеры. Заставлял их копировать простые чертежи, а потом — рисовать с натуры несложные детали: болт, гайку, скобу. Это шло туго, руки не слушались, глазомер был никакой. Но потихоньку, через ошибки и переделки, они начинали понимать язык чертежа.

Параллельно я давал им самые азы материаловедения — чем чугун отличается от железа, а железо от стали, почему один металл хрупкий, а другой вязкий, что такое закалка и отпуск, почему дерево гниет, а камень крошится. Рассказывал про механику — про рычаг, про клин, про винт, про колесо и ось, про зубчатую передачу. Объяснял на простейших примерах, как работают механизмы в наших станках, в ружейных замках.

Я старался говорить без заумных терминов, больше показывать на пальцах, на моделях, которые мы тут же мастерили из дерева или железа. Главное было — разбудить в них интерес, заставить думать, понимать, почему оно работает именно так, а не иначе.

Конечно, кто-то схватывал на лету, как Федька. Кто-то, как раньше Ванюха, тупил безбожно, и приходилось объяснять по десять раз. Кто-то просто ленился. Приходилось быть и строгим учителем, и терпеливым наставником, и справедливым судьей.

Но радовало, что ребята менялись на глазах. У них появлялся интерес к делу, гордость за свою работу, стремление узнать больше. Они начинали задавать вопросы, спорить, предлагать свои идеи. Это была самая большая награда. Я создаю не только станки и пушки, я создаю будущее — людей, которые смогут двигать это дело дальше, даже когда меня здесь не будет. Моя «школа Смирнова» начинала жить своей жизнью. Кто знает, может и опытно-конструкторское НИИ сделаем.

Глава 9

А вот когда меня отвезли к государю, было совсем худо, не до школ сразу стало.

До царского домика, который скромненько притулился у строящейся Петропавловки, доехали быстро. Морозец был знатный, аж щеки пощипывало, и пахло свежей сосновой стружкой от этих бесконечных строек. Полозья нашей колымаги по укатанному снегу скрипели. Рядом сидел хмурый поручик Орлов, весь в себе. Видать, тоже нутром чуял, что вызов к самому Государю, да еще с моими «тактическими заморочками» — не предвещает ничего хорошего.

— Держись, Петр Алексеич, — буркнул он, в сторону глядя, когда уже подкатывали. — Царь-батюшка у нас крут нравом, да справедливый. Если мысли твои дельные — оценит. А нет — ну, извиняй. Главное — руби правду-матку, как есть. Он такое страсть как любит.

Я только головой мотнул. Прямо-то я говорить привык, кто б спорил.

В руках — новая толстенная тетрадка, куда я все свои мыслишки строчил: и как фузеи подрихтовать, и про гранаты с картечью, а главное — как нашим солдатикам в поле жизнь сохранить, да шведу побольнее вломить. Чертежи там, конечно, корявые, схемы от руки набросаны, расчеты — проще некуда, но каждая строчка сто раз обмозгована.

В голове — каша из обрывков фраз, аргументов, которые я себе накручивал. И слова Брюса тут же всплыли: главный враг — не шведский лазутчик, а косность наша, нежелание от привычного отходить.

И ведь прав он был! Вот сейчас и предстоит это самое «привычное» через колено ломать. Получится ли?

Домик Петра, в отличие от пышных хором московских бояр, прямо-таки дышал спартанской простотой. Бревенчатые стены, низкие потолки, смолой тянет. В крохотной прихожей нас встретил молчун-денщик, на лавку у стены кивнул. Ждали недолго, а показалось — вечность прошла. Наконец дверь в соседнюю горенку скрипнула, и тот же денщик:

— Его Величество ожидает-с.

Захожу, Орлов за мной. И тут я, мягко говоря, обалдел. Я-то думал, с Царем один на один поговорим, ну, может, Брюс еще будет, как мой куратор. А тут…

В небольшой натопленной комнатушке, за длиннющим столом, покрытым зеленым сукном, сидел сам Государь и целый синклит военных шишек! Блеск, мундиры с иголочки, парики напудрены по последней моде… Брюса я узнал, он чуть в сторонке от Царя примостился и как-то нервно гусиное перо крутил в пальцах. И Меньшикова, который на меня пялился с таким откровенным любопытством, будто я диковинный зверь какой. И хмурого Апраксина, и осторожного Головкина, и еще кучу генералов с полковниками, имен которых я и не знал, но рожи у них были — мама не горюй: обветренные, в шрамах, видать, не один пуд соли съели в походах да баталиях. От такого количества исторических личностей у меня аж дыхание перехватило.