Королева Кастильская - Холт Виктория - Страница 34

– И тебя тоже.

Она одарила мужа нежной улыбкой, а затем поспешно сказала:

– Толедо красивый город, не правда ли? По-моему, мой отец очень любит его. Ведь город такой процветающий. А еще из-за мавров. Все здесь напоминает моим родителям о реконкисте.[10] И они помнят не только о цепях из Малаги на стенах Сан-Хуан-де-лос-Рейес. Однако моя мать, ликуя и радуясь процветанию и красоте Толедо, испытывает некоторую печаль.

– Тут не надо печалиться, – заявил Эммануил.

– Однако, похоже, тут всегда печаль… печаль, смешанная с радостью, гордостью и смехом. Разве только не красиво? Я очень люблю смотреть, как воды Тахо стремительно набрасываются на камни там, далеко внизу. А где еще в Испании ты найдешь такую плодородную долину, как не вокруг Толедо? Плоды здесь сочные и душистые, урожаи пшеницы такие изобильные! Ты заметил, как нам докучали насекомые, когда мы сюда въезжали? Я видела также Скалу. Толедскую скалу, с которой сбрасывают преступников… их кидают… в ущелье. Здесь так много красоты и так много печали. Вот что чувствует моя мать, когда приезжает в Толедо. В этом богатом и красивом городе родилась также моя сестра Хуана.

– За что твоя мать любит Толедо еще больше. Изабелла взяла руку мужа и воскликнула:

– Эммануил, пусть между нами будет полное доверие! Давай никогда не притворяться друг перед другом. Разве ты ничего не замечаешь? Я отчетливо вижу это, будто написано на стене. Роды приближаются, и мне кажется, что я ощущаю какое-то неведомое, доселе незнакомое мне чувство. Мне кажется, что я нахожусь уже не в этом мире, но пока еще не добралась до следующего. И в силу этого я иной раз вижу то, что скрыто от большинства людских взоров.

– Изабелла, дорогая, тебе надо успокоиться и отдохнуть.

– Я совершенно спокойна, Эммануил. Однако я расстраиваю тебя. Я не хочу, чтобы мой уход стал для тебя таким же потрясением, каким для моей матери стала смерть брата. Эммануил, мой дорогой муж, всегда лучше быть готовым. Итак, должна ли я сказать тебе то, что думаю, или притвориться, что я – та женщина, что смотрит в будущее и видит там себя рядом с играющим младенцем? Разве я должна тебе лгать, Эммануил?

Он поцеловал ее руки.

– Между нами должно быть доверие и правда.

– Вот об этом-то я и думаю. Потому я и говорю тебе все, Эммануил. Мой дом принес Испании величие, процветание и великую печаль. Неужели никогда не может быть так, чтобы одному не сопутствовало другое? Во время нашей поездки по Толедо мы проезжали мимо главной площади, и я видела пепелище и чувствовала запах костров, которые еще совсем недавно там горели. А ведь это горела человеческая плоть, Эммануил.

– Те, кто погиб на костре, были приговорены святой инквизицией.

– Знаю. Эти люди были еретиками. Они отрицали истинную веру. Но у них были сердца, в которых таилась ненависть, губы, с которых срывались проклятия. Они прокляли наш дом, Эммануил, и даже те, кого изгнали из Испании, станут проклинать нас. И их проклятия не останутся неощутимыми.

– Разве мы не должны терпеть ради того, чтобы обрадовать Господа и всех святых?

– Я этого не понимаю, Эммануил, и я уже слишком устала, чтобы попытаться понять. Нам сказали, что это – христианская страна. Наше заветное желание состоит в том, чтобы обратить наш народ в христианскую веру. Мы делаем это путем убеждения. Мы делаем это силой. Это – работа Господа. А какая работа у дьявола?

– Тебя одолевают странные мысли, Изабелла.

– Они приходят непроизвольно. Смотри, что случилось с нами. У моих родителей пятеро детей – четыре дочки и один сын. Вдруг их единственный сын и наследник умирает, а его наследник рождается мертвым. Моя сестра Хуана очень странная, она настолько необузданная, что до меня уже дошел слух, будто она полубезумная. Она уже доставила моим родителям массу беспокойств, провозгласив себя принцессой Кастильской. Вот видишь, Эммануил, это как бы пример… того зла, которое рождается под воздействием этих проклятий.

– Ты очень устала и в смятении, дорогая Изабелла.

– Нет, отнюдь. По-моему, я в здравом уме и представляю все достаточно отчетливо… причем более отчетливо, чем все остальные. Сейчас я ношу ребенка, что может быть очень опасно. Ведь я – дочь проклятого королевского дома. Интересно, что будет дальше?

– Все это болезненные фантазии, что нередко бывает в таком положении, как твое.

– Да неужели, Эммануил? О, ну так скажи тогда… скажи мне, что я могу быть счастлива. Хуан подхватил лихорадку, ведь так? Подобное могло случиться с любым. А ребенок родился мертвым из-за горя Маргариты. Хуана ведь не сумасшедшая, не правда ли? Она просто чрезмерно пылкая и целиком попала под очарование этого красавца-негодяя, ее мужа. Разве это не естественно? А я… я никогда не отличалась сильным здоровьем, поэтому у меня иной раз и возникают всевозможные болезненные фантазии… К тому же это просто-напросто из-за моего нынешнего состояния.

– Да, это так, Изабелла. Конечно же, так. А теперь никаких больше болезненных состояний. Теперь ты будешь отдыхать.

– Я засну, если ты сядешь рядом и возьмешь мою руку, Эммануил. Тогда я буду чувствовать себя спокойно.

– Я останусь с тобой, но нам необходимо отдохнуть. Ты, верно, забыла, что завтра начинаются наши поездки.

– Да, теперь мы должны ехать в Сарагосу. Там кортесы провозгласят меня наследницей короны, как это было сделано здесь, в Толедо.

– Верно. А теперь отдыхай.

Она закрыла глаза, и Эммануил откинул волосы с ее горячего лба.

Он был обеспокоен. Ему не нравился разговор об ее предчувствиях. И еще он думал, что церемония в Сарагосе не будет столь приятной, как в Толедо. Кастилия не возражала принять женщину в качестве наследницы престола. Но Сарагоса, столица Арагона, не признавала за женщинами права управлять страной.

Но он не стал говорить об этом. Пусть Изабелла отдохнет. Они справятся со всеми невзгодами лучше, если будут воспринимать их каждую в отдельности.

Принцесса Изабелла Кастильская вместе с мужем, Эммануилом, прибыла в Сарагосу.

Люди смотрели на них холодным оценивающим взглядом. Да, перед ними старшая дочь и наследница их Фердинанда, но она была женщиной, а арагонцы не признавали за женщинами права управлять Арагоном. Пусть там, в Кастилии, издают собственные законы, но арагонцы никогда не примут законы Кастилии как свои. Арагонцы – народ решительный, и они готовы сражаться за то, что считают своими правами.

Поэтому, когда Изабелла въехала в их город, повсюду царила тишина.

«Как эта встреча отличается от радушной встречи в Толедо», – подумала Изабелла. Ей не нравился этот город с колокольнями и угрюмыми людьми. Она ощущала легкое негодование, как только они въехали в Арагон. Она нервничала, когда проезжала верхом вдоль берегов Эбро мимо пещер, которые, казалось, были повсюду в этой стране: и в сьеррах, и вдоль берегов реки. Желтые воды Эбро были беспокойными, а большинство домов походили больше на крепости, чем на жилые дома, напоминая Изабелле о том, что здесь живут люди, которые будут решительно отстаивать и бороться за то, что им полагается.

По прибытии в этот малогостеприимный город она молилась перед статуей Богородицы, изваянной, как говорили, ангелами четырнадцать столетий назад. Мантия Богородицы была украшена драгоценностями, как и венец, и казалось, что и мантия и венец душат ее. Изабелле вдруг пришла в голову мысль, что четырнадцать столетий назад Богородица выглядела совсем иначе, когда, согласно легенде, явилась святому Иакову.

От Богоматери она пошла в собор, расположенный неподалеку, и там помолилась еще раз, чтобы Господь дал ей силы вынести то, что ее ожидало.

Люди наблюдали за ней и перешептывались.

– Корона Арагона была обещана наследникам Фердинанда мужского пола.

– А это ведь женщина.

– Тем не менее она дочь нашего Фердинанда, а сыновья у него незаконные.

– Однако корона должна перейти к будущему наследнику мужского пола.