Секрет потрепанного баула - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 21

Глава X

ПРАВНУК

– Ольгуша, детка, что тебя привело ко мне? Я безмерно удивлена!

Наталия Дмитриевна Журавленко была очень стара, но выглядела удивительно для своих восьмидесяти с лишним лет. Прямая спина, аккуратная модная стрижка, туфли на маленьком каблучке. Ее даже старухой нельзя было назвать. Просто элегантная немолодая дама. Даша с восхищением уставилась на нее. А потом подумала, что ее бабушка почти на тридцать лет моложе, но, наверное, тоже будет выглядеть так в глубокой старости. За бабушкой до сих пор ухаживают мужчины, а два года назад она чуть замуж не вышла за австралийца, бывшего сотрудника Интеллидженс Сервис. Даша гордилась своей бабушкой.

– Наталия Дмитриевна, познакомьтесь, это моя подруга Даша Лаврецкая.

– Здравствуй, Даша Лаврецкая, очень рада. Я, кажется, догадываюсь, в чем дело. Даша поет? Хочет стать певицей? Я угадала?

– Нет, Наталия Дмитриевна, Дашка не поет и певицей быть не собирается, у нас совсем другое дело.

– Вот что, дорогие мои, сейчас нам Нюрочка принесет чай, и за чаем вы мне изложите суть вашего дела. Ожидая вас, мы с Нюрой испекли наш фирменный кекс. Знаешь, Даша, Нюрочка со мной уже больше сорока лет…

В комнату вошла пожилая женщина с приятным веселым лицом.

– Вот, Наталия Дмитриевна, ваш кекс! Ох, Олюшка, какая большая! Помните, Леша приводил ее к нам совсем махонькую.

– Да, только теперь она выросла, да и Леша уже не Леша, а знаменитый певец Алексей Нежданов.

– Ну, вы всегда, Наталия Дмитриевна, знали, что он будет знаменитым.

– У него для этого были все данные, и к тому же ему улыбнулась удача, что тоже немаловажно. Ешьте, девочки, ешьте, такой кекс вам вряд ли еще где-нибудь подадут.

Кекс и вправду был восхитительным, с орехами и цукатами. Он буквально таял во рту. И чашки были из старинного фарфора, большие, изящные. Даше ужасно хотелось узнать, какой это фарфор, но она знала, что совершенно неприлично было бы перевернуть, к примеру, тарелочку и посмотреть на клеймо фирмы. Все-таки она воспитывалась в интеллигентной семье.

– Ну, дорогие мои, что же вас ко мне привело, если не желание учиться петь? – улыбнулась хозяйка дома.

– Наталия Дмитриевна, вы хорошо знали Евгению Митрофановну Запольскую? – спросила Оля.

– Женечку? Ну конечно, мы были близкими подругами. Она меня в свое время буквально спасла. Я потеряла голос, а Женечка мне его вернула. Но почему ты спрашиваешь?

– Дашка, говори ты!

– Хорошо. Понимаете, Наталия Дмитриевна, Евгения Митрофановна была соседкой моей бабушки, они вроде как дружили.

– И что?

– Евгения Митрофановна почему-то оставила мне наследство, хоть видела меня всего раза три…

– Наследство? Но какое наследство? Квартиру она оставила Кире Михальчук, а больше у нее практически ничего и не было.

Даша рассказала все, что с нею произошло.

– Действительно странно, – заметила Наталия Дмитриевна. – Но Женечка, царствие ей небесное, вообще любила иногда чудить. И скрытная была. Видно, ты ей чем-то понравилась… Ей вообще нравились умные женщины, а по тебе видно, что ты умная.

Даша задохнулась от восторга. Первый раз ее назвали женщиной, да еще умной женщиной!

– Но ведь она мне это все оставила не впрямую, а только если за наследством никто не придет… Вы не знаете, кто мог бы прийти?

– Не имею ни малейшего представления. И уж тем более не могу вообразить, зачем кому-то все это понадобилось. Впрочем, Женечка из многого делала тайну.

– Да, Жанна Петровна нам тоже это говорила.

– Жанна? Совершенно непереносимая особа! Постоянно читает стихи, да еще завывает при этом. Правда, стихи читает хорошие, этого у нее не отнимешь, но разговор с ней вести затруднительно, – улыбнулась Наталия Дмитриевна. – Вас она тоже насмерть заговорила?

– Да нет, ничего страшного, Дашка у нас тоже стихи любит.

– Я тоже люблю стихи, – пожала плечами старая дама, – но, в конце концов, это мое личное дело, а Жанна… Впрочем, не будем сплетничать… Я только не пойму, вы что, ведете какое-то расследование, да?

– Ну, расследованием это назвать нельзя, – ответила Даша, – просто мы пытаемся выяснить, что за всем этим стоит. Я понимаю, что я случайная наследница. Может, есть кто-то, кто просто не знает, что Евгения Митрофановна умерла, что надо прийти за баулом к моей бабушке, хотя баула уже нет…

– Вы совершенно верно поступили, продав баул. Я его помню, старая страшная штукенция. Вот зачем ее кто-то купил за такие деньги, я в толк не возьму. Вообще, дурацкая история, согласитесь?

– Наталия Дмитриевна, а вы не помните эти фарфоровые кольца для салфеток, вы их видели?

– Честно говоря, не припомню. Женечка при мне крахмальных салфеток в кольцах не держала. Но и не говорила о них. Нет, насчет этого я ничего сказать не могу. Не помню просто.

– А о тех годах, когда Евгения Митрофановна не жила в Москве, вы что-нибудь знаете? – поинтересовалась Оля.

– Не слишком много. Знаю только, что была у нее в те годы любовь, которая тоже закончилась трагически… Этот человек тоже погиб в сталинской мясорубке, его посадили…

– Но где это было?

– Вообще-то я точно не знаю, Женечка в те годы скиталась, она полагала, что ей нельзя долго засиживаться на одном месте, кто-то ей сказал, что, скитаясь, можно избежать ареста, вот она и скиталась… А где эта любовь случилась, я и не знаю, она не хотела об этом говорить. Она вообще не любила говорить о плохом, о тяжелом, а в ее жизни плохого и тяжелого было много. Зато она любила рассказывать про Любашу, девочку, к которой очень привязалась, когда жила в Братушеве…

– Где? – не поверила своим ушам Даша.

– В Братушеве, есть такой крохотный городишко не очень далеко от Москвы…

– Я знаю Братушев, я там была… У моего сводного брата, то есть у его предков, там было имение.

– Да? Я никогда там не бывала, а жаль… Но Женечка говорила, что в Братушеве живет некая Любаша, она была дочкой хозяйки, у которой Женя снимала угол. И подружилась с этой девочкой. Женечка вообще любила общаться с детьми, видимо, нерастраченный материнский инстинкт. Так вот, эта девочка, Любаша, была ей очень дорога. Я знаю, что она потом училась на врача, кажется, стала педиатром…

– А где она живет, в Москве?

– Нет, насколько я помню, она осталась в Братушеве, там у нее жила мать и, кажется, больная сестра…

– А фамилию ее вы не знаете?

– Знаю. Любимцева. Любовь Любимцева. Я ее видела несколько раз. Удивительно милое существо. Женечка еще шутила, что с таким именем и фамилией ей обязательно должно повезти в любви.

– И как, повезло?

– Нет. Насколько я знаю, нет… А, впрочем, может быть, и повезло в результате… Иной раз ведь и на склоне лет улыбается счастье.

– Но адреса ее вы, конечно, не знаете? – спросила Оля.

– Увы! Но неужто вы собираетесь в Братушев?

– Конечно! – загорелась Даша. – Там и без адреса человека легко найти, тем более детского врача!

– Если она еще жива… В наше время молодые умирают, кажется, не реже стариков. Это вот я зажилась…

– Наталия Дмитриевна! – закричала Оля. – Как вы можете так говорить? Вы же еще работаете! У вас столько учеников, и вообще…

– Не кричи, Ольгуша, это просто старческое кокетство, – как-то очень молодо рассмеялась Наталия Дмитриевна. – Ну, кекс вам понравился?

– Просто сказка! – воскликнула Даша. – Спасибо вам, и за кекс, и вообще… за все!

– Дашка, ты и вправду думаешь поехать в Братушев?

– Конечно!

– И, по-твоему, эта тетка, если мы ее найдем, нам чем-то поможет?

– Почему бы и нет? Я как услыхала про Братушев, меня как что-то кольнуло – мы на верном пути. Интуиция, что ли? Вообще, интуиция – это по части Круза, но…

– А что, в конце концов, можно и смотаться в выходные.

– Я Стаса уговорю, пусть свозит нас на своей тачке. Он, между прочим, недавно горевал, что с тех пор, как мы там его наследство искали, так больше в Братушев и не выбрался. Помнишь, я тебе рассказывала?