Тренировочный День 5 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 6

— Слышь, ты! — вскакивает было с места Лермонтович, но под ее взглядом тут же тушуется и садится обратно.

— Действительно. — говорит она, лишь бы что-нибудь сказать: — правила безопасности написаны кровью и могло случится всякое. Спасибо, Артур. Кто-нибудь еще? Баринова? Просыпайся.

— А⁈ Я НЕ СПАЛА! НЕ СПАЛА! ПРОСТИТЕ ВИКТОР БОРИСОВИЧ!! —

— Что? — Альбина аж вздрагивает от крика Яны.

— И я не спала! Только не трогайте меня там! — вторит Бариновой вторая девушка, Оксана Терехова, вскакивая с места.

— Заткнитесь дуры! — повышает голос Лиза Нарышкина: — чего орете как на базаре⁈

— С вами все в порядке? — осторожно спрашивает Альбина, разглядывая покрасневшие глаза и мятые физиономии «Дворянского Гнезда»: — может вам к медсестре сходить, в медпункт? Выглядите вы не очень здоровыми…

— С нами все хорошо. — бодро рапортует Нарышкина: — ничего с нами не произошло. Мы здоровые и веселые. У нас все хорошо. Мы сидим и не спим на уроках. Особенно Баринова.

— Я не спала!

— Вот видите. — разводит руками Лиза: — все с ней в порядке.

— А… почему она так дрожит? — спрашивает Альбина и Нарышкина пожимает плечами, мол кто его знает почему Баринова так дрожит, может съела чего-то не того на завтраке.

— Она так дрожит, потому что заснуть теперь боится. — подает голос Инна Коломиец, у которой в покрасневших глазах пляшут веселые чертики: — и, честно говоря, я теперь тоже побаиваюсь. Особенно на уроках Виктора Борисовича. Особенно после вчерашнего у меня перед глазами такие яркие картинки встают…

Вот оно что, думает Альбина, бедные девочки. Понятно почему у них глаза красные, понятно почему они вчера не спали. Они же рядом там были, когда граната упала. У девочек, наверное, как и у нее — развитое воображение, они сразу же себе представили ту же картинку, что и она, получили психологическую травму. И наверняка это все усугубилось чувством вины перед Виктором, который всех спасать бросился, а они все — просто стояли и смотрели, ну совсем как у нее. Потому они теперь и хотят стать лучше, хотят показать ему что слушаются его, заполучил Виктор авторитет среди школьников, и она не может сказать, что незаслуженно. Но что до девчонок, то нужно им сказать что-то успокаивающее, поработать с ними… облегчить им травму. В конце концов она же учитель и она сама в такой же ситуации, так что она сможет подобрать нужные слова. Для начала нужно дать им понять, что они — не одиноки и что такая реакция — естественная. Все боятся смерти, ничего постыдного тут нет.

— Я вас понимаю. — говорит она: — после вчерашнего у меня тоже в голове… яркие картинки встают. — говорит она: — и я испытываю такие же чувства.

— Серьезно? — хлопает глазами Лиза Нарышкина: — и вы тоже, Альбина Николаевна? Но вы же… учитель!

— И что? Учителя тоже люди и мы тоже испытываем чувства. В этом нет ничего стыдного. — говорит она: — абсолютно все на вашем месте такие эмоции переживали бы.

— Ну… не знаю. — говорит Лиза Нарышкина: — мы все по-разному переживаем. Барыня вон вообще в шоке…

— Я не в шоке! Мне… просто страшно! Я… я не думала, что это так выглядит! Страшно! С живым человеком такое вот! — оправдывается Яна Баринова.

— А я… мне нормально. — продолжает Лиза: — Виктор Борисович оказывается такой сильный! И так долго может! Как паровоз! Раньше я думала, что не хватит его на всех, а он оказывается такой… он всех может…

— Да, я понимаю твои чувства, Лиза. — кивает Адьбина. Бедная девочка, думает она, эта травма слишком глубока, воспоминания слишком яркие, не успели еще забыться. Она искренне считает, что Виктор сможет всех защитить. К сожалению, взрослая жизнь совсем другая и никакой, даже самый сильный физрук не защитит тебя от партийного собрания или одинокой пятницы… хотя, наверное, в случае с Виктором он-то как раз в состоянии от этого защитить… взять сильной рукой и прижать к стенке перед учительской и так вот за волосы ее…

Она мотает головой, прогоняя яркие картинки и сосредотачивается на настоящем. Ей нужно поговорить с девочками, пока эмоциональная травма еще не укоренилась окончательно, ей нужно дать им понять, что они не одни и что испытывать страх — это нормально. Пока они сами себя не съели.

— Я понимаю твои чувства. — повторяет она: — но все проживают эмоции по-разному. Яна вот так, а ты — вот так. Конечно, со стороны ситуация кажется смешной, но на самом деле все было довольно серьезно. И я в свою очередь восхищаюсь поступком Виктора Борисовича и считаю это подвигом. Говорят, что в наше время не осталось места подвигу, но на самом деле это не так. Герой — это не медаль на грудь, это состояние души. И дело тут не в том, что он один раз упал на гранату, думая, что спасает нас всех, а в том, что он продолжил работать так же как и всегда — с полной отдачей себя самого процессу.

— Так вы тоже видели⁈ — чему-то удивляется Нарышкина: — как он… процессу отдавался⁈

— Конечно. — кивает Альбина. Виктор, при всех его недостатках все же был хорошим учителем, в этом она отдавала ему должное. И дети его любят и слишком запанибрата он им быть не позволяет, в целом — таким и должен быть физрук. Однажды она слышала от своего преподавателя на кафедре педагогики о том, что физрук в школе обязан занять место значимой мужской фигуры, место отца для всех мальчиков и девочек, растущих в неполных семьях. И Виктор — именно такой, каким она бы хотела видеть своего отца. Или старшего брата. Веселый, но в то же самое время — надежный. И если в обычное время она могла не придавать значения его существованию, но когда Давид оторвал ей пуговицы с ее любимой белой блузки с итальянскими рукавами — она знала кто именно сумеет ее защитить. Наверное, она тоже испуганная девочка, которой нужен рядом вот такой мужчина — с грубоватым юмором и сильными руками. Спокойный и не реагирующий на ее подначки, не ведущийся на все ее женские штучки и капризы, но протягивающий руку помощи тогда, когда она в этой помощи реально нуждалась. Так что она смело может сказать, что видела Виктора во всех ситуациях и знает какой он.

— Конечно же я видела. — продолжает она: — Виктор Борисович в такие моменты просто неостановим и неутомим. И это прекрасная черта характера для советского учителя. Стремление к вершинам педагогической науки и практики.

— Это меня и пугает. — подает голос Яна Баринова: — то что он неостановим и неутомим. А еще — неумолим. А телесные наказания за то, что на уроках заснула — это перебор с педагогической наукой и практикой. Тем более такие. Как она завтра ходить будет? То есть сегодня?

— Видела я ее с утра. Ходит. Правда прихрамывает, но ходит. — говорит Инна Коломиец: — удивительная женщина. Другая, наверное, неделю бы нараскоряку ковыляла… а ей все нипочем.

— Что? — не понимает контекста Альбина: — вы о чем это? Или — о ком?

— А кто Виктора Борисовича видел? — спрашивает Оксана Терехова со своего места: — я нет. Кто-то видел? Ага. Вот то-то же. Тут скорее за него нужно переживать. А прихрамывает ваша Ирия Гай, потому что ногу потянула. Вернее — симулирует что хромает. Сама видела, как она позабыла на какую ногу хромать и стала правую подтягивать, правда потом спохватилась и снова на левую стала прихрамывать…

— Я… вы про Лилию Бергштейн говорите, девочки? Нехорошо личную жизнь вашего учителя за спиной обсуждать… — говорит Альбина, пытаясь понять о чем именно идет речь.

— А как ее еще обсуждать? — спрашивает Яна Баринова: — Виктор Борисович постоянно занят. Я бы в глаза с ним про это поговорила, но после вчерашнего опасаюсь. Видела, что бывает с девочками, которые с ним слишком много говорят… брр! — она передергивает плечами и ежится: — живому человеку внутрь такое засовывать… больно же! Вы бы слышали, как она кричала, бедняжка…

— Барыня, заткнись, ничего ты в колбасных обрезках не понимаешь. — прерывает ее Лиза Нарышкина: — Альбина Николаевна сказала же что тоже все видела и слышала, чего ты тормозишь.

— А. И правда. — кивает Яна: — вы же все видели. Вы, наверное, с другой стороны были, в палате слева?