Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Прикосновение полуночи - Гамильтон Лорел Кей - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Я постаралась удержать на лице такое же непроницаемое выражение, как у Дойла, и не выдать облегчения.

– Прошу, прошу, – сказала я.

Он наклонился к установленному передо мной микрофону.

– Вчерашнее покушение на жизнь принцессы еще расследуется. Прошу прощения, но ряд деталей пока нельзя обсуждать публично. – Его низкий голос резонировал в микрофоне. Я заметила, как некоторые журналистки вздрогнули, и вздрогнули не от страха. До сих пор я не знала, что у него хороший голос для микрофона. Дойл, как и Холод, еще никогда не говорил на микрофон, но его это в отличие от Холода не смущало. Его вообще мало что смущало. Он был Мрак, а мрак нас не боится, это мы боимся мрака.

– Что вы можете рассказать нам о попытке убийства? – спросил другой репортер.

Я не совсем поняла, к кому из нас был обращен вопрос. Глаза этого репортера скрывали темные очки, но я поклялась бы, что чувствую на себе его взгляд. Я наклонилась к микрофону:

– Немногое, к сожалению. Как сказал Дойл, дело еще расследуется.

– Знаете ли вы, кто организовал покушение?

Дойл опять наклонился к микрофону.

– Прошу прощения, леди и джентльмены, но если вы станете упорствовать в вопросах, на которые мы не можем отвечать из опасения помешать внутреннему расследованию, пресс-конференцию придется закрыть.

Дойл хорошо повернул дело, вот только употребил неудачное слово: «внутреннее».

– Значит, это кто-то из сидхе околдовал полицейского? – крикнула какая-то женщина.

Черт, подумала я.

Дойл заварил эту кашу, он же и попытался все уладить.

– Сказав «внутреннее расследование», я имел в виду, что оно касается принцессы Мередит, потенциальной наследницы трона королевы Андаис. Вряд ли какое-то еще дело могло бы с таким же правом считаться внутренним, особенно для тех из нас, кто принадлежит принцессе.

Он нарочно попытался переключить их внимание на мою сексуальную жизнь. Гораздо менее опасная материя.

Мэдлин посодействовала ему, выбрав следующим репортера одного из таблоидов. Если кто и ухватится за тему секса вместо внутренней политики, то именно таблоиды. Наживку заглотили.

– Что вы подразумеваете, говоря, что вы принадлежите принцессе?

Дойл наклонился ниже, прикоснувшись ко мне плечом. Очень нежно и очень выразительно. Наверное, его жест привлек бы больше внимания, если бы не наш с Холодом недавний поцелуй, но Дойл знал, как обращаться с прессой. Надо начинать понемножку, оставляя себе место для маневра. Он начал учиться общению с репортерами только в последние недели, но, как и во всем, учился быстро и хорошо.

– Ради нее мы пожертвуем жизнью.

– Охранники президента тоже клянутся пожертвовать ради него жизнью, но они ему не принадлежат. – Репортер подчеркнул голосом слово «принадлежат».

Дойл наклонился еще ниже, с продуманной естественностью опершись на спинку моего кресла. Я оказалась будто в раме из его тела. Камеры взорвались вспышками, снова ослепив меня, и я позволила себе прислониться к Дойлу – частью ради картинки, а частью потому, что мне это нравилось.

– Видимо, я оговорился, – сказал Дойл, а мои рождественские краски засияли еще ярче рядом с его чернотой.

– Вы занимаетесь сексом с принцессой? – спросила женщина-репортер.

– Да, – просто ответил он.

Тут они все выдохнули буквально единой грудью. Другая женщина крикнула:

– Холод, а вы спите с принцессой?

Дойл отступил назад, пропуская Холода к микрофону, хотя я предпочла бы, чтобы он этого не делал. Храбрости Холоду хватало, и он подошел и склонился над микрофоном, надо мной. Но Холод играть на камеру не умел. Лицо у него оставалось надменным, прекрасным и на вид спокойным даже под прицелом теле– и фотокамер. Он всегда считал, что играть на публику – ниже нашего достоинства, но теперь я знала: за этим утверждением – не высокомерие, а страх. Фобия, если угодно, боязнь камер, репортеров и толпы. Он нагнулся несколько скованно и сказал:

– Да.

Вряд ли для кого-нибудь из них это было новостью. Было объявлено, что я вернулась к фейри в поисках мужа. Сидхе не слишком плодовиты, так что знатные сидхе заключают браки только в случае зачатия ребенка. Мы с королевой уже объяснили это на другой пресс-конференции, во время моего первого визита домой. Но стражей тогда к микрофонам не пустили, и что-то в том, что стражи признали факт секса публично, возбуждало интерес прессы. Как будто от этого признания клубнички добавлялось.

– Вы оба занимались сексом с принцессой одновременно?

– Нет. – Холоду удалось не скривиться.

Нам повезло, что репортер не спросил, не спали ли они со мной одновременно. Потому что ответ был бы положительным. Фейри часто спят одной большой кучей, как щенки. И не всегда из-за секса, чаще ради ощущения безопасности и уюта.

Он отступил к стене, напряженный и раздосадованный, а репортеры продолжали закидывать его пикантными вопросами. Выручила Мэдлин:

– Господа, господа, наш Убийственный Холод чуточку стесняется микрофона. Выберите кого-нибудь еще.

Они так и сделали.

Они выкрикивали имена и вопросы. Двое-трое из стражей ни разу в жизни не сталкивались с прессой, и не знаю, смотрели ли Адайр или Готорн вообще хоть раз кино или телевизор. Они оба были в полной броне, при этом латы Адайра казались то ли золотыми, то ли медными, а броня Готорна переливалась густо-алым – металла такого цвета вообще на земле нет. У Адайра латы были металлические, у Готорна металлическими только казались, а из чего они были сделаны на самом деле, я не знала. Что-то магическое. Оба воина предпочли не снимать шлемы. Адайр, наверное, потому, что королева обкорнала его волосы в наказание за попытку увильнуть от моей постели. Волосы Готорна по-прежнему спадали роскошными черно-зелеными локонами до самых щиколоток. Не знаю, почему он остался в шлеме. Они оба должны были буквально вариться под светом прожекторов, но, надев шлемы, они в них и останутся, пока не упадут в обморок. Ну, Адайр точно останется, насчет Готорна мне трудно было сказать. Что такое фотоаппарат, они знали, потому что королева была без ума от своего «Полароида», но за этим исключением они современной техники в глаза не видели, сидя взаперти внутри холма. Мне стало интересно, что они чувствовали, когда их бросили на растерзание львам в облике репортеров. На лицах ничего не отражалось. Они были Воронами королевы, они умели прятать чувства.

По счастью, к ним никто не обратился – наверное, потому, что никто их не знал.

В конце концов Мэдлин выбрала вопрос и жертву.

– Брэд, у вас вопрос к Рису.

Репортерша встала попрямее, а остальные опустились на стулья, как разочарованно поникшие цветы.

– Рис, как оно было – работать настоящим детективом в Лос-Анджелесе?

Рис стоял довольно далеко, почти на краю помоста. Он был самым маленьким из чистокровных сидхе, всего пять с половиной футов.[4] Белые кудри, примятые кремовой широкополой шляпой с чуть более темной лентой, спадали ему до талии. Плащ, который он накинул поверх костюма, был в тон шляпе. Рис выглядел словно помесь стриптизера, пирата и пижона-сыщика годов из шестидесятых. От стриптизера была бледно-голубая шелковая футболка, обтягивавшая мускулистую грудь и рельефный живот, от пирата – повязка через глаз. Повязка не ради пижонства, а чтобы поберечь нервы репортеров от зрелища шрамов, оставшихся на месте вырванного гоблинами глаза. Шрамы здорово портили мальчишескую красоту его лица. Оставшийся глаз сверкал тремя кольцами лазури. Рис мог бы скрыть шрамы гламором, но когда он понял, что я не обращаю на них внимания, тоже перестал беспокоиться. Он считал, что шрамы придают ему крутизны, и был прав.

Рис всегда обожал «фильм-нуар», и журналистка явно это припомнила. Профессионально; мне понравилось.

Рис оперся рукой о стол, а другой обхватил мои плечи, как это делал Дойл. Но Рис лучше умел играть на камеру, потому что делал это дольше. Он снял шляпу и встряхнул волосами, рассыпав по плечам густые белые кудри.

вернуться

4

около 168 см.