Секрет потрепанного баула - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 19

– А ты ревнуешь? – засмеялся Хованский.

Петька только пальцем у виска покрутил.

В «Ноевом ковчеге» было пусто. Колокольчик на двери громко звякнул. Из подсобки высунулся Ной Григорьевич.

– Бог мой, кого я вижу, мой талисман, Дашенька, и с верным оруженосцем! Здравствуйте, здравствуйте! Петя, дуй за плюшками, будем пить чай! Страшно рад вас видеть!

– Здравствуйте, Ной Григорьевич, – улыбнулась Даша. – Плюшки мы уже купили!

– Бог мой, что за дети! Какая предусмотрительность! А что вас привело ко мне, все те же дела с таинственным наследством?

– Ной Григорьевич, у нас к вам много вопросов, – заявил Петька. – Хотим кое-что узнать, а еще показать вам кое-что…

– Согласен, но сперва напьемся чаю! Я сейчас заварю! А потом уж поговорим о деле.

Ной Григорьевич искренне обрадовался ребятам, и это было видно невооруженным глазом.

– Да, это тебе не Дмитрий Палыч, который даже воды не предложил, – шепнул Петька Даше, пока Ной Григорьевич колдовал в подсобке.

Наконец они уселись за маленький стол.

– Ной Григорьевич, – начал Петька, прожевав здоровенный кусок вкуснейшей плюшки. – Вам что-нибудь говорит имя – Дмитрий Павлович Шахворостов?

– Шахворостов? Дмитрий Павлович? Нет, такого не знаю. А кто это?

– Он утверждает, что он антиквар и у него несколько магазинов в Москве, в Питере, в Екатеринбурге и еще где-то…

– Что значит, он утверждает? Наверное, я лучше знаю, есть в Москве антикварные лавки какого-то Шахворостова или нет! Так я вам заявляю – нет! Только не понимаю, зачем все эти люди прикидываются антикварами! Это полный идиотизм! А может, они сами идиоты и принимают за идиотов вас?

– Наверняка именно так и есть, – рассмеялся Петька. Старик Ной нравился ему все больше. – Тогда посмотрите, пожалуйста, эти вещи, может, вы что-то поймете?

– Обязательно посмотрю, вот только доем плюшку…

В этот момент колокольчик на двери опять звякнул, но не успел Ной Григорьевич высунуть нос из подсобки, как туда вихрем ворвалась высокая молодая женщина с огненно-рыжими волосами и закричала:

– Ну конечно! Так я и знала! Папа, ты негодяй!

– Геня, как ты разговариваешь с папой! – притворно возмутился старый антиквар.

– Ты негодяй, ты знаешь, что плюшки тебе есть нельзя! Это яд! А ты тут тайком обжираешься!

– Геня, не кричи, познакомься с моими юными друзьями…

– Это не друзья, это самые злющие враги, которые кормят тебя плюшками! И чай ты пьешь с сахаром!

– Нет, чай я пью несладкий, Геня, а сахар для гостей держу!

– Сколько ты уже успел сожрать плюшек, а?

– Геня, я еще ничего не успел.

Разъяренная Геня схватила со стола плюшку и ткнула ее под нос Петьке. Тот отшатнулся.

– Кусай! – приказала Геня.

– Что? – ошалел Петька.

– Если не хочешь, чтобы я выкинула эти плюшки, кусай!

– Я не хочу!

– Хочешь, хочешь! Кусай, говорю!

Петька в полной растерянности откусил кусок. Геня схватила вторую плюшку и подскочила к Даше.

– Теперь ты кусай!

– Зачем? – хохотнула Даша.

– Кусай, кому говорю!

Даша покорно откусила кусочек плюшки.

– Геня, оставь в покое ребят, – слабым голосом произнес Ной Григорьевич.

– Оставлю, когда все плюшки пообкусают! Обкусанные ты есть не будешь, я знаю! – И она с явным удовольствием откусила кусок от третьей плюшки. – Вот так! И если я еще раз такое обнаружу, я все расскажу маме, и она тебе устроит желтую жизнь! Имейте в виду, у него диабет, и ему объедаться плюшками не просто вредно, а опасно! Вы меня поняли? И никаких конфет, мороженого, поняли?

– Поняли, – кивнула Даша. Ей ужасно понравилась рыжая Геня. – Но мы же не знали про диабет!

– Теперь знайте! Все, я побежала! Пока! – И поедая на ходу плюшку, она умчалась.

– Мое главное сокровище, – покачал головой с немного виноватым видом Ной Григоревич. – Как она за мной ухаживает, когда я хвораю, и вообще… Золотая девочка! Значит, плюшек сегодня есть не будем, хоть это и горько, удовольствуемся творогом, – он достал из маленького холодильника коробочку творога. – Смотрите, какую мерзость приходится есть – творог с нулевой жирностью!

– Зато полезно! – попыталась утешить старика Даша.

– Интересно, почему все полезное так невкусно, а все вредное – пальчики оближешь, вы можете мне объяснить?

Но ни Даша, ни Петька не знали ответа на этот трудный вопрос.

Когда с творогом было покончено, Ной Григорьевич спросил:

– Ну, что там у вас за вещи?

Даша открыла сумку и выложила свое наследство на стол.

Глаза старика азартно заблестели. Он схватил футлярчик с веером.

– Ага, слоновая кость, работа китайская, но не слишком старая, наверное, начало века…

– Какого? – спросила Даша.

– Двадцатого, какого еще. Но изящная штучка, только тут уже кто-то руку приложил, двух пластинок явно не хватает, ленточка вот новая…

– Это я, – скромно сказал Петька. – Дарья просила починить…

– Ну и молодец, что починил, вещичка удобная, в жару можно в сумочке носить… А кстати, на тех пластинках, что сломаны были, никаких надписей не было?

– Откуда вы знаете? – ошеломленно спросил Петька.

– Значит, была надпись? Тогда могу точно сказать, что веер этот был куплен в Париже, действительно в начале века, в магазине безделушек мадам Рене. Кстати, у меня есть почти такой же веер, сейчас-сейчас, вот смотрите! Тут по-французски написано: «Мечта о любви прекраснее, чем сама любовь». Короче, эта мадам Рене писала на веерах всякие пошлости; но одно время это было страшно модно.

– На нашем веере было что-то про ключ к тайне, – пробормотала Даша.

– А вы решили, что веер – ключ к тайне? – засмеялся Ной Григорьевич. – Чепуха, наверняка какой-нибудь трюизм.

– Что? – не понял Петька.

– Ну, что-нибудь очень банальное. Любовь – ключ к разгадке жизни или что-то в этом роде.

– Вы уверены? – спросила Даша.

– Абсолютно. Через мои руки прошел не один десяток подобных вещиц. Она была очень безвкусна, эта мадам Рене.

– Надо же, – разочарованно протянул Петька, – а мы-то думали…

– Ну, разумеется, вы думали, что этот веер сам по себе ключ к тайне, да? А тайны никакой нет!

– Но ведь она есть! – воскликнула Даша. – Кто-то же интересуется этим наследством, и даже очень. Помните тот баул? Так мы его все-таки продали за двести долларов.

– Таки продали? Ах вы, прохиндеи! – захохотал Ной Григорьевич. Но тут же стал очень серьезным. – А ведь вы правы, какая-то тайна с этим твоим наследством связана, Дашенька, а вы хоть прощупали эту рухлядь перед тем, как продать?

– А как же! Но нашли только конверт с обрывком газеты сорокового года, с объявлением о смерти отца той старушки, что мне все оставила.

– А что там еще было, в этой газете?

– Ничего. Заметка о премьере в Камерном театре.

– В Камерном театре? Моя мама была помешана на Камерном театре. Я до сих пор помню ее рассказы… И даже имена актеров. Алиса Коонен, Церетели… Ну ладно, вам это неинтересно. Хотя знаете, я всегда вспоминаю мамин рассказ об одном театральном критике, который написал… В то время был такой расцвет театра, в двадцатых годах особенно. МХАТ, Камерный, Театр Мейерхольда, Вахтанговский… В Камерном был знаменитый спектакль «Принцесса Брамбилла». А Вахтангов поставил «Принцессу Турандот». И этот критик написал: «Я изменил „Принцессе Брамбилле“ ради „Принцессы Турандот“!» Когда теперь иногда читаешь театральных критиков, хочется плакать… Разве они так напишут? Понимаете, этот критик – он любил! Любил Камерный театр, любил его спектакль! А потом влюбился в нового режиссера, в новый театр! А наши критики не считают нужным кого-то любить. Они себя любят… понимаете, о чем я?

– Конечно, – серьезно кивнул Петька. Он был в полном восторге от старого антиквара.

– Ну-с, что там у нас дальше? – сказал Ной Григорьевич, откладывая в сторону веер. – Ага, туфельки, прелесть что за туфельки, как для Золушки, хоть и не хрустальные. Ну, это может заинтересовать какой-нибудь музей разве что… Покупателей на такую вещь не найти… А впрочем, попробовать можно. Шарф… скорее, это палантин.