Ненормальный практик 2 (СИ) - "Извращённый отшельник" - Страница 10

Без суеты приподнимаюсь на шконке. Засохшая кровь на лице стянула кожу зудящей коркой. Так и охота отколупать, да почесать. Опухшая рука приобрела живописный фиолетово-багровый оттенок с желтизной по краям. Перелом, и без рентгена ясно. Можно, конечно, ускорить регенерацию с помощью духовного ядра, направив энергию в повреждённые ткани, но сознательно сдерживаю этот процесс. Все раны пока нужны. Ведь они — ничто иное, как следы вчерашней схватки. И служили идеальным прикрытием, маскируя истинный уровень моих возможностей. Ведь кто заподозрит мальчишку со сломанной рукой и разбитым лицом? Даже если Карабас, что вряд ли, решит рассказать всё как было, решат, что он попросту свихнулся. Почему же я не убил его? Очевидно, при таком исходе ко мне точно были бы вопросы. А так, бурный рассказ Барабаса стал своевременным алиби.

— А-а-а, «красавчик» очнулся? — проскрипел голос из соседней камеры. — Хорошо ночку провёл? Не надоело ещё жить?

Лохматый седой старикашка, весь в морщинах, прильнул к решётке, разглядывая меня. Больной, что ли? Или настолько заскучал в казематах?

— Шуму ночью было… — продолжал он, растягивая слова. А куда ему торопиться? — Да уж, давненько я такого не слыхивал. Кабан, значит, с глазом вырванным отсюда вышел. Повезло тебе, уродец, что не пришибли там.

Это я-то уродец? Он себя давно видел? Ален Делон, бляха-муха. Но как-то спорить совсем неохота. К тому же, внешность, вообще, вещь субъективная — для одних ты уродец, для других — самый сок. Я сейчас за женский вкус. Что думает обо мне этот старый пердун — пофиг. Так что игнорирую его исповедь и торчащую костлявую морду между решётками. Прикол — поймать его сейчас за уши и хорошенько потянуть. Только вот зачем? Он даже не раздражает. Да и, тут реально скучно. Пусть себе болтает, пока мне реально не надоест. Может чего интересного расскажет.

Продолжаю концентрироваться на дыхании под его бесперебойный спич. Вдох. Выдох. Направляю каплю энергии духовного ядра, чтобы купировать заражение в ранах. Тонкий баланс. Этого должно быть достаточно для поддержания текущего состояния, и не навести на подозрения в мощной регенерации.

— Сегодня тебя отсюда вынесут, малец, — продолжал старикашка почёсывая небритую щёку. — Грушин такие вещи не прощает. Зуб даю, уже приказал тебе «особое меню» приготовить. Как-то был тут один, тоже умник… три дня продержался, а потом пожрал харчей и затих. Навечно.

— Спасибо за заботу, дед, — произношу тихо, не нарушая концентрации, — но, боюсь, твои прогнозы придётся подкорректировать. Остались ещё неоконченные дела на этом свете. По этой причине и подохнуть не могу.

Старик, видимо устав болтать, хмыкнул и отошёл от решётки, бормоча про «самонадеянных щенков». Вот же ворчун.

В коридоре послышалась возня, приглушённые голоса. Может сейчас будет кормежка и принесут пресловутое «особое меню» от майора? Ну или, ещё каких-нибудь мордоворотов, чтобы закончить начатое? А потом напишут, якобы курсант Волков напал на сотрудников и бравые заключенные помогли в его ликвидации. И вообще, он — психопат и поджигатель. Сценариев предостаточно. Вот только, им придётся ой как постараться, чтобы прикончить меня.

Лязгнул ключ, и в коридоре прошла процессия из трёх человек. Впереди шёл сменный дежурный с огромной связкой ключей, за ним — сутулый сотрудник, отчего-то смущённый. Стоило увидеть, кто замыкает шествие, и его смущение стало объяснимым.

Красотка. Умница. И просто — ректор моей академии. Виктория Александровна Державина.

Высокая, статная блондинка с безукоризненной осанкой вошла в тюремный блок, как в бальный зал Императорского дворца. Так и норовилось сказать сейчас, что забыл ангел в нашем захолустье, но ведь это столь банально и даже вульгарно, что решаю промолчать.

На ней изысканное платье серого строгого цвета с чёрными бархатными рукавами и высоким воротником, подчёркивавшим элегантную шею. Пояс с серебряной пряжкой обхватывал талию, выделяя силуэт песочных часов. Поверх — строгое чёрное пальто с меховыми манжетами. Знатно приоделась. Вот же женщины… Даже на визит в городскую тюрьму одеваются, как на приём к самому Императору. Или она так ради меня постаралась? Сомнительно.

Самым интересным в Вике была далеко не одежда или украшения, а выражение лица — идеальная маска превосходства, которое показательно сдерживают, чтобы показать ещё большую власть. Каким взглядом она смотрела на окружающий тюремный убогий мир… Прям богиня, ей богу. Так, что-то я совсем разогнался в своих мыслях. Отсидел всего сутки, а чувствую себя голодным до женского тела жеребцом. Даже забавно. Что было бы, просиди я тут с годик. Выяснять, конечно, не буду.

Процессия остановилась у моей камеры. Безупречные брови Виктории приподнялись, в зелёных глазах на крохотную долю секунды проступило беспокойство. Увидела мою окровавленную моську, хе-х. Я, вообще-то не для неё старался, ну да ладно. Хотя и считаю, что вызывать в женщине жалость, дабы понравиться ей — удел неудачников. Не уважаю таких чудиков. Мужчина — охотник. У нас в естестве захватывать и покорять. В том числе и женские сердца.

— Открывайте, — коротко приказала Виктория дежурному, не удостоив его и взглядом.

— Но, госпожа ректор, — промямлил тот, — по инструкции мы не можем…

— Сказала, открывайте, — в её тоне прозвучала такая сталь, что дежурный инстинктивно отступил на шаг. — Мне необходимо поговорить с задержанным. У вас нет причин отказывать представителю Академии Практической Эфирологии.

Дежурный побледнел, но не сдвинулся с места.

— Простите, Виктория Александровна, но у нас прямой приказ. Никого не пропускать к заключённому без разрешения майора Грушина. Вы можете побеседовать через решётку. Это максимум.

Вика смотрела мне в глаза, а я ей. Мы так и не поприветствовали друг друга. Из-за своего положения, она не могла начать беседу таким образом, ведь настояла на открытии камеры. Если же я заговорю первым, то покажу тем самым слабость её власти, а потому просто доверился её силе. Откроет камеру, тогда и поприветствую её, как подобает курсанту. Не откроет, что ж, по крайней мере, не унижу её, показав стойкость ученика её академии. Не знаю, прав ли я был? Но именно так виделась сложившаяся ситуация.

В коридоре поспешно объявилась пельмешка. Я бы даже сказал ПОЖИРАТЕЛЬ ПЕЛЬМЕННЫХ ВСЕЛЕННЫХ. Если такие были. То их уже нет. Он всё поглотил, не пережёвывая. Ладно, шутки в сторону. Это был толстячело Грушин. Майор и самоназванный царёк здешнего отдела стражи.

Стоило ему остановиться, как пузо колыхалось ещё с секунду, а затем нашло точку покоя. Одутловатая, красная от натуги морда исказилась при виде ректора.

— Виктория Александровна! — он, что? Нервничает? — Какая неожиданность видеть вас в столь… неподходящем месте.

Вика неспешно повернулась к нему. Ого, а температурка-то приподнялась на пару градусов.

— Майор Грушин, — его фамилия была недостойна её уст. Она и сама показательно произнесла её так, будто испробовала на вкус нечто отвратительное. — Я приехала забрать своего курсанта. Завтра начинается турнир, и его участие необходимо.

Маленькие глазки майора метались от меня к Виктории и обратно.

— Жаль, но это невозможно, — он развёл пухлыми ручками в притворном сожалении. — Ваш курсант подозревается в поджоге, повлекшем значительный материальный ущерб. И не только это. Ночью произошёл инцидент…

— Я в курсе, — прервала она ледяным тоном. — Как вы, майор, лично распорядились поместить курсанта к особо опасным рецидивистам. Такая «забота» о молодом дворянине, подозреваемом в преступлении, которое ещё даже не доказано. Интересно, что на это скажет прокурор.

Грушин покраснел, но не отступил.

— Да что вы понимаете в следственных процедурах⁈ Вчера было рутинное распределение по камерам из-за уборки! Обвиняете меня в соблюдении всех норм содержания заключённых⁈

Виктория сделала к нему шаг, глядя на него сверху вниз. Да, она была на пару сантиметров выше. Из-за осанки и каблуков.