Ментальная кухня 3 (СИ) - Злобин Максим - Страница 32

Футболка игриво приоткрывала волосатый грузинский пупок, шорты даром что застёгнутые заканчивались сильно выше колена, и Гио в этом своём амплуа производил стойкое впечатление великовозрастного дебила. Ему бы ещё кепку с пропеллером и круглый разноцветный леденец в руку. Никто из матросов даже близко не походил на него комплекцией, у «сухопутных» с собой запасных вещей не было, и пришлось бабе Зое шить для человека-грузина тунику из простыней. Благо ещё, что у Буревого на бортике был припрятан швейный набор.

— Апполон, — прокомментировал Мишаня явление Пацации на кухню. — Давай, вставай, херачь капусту…

Капуста с морковкой шла на витаминный салат. На первое мы наварили жирный рассольник с перловкой, а на горячее нынче был рис с жареным бедром индейки, — мясо мы всё-таки взяли, но на раз, чтобы сожрать его пока не пропало.

Просто, короче говоря, без изысков.

Да, велик был соблазн сделать из индюхи шашлык, но Еремей Львович строго-настрого запретил разводить на борту теплохода открытый огонь. По итогу ужин был готов где-то на полпути к Дубне, останавливаться в которой мы не собирались. Накормили экипаж, поели сами и на сытый желудок все тревоги дня как будто бы немного отлегли.

— Хорошо, — констатировал факт Мишаня.

А дальше что? А дальше общим собранием было принято решение немного выпить. А тут ещё и вечереть начало, так что душа запросила. На небе зажглись яркие загородные звёзды, мимо по берегу проплывали тоскливо-милые деревушки, ещё и Миша со своей гитарой…

Ну и вот. Устроились мы, конечно же, на палубе. На самом носу «Ржевского», на «запасных» раскладушках. Еремей Львович с внучкой и та часть команды, которая сегодня ночью была не при делах, конечно же, присоединились.

И хорошо так стало. И так душевно. Не попойка, а именно что посиделки. Квартирник эдакий. Точнее теплоходник. Гитара по кругу, вино без перебора, речные байки, анекдоты, смех. На холостом ходу, «Ржевский» шёл по течению сквозь неподвижный тёплый воздух и низко-расстеленный туман. А ещё, — внезапно! — через целые орды светлячков. Я и не знал, что их в нашей полосе может быть так много.

И волшебство какое-то вокруг витало. Не магия, — пыщ-пыщ, — и не мана эта задротская, а именно что волшебство. Настоящее. Дедморозовое какое-то; навзрыд детское.

— Не новое, а заново, — улыбаясь самой себе с закрытыми глазами, пропела Настя Кудыбечь.

— Один и об одном, — вторил ей тихий разговорный бас мужа.

— Дорога — мой дом, и для любви…

Воздух даже не думал холодать, однако много кто уже вытащил на палубу одеяла. Для уюта, так сказать; вместо пледов. Под одним из таких одеял сидели и мы с Буревой. Кареглазка сама пришла ко мне, и сама прижалась, молчаливо зафиксировав начало отношений. И хорошо. После сюрреалистичного свидания, дубль два вышел просто сказочным. Как надо. Такое на всю жизнь запомнится, уверен.

На соседней раскладушке, слушая пение родителей, клевали носом Ярик, Ростик и Славик. То слева от нас. А справа тем временем расположились Гио с Ритой и Агафоныч.

— Прольются все слова, как дождь, — подвыл Гио со слезами на глазах и сгрёб обоих в могучие шерстяные объятия. — И там, где ты меня не ждёшь…

Рита, понятное дело, прижалась к своему мужику. А вот Ярышкин сперва чуть посопротивлялся для приличия, но потом всё-таки уронил голову на волосатую грудь Пацации и тоже зашептал:

— Ночные ветры принесут тебе прохла-А-ду…

Час? Два? Да хер его знает сколько времени прошло. Никто его сейчас не считал, никому это было не нужно. Ну а потом случился первый поцелуй. Стоя напротив, мы с Катей долго улыбались друг другу, но в конечном итоге всё же разошлись по каютам. Негласно решили закрепить сказочность сказки ещё хотя бы ненадолго.

Вино легло на треволнения дня самым седативным образом. Не опьянило, а именно что расслабило, так что я провалился в сон стоило мне лишь коснуться подушки. И несмотря ни на что, будущее виделось мне сплошь в ярких солнечных тонах. И верилось мне, что всё будет. А то, что будет — будет зашибись…

Дон-дон-дон-дон! — я аж с раскладушки подскочил. — Дон-дон-дон-дон!

Для коммуникации со встречными судами Буревой как правило использовал теплоходный гудок. Хриплый такой, будто старый морж с ангиной. Но вот конкретно сейчас почему-то звонила рында, а стало быть, это сигнал для своих.

— Кхм-кхм, — откашлявшись, я первым же делом высунулся в иллюминатор.

Ночь. Темнота. Где-то справа уходят в туман огни большого города. То ли Калязин прошли, а то ли Углич. Мимо по коридору, — двери-то у меня в каюте нет, — молча промчались два матроса. Ещё один мелькнул в иллюминаторе. И если это не кипишь, то я не Вася Каннеллони. А кипишь в такой час не к добру.

Твою-то мать!

Неужели Сидельцев? Я-то думал, что после Дубны эта тварь до нас уже не дотянется, да только не тут-то было!

Дон-дон-дон-дон!

— С-с-с-сука, — наскоро одевшись, я выбежал из своей каюты и рванул наверх…

Глава 15

— Этого тоже сюда! — услышал я крик Буревого, поднимаясь на вторую палубу. — Давай-давай! Заходи к своему дружку, не стесняйся! А теперь не двигаться! Никому не двигаться, ** вашу мать! И даже не вздумайте ко мне приближаться!

Осилив лестницу и выскочив в коридор, я увидел, что Еремей Львович опять взялся за старое. Точнее, за багор. Именно им он назидательно колол воздух прямо перед собой и угрожал кому-то, кто сейчас находился в каюте.

Лазутчики? Неужели люди Сидельцева умудрились попасть на судно прямо на ходу? Такое реально возможно? Ач-чорт! Плохо! Но хорошо, что их уже обнаружили. Обнаружили и даже успели обезвредить, если я всё правильно понимаю.

— Оп! — внезапно меня бортанул плечом боцман Петя. — Извини! — и бегом промчался мимо, в сторону капитана.

Домчался и передал Еремею Львовичу из рук в руки какой-то предмет… какой-то… э-э-э… до боли похожий на электробритву. Или не похожий? Или это она и есть?

Вж-ж-ж-ж! — ну да, точно, триммер. Буревой проверил его на предмет зарядки, а потом всё так же угрожая багром присел на корточки.

— Я положу его здесь, — сказал он и действительно положил бритву на порог. — Подходите, берите, и даже не вздумайте выкинуть какой-нибудь фокус!

Ну тут уж и я наконец дошёл до каюты, а внутри…

— Еремей! — от возмущения Агафоныч аж ногой топнул. — Прекрати весь этот цирк немедленно! — пробуравил капитана взглядом, а потом: — Ай, блин, — запустил пальцы в волосы и начал остервенело чесаться.

Рядом с бароном стоял Гио. И тоже, к слову, чесался. Пока Агафоныч будто шелудивый пёс драл за ухом, человек-грузин до кучи ещё и мохнатую грудь пятернёй наяривал.

— О! — воскликнул Агафоныч, едва заприметив меня в пролёте. — Вася! Вась, скажи ему!

— Да, Василий Викторович! — парировал Буревой. — Скажи ИМ!

— Вась, да он одурел совсем! — подключился Гио. — Из ума выжил, чесслово!

А Еремей Львович тем временем:

— Эть! — ловко ухватил Тыркву, которая попыталась пробежать мимо него к хозяину, и поднял рассол-терьершу на руки. — Не ходи к ним, собаченька. Не ходи, моя хорошая. Не нужно тебе туда…

— Да что тут происходит-то⁈ — не выдержал я.

Тут же из соседней каюты вышла баб Зоя. Причём почему-то со шваброй, с черенка которой свисало одеяло.

— О! Вась, и ты проснулся? А у нас тут вон чего творится.

— Стригущий лишай, — нахмурившись, сказал Буревой. — Судя по скорости инкубации аномальный. Страшная зараза. Лечится проще чем обычный, зато переносится быстрее. Если мы сейчас этих троих не обреем и не обольём с ног до головы уксусом, то к утру все будем ходить чесаться. А я в свою очередь буду обязан сообщить на берег об эпидемиологической ситуации на борту и нас ни один порт не примет. Образумь своих друзей, Василий Викторович. Пусть по доброй воле стригутся, иначе моей команде придётся применить силу…

— Н-да…

— Василий Викторович, ну ты же повар. Должен понимать, что к чему.