Тиран Золотого острова (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 22

— Бумм! Бумм! Бумм!

Грохот барабана загоняет команду гребцов в ритм огромного механизма. Я ворочаю весло наравне со всеми, потому как делать на берегу мне совершенно нечего, а способ снятия стресса лучше, чем умахаться до полусмерти тяжелым веслом, мне неизвестен. Да и свежее пополнение должно меня в лицо знать, потому как экипажа у меня целых три, а корабль пока только один. Помимо Палинура нашлись толковые кормчие из Угарита, которые схватывали новую науку на лету, к стыду моему, куда лучше и быстрее, чем я. Видимо, десятки поколений моряков в роду позволяют им понимать корабль без слов. Я видел, как они шепчут что-то, обнимая мачту, и как гладят мозолистой ладонью палубу. Для них корабль — это живое существо, а море — бог, которому они приносят жертвы. Потому-то они чуют рулевое весло, словно собственные пальцы, а новые паруса и вовсе освоили за несколько дней. Они как-то по-особенному чувствую ветер, а потому в какой-то непонятный для меня момент могут изменить положение снастей. И даже два ряда весел не стали для них шоком. Они просто оценили удачное решение одобрительным кивком и белозубой улыбкой. Кормчие знают, что столько весел в один ряд не поставить. Корабль получится слишком длинным, и его сломает сильная волна. Дубовый ствол нужной длины не найти, а делать составные кили тут не умеют. В общем, кормчие с кораблями освоились быстро. Потомственные же моряки, в отличие от меня. Хотя, по слухам, лучше критян здесь нет никого, а чужакам для того, чтобы досконально узнать здешние воды, понадобится не один год.

— Бумм! Бумм! Бумм! Бумм!

Я мерно качался корпусом вперед-назад, наслаждаясь свинцовой усталостью, которая скует мои плечи к вечеру. Я знаю, что будет дальше: поем наскоро, выпью кубок вина и провалюсь в сон без сновидений, чтобы проснуться с первыми лучами солнца. А потом меня ждет еще один тяжелый день.

— Бумм! Бумм! Бумм! Бумм!

— Весла убрать! — заорал кормчий. — Первый десяток — бегом наверх! Паруса ставить!

Парни, весело переговариваясь, затащили весла в порты и завистливо посмотрели вслед счастливцам, которые поднимутся на палубу и будут дышать соленым ветром. На нижнем ярусе и вовсе тоска. Порты закрыты кожаными манжетами, и ты не видишь ничего, кроме потной спины товарища. Ну, так себе зрелище. Любоваться им интересно только первые пару часов, а потом надоедает.

— Агамемнон, гад ты такой! — в мою измученную башку робким рассветным лучиком наконец-то заглянула безумная мысль. Вот что фитнес животворящий делает. — А ведь я понял, что нужно тебе предложить! Я знаю, что ты на редкость жадная сволочь, и очень тщеславная. Вот поэтому я сыграю на обеих твоих слабостях сразу. Ты точно заглотишь эту наживку. А я… А я подожду в сторонке, как та мудрая обезьяна. Какие мои годы.

1 Мегапенф — согласно мифам, сын Меналая от рабыни. Переводится как «великая скорбь». Имя самого Энея переводится как «ужасный» или «приводящий в трепет».

Глава 10

Три корабля режут носом морскую волну, патрулируя окрестные воды по расходящейся спирали. «Пегас», «Лев» и «Тритон». Так их назвали воины. Писать тут никто не умеет, а потому парни скинулись и заказали мастерам из Угарита резные носы. На одном корабле — конская голова, на втором, кто бы мог подумать, — львиная, а на третьем — изобразили какую-то уродливую человекорыбу. И ведь я как-то упустил это, хотя со времен Арго имена кораблям здесь дают. Я же говорил, они для этих людей — живые существа, моряки чувствуют родство с ними. Они ведь этим утлым деревянным лоханям свою жизнь доверяют.

У нас была неделя на слаживание и разучивание тех сигналов, что я придумал за это время. Их всего штук пять, и ни о какой системе морской азбуки тут пока даже речи не идет, ведь еще пару тысячелетий все капитаны кораблей будут биться по принципу «сначала ввяжемся в драку, а потом как кривая вывезет». С тем раскладом, что ожидается, рисковать не хочется совершенно. Да и план у меня совсем другой, отчаянно-дерзкий. И он единственный, при котором я с некоторой долей вероятности остаюсь в ближайшие месяцы хозяином своего острова. Важное уточнение: живым хозяином!

Гонец уже вернулся из Навплиона. Он своими глазами видел, как пентеконтеры, пятидесятивесельные корабли Микенского царя, загружаются провизией и водой. Они длиннее моих бирем, и на веслах не слишком сильно им и уступят. Да только идет под парусом такой корабль тогда, когда ветер попутный. И стрелков там человек десять-пятнадцать, потому как гребцы не могут бросить весла. Экипаж идет биться тогда, когда корабли сцепились намертво в последней схватке. Вот на этом-то и строится весь мой расчет.

Они выйдут из Аргосского залива и поплывут на восток, пока не уткнутся в один из Кикладских островов, которые дугой обнимают Пелопоннес. Если мне повезет, то они приплывут к острову Кеа, самому дальнему из всех, и у меня будет еще один день. Если не повезет, то они уткнутся прямо в Сифнос или в соседний Серифос, который виден из нашего акрополя невооруженным взглядом. Навигация здесь уровня «бог». Не зря у Агамемнона с его эпическим походом сначала не заладилось. Греки ошиблись на несколько сотен километров, приплыли в ни в чем не повинную Мисию и начали мордовать местное население в надежде выяснить, которая из тамошних деревень Троя. Перепуганный царь, зять Приама кстати, его врагам дорогу и показал, лишь бы только от него отстали. Помнится, грекам даже пришлось обратно вернуться, какое-то время собирать всех потерявшихся, а потом заново тронуться в путь. Я всегда удивлялся этому факту. Неужели проводника не могли найти?

— Вижу-у! — заорал лучник на носу. — Вижу-у их!

И чего он видит? Я вот не вижу ничего, кроме точек на фоне зеленовато-белой волны. Да, они это. С каждой минутой точки увеличивались, превращаясь в корабли, которые несут раздутые паруса.

— Поднять белый флаг! — проорал я.

Что это значит? Ну точно не капитуляцию. Это значит, что мы сейчас будем исполнять первый и единственный прием карате, которым я в своем пионерском детстве овладел в совершенстве. Он называется «изматывание противника длительным бегом».

* * *

Аргосцы воевать умеют, да и Диомед, командующий карательным отрядом, моряком оказался отменным. Увидев нас, микенские корабли убрали паруса и ударили по веслам, охватывая широкой дугой. Я оценил красоту маневра, честное слово. Есть что-то завораживающее в длинных хищных силуэтах, которые стремительно несутся по морю, словно стая акул. Они полностью уверены в себе. Могучие спины воинов ходят в унисон, а лучники на палубах встали на нос, наложив стрелы на тетиву. Никто не бегает и не кричит, каждый делает свою работу спокойно и без лишней суеты. Биться на воде можно только так, убрав паруса и маневрируя веслами, чтобы потом сцепиться в схватке борт на борт. И если у кого-то в такой драке больше кораблей и лучников, его победа практически предрешена. Но только не в это раз.

Мои биремы не стали проявлять чудеса героизма и спокойно ушли, оставив корабли противника в легкой растерянности. Мы разорвали дистанцию, и их лучники до нас просто не добьют. Раздалась резкая команда, кормчие повернули рулевое весло набок и начали снова выводить корабли на дистанцию атаки. Ахейские пентеконтеры — это огромные плоскодонки с низкими бортами. Низкими настолько, что матрос может погладить проплывающего дельфина. Для них крутые маневры — это нечто из разряда фантастики. Если корабль хорошенько зачерпнет воду бортом, то пиши пропало. Он просто перевернется и утонет.

Аргосцы, которые снова рассыпались стаей, летят к нам стрелой, но биремы подпускают их на сотню шагов, а потом ловят ветер и снова уходят в сторону, выписывая огромные петли. Опять звучат отрывистые команды, но теперь в них слышится злость. Мы воюем нечестно, совсем не так, как должны воевать порядочные враги. Они считают нас трусами, но даже самый тупой из матросов задается сейчас вопросом: а на сколько хватит его сил, чтобы грести в таком темпе. Лучшие из моряков способны грести часа четыре, если не рвать жилы и не маневрировать, а потом им нужен отдых. Нам он не требуется вовсе. Мы идем под парусами, лишь на короткое время ускоряясь, когда нужно подпустить их поближе, а потом оторваться от преследования. Мы закладываем петли и восьмерки, перебегая от одного борта к другому, и эти непривычные маневры приводят врага в состояние неописуемой ярости. Они показывают нам растопыренные ладони, давая понять, какие мы нехорошие люди, а некоторые показывают даже две растопыренные ладони, наложив их одну на другую. Мы настолько плохи, что у них даже рук не хватает, а наша сексуальная ориентация для них совершенно очевидна. Нам показали голые зады, жест в полруки и даже обнаженные гениталии, что по местным меркам считается серьезнейшим оскорблением. Но мы не ведемся. Мы ждем, когда они начнут уставать.