Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп - Страница 40

― магистр Жан Ламбер, доминиканец, профессор теологии, впоследствии ставший первым ректором нового Университета Пуатье;

― Гийом Ле Мэр или Ле Марие, каноник Пуатье, бакалавр теологии;

― Жан Эро, профессор теологии;

― Гийом Мери, доминиканец, профессор теологии, который 1 марта 1429 года получил от города Пуатье 20 турских ливров "на проповеди добрых доктрин и учения веры", которые он проводил в прошлом и продолжает "каждый день жителям города";

― Пьер Тюрелюр, будущий епископ Диня (1445–1466), который 3 февраля 1432 года в соборе Сен-Пьер-де-Пуатье произнес "выдающуюся и торжественную" проповедь, чтобы продемонстрировать преимущества создания Университета в этом городе;

― Пьер Сеген, кармелит, известный как Сеген Кузен, профессор теологии, ставший деканом теологического факультета Университета Пуатье;

― Матье Менаж, который в 1432 году также присутствовал при учреждении Университета Пуатье;

― Журден Морен, сокурсник Пьера де Версаля, которого Жерар Маше назвал после его смерти "великим светилом теологии";

― Гийом Сеген, или Сеген Сеген, доминиканец, который через много лет будет свидетельствовать на реабилитационном процессе Жанны;

― Жан Рафенель, духовник королевы Марии, а в прошлом духовник герцога Беррийского.

Также, по крайней мере в начале, присутствовал Гобер Тибо, будущий королевский конюший, но он был делегирован Жераром Маше в город Блуа по вопросу сбора субсидий. Таким образом дознание проводила большая и заслуживавшая всяческого доверия команда профессионалов.

Допрос Жанны проходил в доме Жана Рабато. Он был жестким и преднамеренно предвзятым, поскольку на дознавателях лежала большая ответственность, ведь дело, объявленное как чрезвычайно важное, могло обернуться полным фиаско. В результате дознания был составлен реестр, который не сохранился и содержание которого нам неизвестно, но на который Жанна д'Арк несколько раз ссылалась во время суда и даже просила прислать копию в Руан.

Реестр, о котором идет речь, скорее всего был передан королю вместе с отчетом комиссии. Давал ли он Карлу какие-либо рекомендации? В неизвестную дату, которую мы можем гипотетически отнести к апрелю, был составлен короткий отчет на французском языке, который намеренно был распространен по стране. В нем в тщательно продуманных выражениях было кратко изложено "мнение докторов, о котором просил король, относительно факта посланной Богом Девы". Таким образом, статус Жанны был сразу же признан. В отчете было сказано, что в этой "необходимости", то есть в очень сложном контексте событий, учитывая чаяния "бедного народа", король не должен "отвергать Деву, которая утверждает, что она послана Богом, чтобы ему помочь", "несмотря на то, что ее обещания [а не пророчества] касаются дел человеческих". Однако он не должен относиться к тому, что она говорит слишком легковерно, а испытать ее двумя способами. Во-первых, "расспросить о ее жизни, вере и намерениях", и во-вторых попросить предоставить "знак по которому можно судить, что она послана Бога". Таким образом, был официально запрошен некий знак, как неоспоримое доказательство ее миссии.

Далее в отчете говорится, что король, с момента появления упомянутой Девы при дворе, тщательно наблюдал за ней и узнавал о ее рождении, жизни, моральных качествах и целях. Он держал ее при себе в течение шести недель, представляя ее самым разным людям: прелатам, монахам, военачальникам, вдовам и другим, кто пожелал с ней встретиться. В Деве все эти люди не увидели ничего плохого, а только хорошее: смирение, девственность, преданность, честность, простоту. "О ее рождении и жизни рассказывали много удивительных вещей" (по-видимому, легенды уже расцветали пышным цветом). Что касается некоего божественного знака, то она ответила королю, который задал ей вопрос по этому поводу, "что перед городом Орлеаном она его явит", и ни раньше, и ни в другом месте, "потому что так ей повелел Бог". Учитывая все эти соображения, король, принимая во внимание постоянство и настойчивость, которую она проявила, а также настоятельные просьбы отправить ее в Орлеан, "чтобы явить знак божественной помощи", посчитал, что не должен препятствовать ей отправиться туда с его войсками, но "должен с честью проводить ее в надежде на Бога". Отвергнуть Деву, отказаться от ее помощи, когда в ней не было и намека на зло, означало выказать недоверие Святому Духу и сделать себя недостойным Божьей помощи. О голосах и видениях, о которых Жанна, несомненно, рассказала дознавателям упомянуто не было.

Мнение докторов, осторожное и, тем не менее, позитивное, в соответствии с богословской концепцией того времени, следовало укоренившейся традиции отношения Церкви к пророчествам или предполагаемым пророчествам. В общем, королю было предложено, как мы бы сказали сейчас, взять всю ответственность на себя.

Сбор армии

Период между началом дознания в Пуатье и прибытием Жанны д'Арк в Блуа 25 апреля 1429 года, или чуть раньше, был отмечен несколькими параллельно произошедшими и независящими друг от друга событиями. В это время Жанна возвращаясь в Шинон побывала в аббатстве Сен-Флоран-ле-Сомюр, где остановилась на три или четыре дня и познакомилась с Иоанном, герцогом Алансонским, его матерью Марией, сестрой Иоанна V, герцога Бретонского, и его женой Жанной Орлеанской. Затем Дева некоторое время пребывала в Туре. Все это означало, что, учитывая длительность путешествия, существовал некий график движения.

Какие же события произошли за это время? Во-первых, осажденные орлеанцы, "дворяне и горожане", попытались найти некое дипломатическое решение, пока не стало слишком поздно и английская мощь не обрушилась на них со всей силой. Эта попытка была предпринята после отъезда графа Клермонского, который укрылся в Орлеане после поражения в Битве селедок (12 февраля). Перед своим "отъездом" он пообещал орлеанцам прислать им помощь "людьми и припасами в течение одного дня, что ему сделать не удалось". Поскольку на помощь от короля осажденные больше не надеялись, в городе распространилось мнение, что "всем дворянам Франции сжавшимся" за находящегося в плену герцога Орлеанского "Совет Англии, по воле регента герцога Бедфорда предоставил иммунитет от ведения боевых действий в их владениях". Но Совет в Париже не захотел соблюдать этот иммунитет: отсюда и осада. Поэтому необходимо было достигнуть перемирия, о котором шли переговоры еще до начала осады и найти какого-либо французского принца, который сможет побудить регентский Совет в Париже прекратить осаду Орлеана, поскольку его жители не участвуют в конфликте между Генрихом VI и Дофином. Для продвижения этого деликатного вопроса, который имел под собой некую юридическую основу, Потона де Сентрая попросили связаться с герцогом Бургундским и Жаном де Люксембургом, графом Линьи. Ни тот ни другой в принципе не были против каких-либо переговоров, поэтому считалось, что, возможно, будет найдено решение учитывающие противоречивые интересы Бедфорда, Филиппа Доброго и герцога Орлеанского. Однако после размышлений Бедфорд с одобрения Филиппа де Морвилье, первого президента Парижского Парламента,  по нескольким причинам, от переговоров отказался: осада уже дорого обошлась Англии и английской Франции, Орлеан, вероятно, был на грани сдачи, а стратегически и политически этот город был "самым значимым во всем королевстве Франция". Рауль Ле Саж, мэтр Палаты прошений двора регента, высказался следующим образом: не следовало ожидать, что Бедфорд уже прожевавший этот пирог, даст герцогу Бургундскому его проглотить и получить честь и выгоду без борьбы. По словам Жана Шартье, герцог Бедфорд заявил, "что город Орлеан уже в его власти, и, что жители заплатят ему столько же, сколько он заплатил за ведение осады" (по крайней мере, выплатят значительную военную репарацию, как это было с Руаном), "и что он не для того расставлял в кустах силки, чтобы отдавать кому-то пойманных птиц"[243]. Бедфорд поинтересовался у орлеанских послов, готовы ли они вести переговоры о капитуляции. Послы заявили, что у них нет таких полномочий. Поэтому регент не дал прямого ответа и 17 апреля отправил посольство обратно в Орлеан. Герцог Бургундский обиделся и направил под Орлеан, вместе с возвращающимся посольством, одного из своих герольдов с инструкциями сообщить находящимся в осадном лагере бургундцам, что они свободны от своих обязательств и могут возвращаться домой "что большинство [но не все] и сделало, как и  пикардийцы и шампанцы". Таким образом англичане понесли значительные потери[244]. В отсутствие финансовых документов размер контингента, отправленного Филиппом Добрым (и оплаченного из казны короля Франции и Англии), неизвестен, однако можно предположить, что он состоял из нескольких сотен бойцов. Но английские командиры сохранили самообладание, поскольку в то время они "находились в состоянии большого подъема и не считали, что колесо фортуны может повернуться против них". Тем не менее, все стороны сильно рисковали: Бедфорд возможностью неудачной осады, орлеанцы наихудшими условиями капитуляции, а бургундцы ослаблением политических позиций, если город продолжит упорно сопротивляться или капитулирует.