Инженер Петра Великого 2 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 17

Он сделал шаг к столу, наклонился, опершись костяшками пальцев о дубовую столешницу.

— А затем лишь, — ответил он сам себе, — что они боятся обратного! Боятся не того, что у него не получится, а того, что получится! Да не просто получится, а выйдет нечто такое, что им поперек горла встанет! Понимаете? Убеждать в провале и опасности имеет смысл только тогда, когда ты нутром чуешь или, паче чаяния, доподлинно знаешь, что без твоего вмешательства будет успех…

Петр выпрямился, обводя взглядом своих сподвижников.

— Стало быть, дело не только в добрых пушках, что этот Смирнов ладит. Стало быть, враги наши нутром чуют или даже имеют основания полагать, что этот охтинский фельдфебель способен на большее? На нечто такое… что может весь ход войны переломить? Или того паче — место России среди держав изменить? А? Что скажете?

Присутствующие молчали, переваривая царскую догадку. Мысль была смелой, почти невероятной. Что мог создать или придумать простой мастеровой, такое, что вызвало бы столь серьезные опасения у целых держав?

— Но что же это может быть, Государь? — осторожно спросил Апраксин. — Пушки его и так хороши, спору нет. Станок сверлильный — дело великое для производства. Но чтоб ход войны переломить… Какое же это оружие надобно?

— А может, дело не в самом оружии? — задумчиво проговорил Брюс, поглаживая свой гладко выбритый подбородок. — Я присматривался к этому Смирнову. Ум у него острый, хваткий. И говорит он порой странно… Не о железе только, а об устроении дела. О порядке. О том, как работу наладить, чтобы не десять пушек в год делать, а сотни. Как людей обучать скоро, как материалы с умом расходовать… Может, главная его сила не в железе, а в голове? В умении наладить дело так, как у нас еще никто не умеет? Порядок, Государь! Дешевизна и количество при должном качестве! Вот что может перевесить чашу весов не хуже самой диковинной пушки.

— Порядок… — повторил Петр. — И то верно. Нам тысячи стволов нужны, десятки тысяч гранат… И чтобы все как один, надежные. Да, в этом резону больше. А может, и тактика новая? Он ведь и о новых гранатах толковал, да о картечи… Может, он видит, как их применять по-новому, с умом, чтоб пехоту шведскую косить рядами?

В этот момент Брюс поднял руку.

— Государь, есть еще одно обстоятельство… Весьма тревожное. Ты помнишь ту записную книжицу Смирнова, что у него изъяли при первом аресте? Когда его в измене обвинить пытались?

— Ну, помню, — кивнул Петр. — Ты еще говорил, что там чертежи станка его были, которые и переврали для обвинения.

— Так точно, Государь. Но там были и другие листки. Исписанные его корявым почерком. Размышления разные… Об организации работ на заводе, о подготовке мастеров, о тактике применения артиллерии… И еще… наброски какие-то, схемы неясные. Я не придал им значения, счел за пустые заметки на полях или фантазии мастерового. Но теперь…

Брюс сделал паузу.

— Те самые листки, Государь, пропали. Когда дело Смирнова после его освобождения передали мне из Преображенского приказа, этих листков там уже не было. Остались только чертежи — то, что и было в обвинении. А самое, возможно, ценное — мысли его, задумки — исчезло бесследно. Я тогда, каюсь, не придал этому должного значения, списал на неразбериху и бардак в приказных делах… Но теперь, в свете последних событий…

Новость о пропавших записках никому не понравилась. Если враг — или тот, кто стоял за арестом Смирнова — завладел этими записками, то он мог получить представление о самых передовых, возможно, революционных идеях этого странного прожектера. Пусть идеи эти были туманны, не до конца оформлены, но для умного и проницательного врага они могли стать ключом к пониманию потенциала Смирнова. И это объясняло и настойчивые попытки шпионов выведать секреты, и диверсии, и стремление дискредитировать его работу в глазах царя. Враг мог знать или догадываться, что Смирнов несет в себе зародыш чего-то действительно грозного. И теперь он делал все, чтобы этот зародыш никогда не пророс.

Получается, что сейчас речь шла не о предотвращении утечки знаний, которые могли дать неприятелю неведомое преимущество или, что еще хуже, позволить ему саботировать будущее России на десятилетия вперед.

Петр больше не мерил шагами комнату. Он стоял, словно капитан на мостике во время шторма. Он обвел взглядом своих ближайших помощников.

— Значит так, — голос царя был суров. — Шутки кончились. Игра пошла по-крупному. Посему слушайте мой приказ. Александр Данилович, Федор Матвеевич! — обратился он к Меншикову и Апраксину. — На вас обеспечение работы сего Смирнова. Всем потребным! Лесом, железом, углем, людьми — чего ни попросит, давать немедля и без проволочек! Любой каприз его — закон. Создать ему такие условия, чтобы ничто его от дела не отвлекало. Пусть строит свои станки, льет пушки, мастерит гранаты — пусть работает денно и нощно! Результат — вот наш главный ответ всем супостатам. Понятно?

— Понятно, Мин Херц! — гаркнул Меншиков, вскакивая. — Все исполним в наилучшем виде! Ни одна собака не помешает!

— Слушаюсь, Государь, — солидно подтвердил Апраксин. — Адмиралтейский приказ окажет всяческое содействие.

Петр перевел взгляд на Брюса.

— Яков Вилимович. На тебе — голова его. И жизнь. Организовать охрану. Но так, чтобы он и не чуял ее вовсе. Негласную, но надежную, как стены Петропавловской крепости. Людей подбери самых верных, самых толковых, из твоих… орлов. Чтобы мышь мимо не проскочила. Чтобы и волос с его головы не упал без нашего ведома. Он нам нужен живой и работающий.

Брюс коротко склонил голову.

— Будет исполнено, Государь. Со всей возможной тщательностью.

— Но это не все, Яков, — продолжил Петр, понизив голос. — Задача твоя двойная. Первое — постарайся деликатно, исподволь, вызнать у него, что же он еще удумать мог. Что было в тех пропавших записках? О чем он мечтает, какие еще хитрости в голове держит? Не спугни его расспросами прямыми, он мужик себе на уме, может и замкнуться. Но понять его истинный потолок надобно. Второе — найти след тех проклятых записок. Кто их видел в Приказе? Кто мог изъять? Может где остались еще? Или кто из дознатчиков запомнил чего? Ищи! Каждая кроха сведений может быть на вес золота.

— Задача ясна, Государь, — ответил Брюс. — Постараюсь сделать все возможное. И еще одно… Касательно улик после взрыва в мастерской Смирнова, что прислал поручик Орлов. Мои люди провели более тщательное дознание… алхимическое, если угодно.

Он извлек два небольших бумажных свертка.

— Вот остатки из тигля и осколки с рабочего стола. В исходных материалах, коими Смирнов пользовался — селитре, сере — были обнаружены посторонние примеси. Вещества, которые сами по себе не взрывоопасны, но в смеси с основными компонентами и при определенных условиях, скажем, при сильном трении или нагреве, резко повышают чувствительность. Примеси эти неявные, при обычном осмотре не определишь. Чтобы их туда подмешать, надобно знать толк в алхимии. И точно рассчитать эффект. Это не подброшенная пороховая «лягушка», а тонкая работа, рассчитанная на то, чтобы взрыв произошел именно в руках Смирнова и выглядел как результат его собственной ошибки или опасности самих опытов.

Головкин покачал головой.

— Изощренно… Стало быть, враг не только смел, но и сведущ в науках?

— Именно так, — подтвердил Брюс. — И второе. Подтвердилось то, что взрыв в мастерской Смирнова тоже был сделан врагами. То есть, действовали наверняка.

В светлице снова воцарилась тишина. Выводы напрашивались сами собой. Противник, с которым они столкнулись, был хитер и безжалостен, обладал серьезными знаниями и ресурсами. Он использовал подкуп и шпионаж, изощренные методы диверсии, основанные на понимании химии. И самое главное — он, вероятно, имел представление о прорывных идеях Смирнова, которые могли изменить будущее России.

Масштаб интриги разрастался, выходя далеко за рамки обычного противостояния со шведами. Государь понимал, что это все — начало большой и опасной партии, исход которой был совершенно неясен.