Военкор (СИ) - Дорин Михаил - Страница 42

— Свинья! Ты сдохнешь!

Я обрушил ещё один локоть, угодив Брюдо в висок, и следом стиснул его кадык, пытаясь обездвижить наёмника.

Резко выхватил нож и всадил лезвие наёмнику прямо в солнечную артерию.

Брюдо дёрнулся подо мной. Он на мгновение изумлённо выпучил глаза, что-то прошипел, но слов уже было не разобрать. Тело обмякло.

Руки ещё сжимали нож, но я уже чувствовал, что победил.

Тяжело дыша, я вытащил нож и зажмурился, чувствуя, как кровь остывает на лице и руках.

Бой был закончен. Я оставил здесь последние силы и тяжело осел на бетон, выронив нож, который всё ещё был в руке.

Пальцы дрожали. Грудь судорожно вздымалась. В ушах стоял глухой звон.

Я попытался встать, но сразу не смог. Лицо пекло, сердце бешено колотилось в груди.

— Блин. Ещё статью писать, — прошептал я про себя.

Выстрелы ещё звучали — отрывистые, глухие.

Но их становилось всё меньше. Сражение за аэродром подходило к концу, по крайней мере, его первая фаза.

— Где ты моя… камера, — проговорил я, с трудом найдя свои журналистские вещи.

Они были целыми, так что пора сделать самый главный кадр. Я включил камеру, где уже мигал индикатор аккумулятора. На пару минут съёмки ещё хватит.

Я продолжал сидеть на полу, опираясь одной ладонью о потрескавшийся бетон и приходя в чувства. Смотрел на вид аэродрома, открывшийся с «вышки» и снимал.

Над лётным полем висели жирные столбы чёрного дыма, тянувшиеся к облакам. На дальних подступах полыхала техника врага — горели грузовики, перевёрнутые бронемашины, остовы вертолётов. Пламя металось в клочьях чёрного дыма и клубилось на ветру.

Я поднял взгляд в серое небо и увидел, как сквозь клочья дыма, снижаются ещё вертолёты. Шла вторая волна десанта. С гулом вращающихся лопастей, вертушки шли над аэродромом, сбрасывая тепловые ловушки, чтобы сбить с толку возможные ракеты.

Новая группа десанта шла на посадку. Скорее всего, сражение было не закончено и сирийское руководство ожидало новой атаки противника. Логично, что аэродром, захваченный нами в тылу противника, Израилю нужен позарез.

Тем более что такой ход перекрывает всю логистику группировки на Голанских высотах.

Я медленно обернулся на звук шагов за спиной. Внутрь влетели ребята из группы, шедшей по второй лестнице. Пыльные, уставшие, но живые.

Следом появился и Гиря. В грязной разгрузке, с автоматом в руках. Он увидел меня и улыбнулся.

— Мир тебе, «камера»! — махнул мне командир группы из сирийского коммандос.

— Как всегда вовремя, — выдохнул я.

В этот момент сел и аккумулятор на видеокамере. Осталось ещё два.

Сирийский санинструктор быстро подошёл ко мне и осмотрел. Убедившись, что я в порядке, скользнул взглядом по телу Брюдо. Перевёл взгляд на моё лицо и окровавленные руки.

— Ну ты и без нас справился, садык, — он хлопнул меня по плечу.

Голос у него был хриплый, но весёлый. Пока остальные ребята разошлись по периметру, проверяя укрытия, подошёл Кирилл. Он с трудом дышал, но смог снять с головы каску и провёл по взмокшим волосам. Присел на корточки возле Брюдо и медленно покачал головой.

— Крупную ты рыбку подсёк, Карелин. За такое к награде в пору представить.

Я устало усмехнулся, попытался подняться. Ноги дрожали, тело будто стало чужим — тяжёлым, забитым свинцом. На губах чувствовался вкус пыли и крови.

Схожие ощущения я испытывал, когда только оказался в новом теле.

Видя это, командир группы сирийцев коротким кивком подозвал своего бойца. Ко мне и Кириллу подбежали двое молодых парней в запылённой разгрузке, ухватив под локти.

— Тихо-тихо. Сиди пока, надо тебя посмотреть, — сказал я, опуская Кирилла обратно на пол.

— Сейчас поможем, — сказал санинструктор.

Появился и Гриф, который сразу был готов нам оказывать помощь.

— И ты тоже садись, — произнёс Гриф и меня усадил рядом с Гирей.

Кирилл не возражал. Он молча сидел и рассматривал потрескавшийся бетон под собой.

— Песок — Вихрю. Вышка зачищена. Группы вышли на позиции, контроль установлен, — передал по рации командир сирийской группы.

— Принял, Вихрь, спасибо. К тебе пошли, — послышался в рации голос Сопин.

Сейчас здесь установят позиции для наблюдения за лётным полем. Займут позиции снайперы и другие расчёты.

— Отсюда хороший вид, — сказал я.

— На это и был расчёт. С диспетчерской «вышки» все окрестности как на ладони. Скоро подойдёт артиллерия, и будем корректировать огонь. Ну и авиацию наводить. Такие дела, брат, — сказал Кирилл.

У меня боль постепенно давала о себе знать. Пока шёл бой и кипел адреналин, организм будто был на самообезболивании, а теперь догнало. Теперь отзывалось на каждую царапину.

— Где больнее всего? — спросил Гриф, разложив аптечку.

— Вопрос, конечно, интересный.

Болело все — плечи, бок, шея. Но сильнее всего боль чувствовалась под рёбрами слева и в голове.

— Бок… и башка звенит, — выдавил я.

Гриф быстро осмотрел меня, ловко расстёгивая разгрузку. Действовал он чётко и выверено, явно не первый раз помогал.

Дал мне понюхать вату с нашатырём, следом отодвинул защиту в сторону и проверил рёбра.

— Ушибы, пару рваных осколочных, но без переломов. Контузия лёгкая, — проговорил он скорее себе, чем мне. — Жить будешь, но лучше покажись врачам. Я на месте последствия не определю.

— Ты же медик? — спросил я.

— Почти. Ветеринар. И то не доучился, плюнул на всё и в армию пошёл.

Гриф обработал одну из ран, полученную от взрыва гранаты, едкой жидкостью. Я едва удержался, чтобы не зашипеть от боли. После прижал стерильную повязку и туго затянул бинт вокруг торса.

— Терпи. Всё нормально, — коротко бросил Гриф.

Он достал ампулу и шприц, показал мне.

— Обезбол нужно?

— Можно, — сказал я хрипло.

Через пару минут после сделанного укола, боль начала стихать. Осталась только тяжесть в руках и в голове.

— Всё, вставай. Только аккуратнее, голова может кружиться.

Он аккуратно подхватил меня подмышку, помог встать.

— Вода есть? — спросил я.

Во рту было сухо. Хотелось пить. Каждое сказанное слово причиняло дискомфорт. Несостоявшийся медик протянул мне флягу, и я с наслаждением сделал несколько глотков.

— Я тебя догоню, Лёха, — сказал мне вдогонку Гиря.

— Не-а. Я побыстрее буду, — улыбнулся я.

Перед тем как уйти, я бросил последний взгляд на тело наёмника. Над ним суетились бойцы — проверяли оружие, документы, сняли каску.

— Погоди, — остановился я и достал фотоаппарат

Сделал один посмертный снимок и убрал «Зенит».

Больше мне здесь было нечего делать. Я втянул ноздрями горячий воздух и, опираясь на автомат, пошёл к лестнице.

Проходя мимо одного из бойцов, поймал на себе его любопытный взгляд.

— Хорошо держался, садык.

Я ничего не ответил, но впервые за весь этот день еле заметно улыбнулся.

Спуск получился непростым. Держась за стену, я миновал несколько лестничных пролётов. Поймал себя на мысли, что забираясь на самый верх вышки, мы прошли длинный путь, оставляя за собой немало трупов наёмников.

Численное преимущество было на стороне противника. Ничего, пусть тех кто за этим стоит понимают, что не нужно связываться с советским спецназом и сирийским коммандос.

Я прошёл мимо проломленной стены, где мы отстреливались час назад. От неё остались только обломки кирпича и клочья арматуры.

На очередном пролёте встретил Севу, тоже спускавшегося. Он, опираясь на автомат, как на костыль, тяжело спускался по лестнице, шаг за шагом. Ногу ему перевязали, но видно было, что Сева держится на одном упрямстве.

— Дышать тут, мать его, нечем, — выдавил Сева, облокотившись о стену.

— Проклятая печка, — согласился я.

Сева скривился, ну потом всё-таки выдавил из себя улыбку.

— Окошки бы открыть, что ли… хоть чуть проветрить эту баню, — усмехнулся он, но в голосе слышалась усталость. — Пацаны живые?

Я рассказал, что у нас сириец двухсотый, остальные трёхсотые. Сказать хотелось многое, но сил уже не оставалось ни на слова, ни на эмоции.