Горькое дыхание джунглей (СИ) - "Ортензия" - Страница 46

— Андунак, старший сын Ннамди.

— Чика, — я перебил женщину, — почему шайдана нельзя убить?

Женщина от удивления похлопала ресницами и глубокомысленно произнесла:

— Потому что он шайдан.

Ну да, мог бы и сам догадаться. Что-то типа сатаны и тогда понятно. У мусульман это какое-то зло. Надеюсь, мы не в мире магии, у меня-то её нет и очень не хочется, чтобы какой-нибудь злодей превратил меня в лягушку. Подумав немного, решил поставить вопрос по-другому:

— А кто-то пробовал его убить?

Чика закивала.

— А откуда ты знаешь?

Лицо женщины перекосилось, но она всё же выдавила из себя:

— Я смотрела.

Вероятно, мои глаза заняли пол лица и Чика, увидев это, попыталась вжаться в валун, на который опиралась. А потом на всякий случай добавила:

— Озумэйр закопала два иува. Я это тоже смотрела. Давно, когда он родился.

— Что его мать закопала? — машинально спросил я, хотя догадался. Женщина выполнила какой-то неведомый мне ритуал, про который я не только ничего не знал, но и никогда не слышал. И наверное, правильнее было поставить вопрос: зачем она это закопала, когда родился ребёнок. А может быть, Озумэйр вообще была колдуньей племени и устроила наговор на какой-то предмет, прежде чем закопать. Или продала свою душу дьяволу, а заодно и душу ребёнка. Ну а что? В Европе в XVII веке в такое верили все поголовно, и чем отличается Африка? Насколько помнится, на этом континенте тайн гораздо больше.

— Два иува, — повторила свой ответ Чика, — и пришла она в буш со стороны пещеры. Я подумала тогда, что изви дала ей эти два иува. (Я глянул в блокнот. Ага, изви — это оракул). Я стояла совсем близко, в кустах, а она копала землю и прятала. А потом осмотрелась по сторонам и сделала вторую яму. Потом я узнала, что родился Андунак.

— И зачем закапывают иува?

Чика посмотрела на меня с удивлением, а, потом пожав плечиками, сказала:

— Чтобы ребёнок не болел.

— И сколько нужно закопать иува, когда рождается ребёнок? — задал я ещё один вопрос, совершенно не соображая, о чём идёт речь.

— Один.

— Один⁈ — переспросил я, пытаясь ухватить ускользающую нить. Запустил пятерню в волосы, и на миг захотелось, чтобы причиной зуда была перхоть или шелушение кожи, а не полный раздрай в голове после полученной информации.

А потом рассмеялся. Задал несколько наводящих вопросов и, убедившись в правильности своих рассуждений, захохотал едва сдерживаясь. Вероятно, над собственным безумием. До рождения Александра Дюма почти двести лет, а поди ж ты, в диких племенах Африки разгораются такие страсти, что хитросплетения секретов мадридского двора и интриги французского, даже в подмётки не годятся. А всего-то следовало, не затыкать Чике рот и выслушать полное имя Андунака.

В течение следующего часа перепуганная женщина прилежно отвечала на мои вопросы, а я, слушая её, пытался сообразить, стоит ли вообще вмешиваться во всё это. Мол, пусть эволюция занимается. А потом вспомнил рожи женщин из МИНУСКи. Да, стоит, а то эти безумные старухи, дожившие до преклонного возраста, ума себе нормального так и не прибавили и ещё натворят бед, тем более что, решили привлечь меня, для своих не совсем адекватных экспериментов. Ну вот не нужно было это делать.

Я разрезал пластиковые путы стягивающие запястья женщины и сказал:

— Одевайся и показывай дорогу.

Чика не заставила повторять дважды, и, быстро облачившись в свою юбку, указала на тропу, по которой мы пришли к пруду.

— Туда. Иди за мной.

Мы вновь пересекли просеку и углубились в тёмный лес. Чика шла молча, скорее всего, раздумывая над своим положением, в котором оказалась, решив соблазнить меня. А я молчал, потому как всё для себя выяснил. К тому же тишина помогала прислушиваться к посторонним звукам, так как проводница не вызывала у меня никакого доверия.

Минут через сорок, когда тропинка, вильнув мимо высоких кустов, вывела нас на опушку лесного массива, я, коснувшись рукой плеча Чики, приложил палец к губам и огляделся.

Перед нами лежала широкая, почти правильной прямоугольной формы поляна, упирающаяся в скальную породу высотой в 7–8 метров. С высокими пиками по краям, которые казались рукотворной работой. Слишком симметрично они располагались. И пещера, не исключено, присутствовала, потому как в скале, на уровне метра от земли, имелся небольшой лаз, в который даже я мог протиснуться со всей амуницией. Вот только забираться внутрь предстояло на четвереньках. Лаз имел форму неправильного круга и в диаметре был меньше метра.

Только хмыкнуть и оставалось. Засунешь голову в пещеру и запросто можешь получить чем-нибудь тяжёлым по голове.

Я, оглянувшись на Чику, и спросил:

— Это вход?

Женщина кивнула.

— А другой вход, побольше этого?

Чика отрицательно помотала головой.

— И где изви?

— Там, — шёпотом произнесла женщина, протянув руку в сторону лаза.

Ну вот почему мне казалось, что вся эта история дурно пахнет? Устроили на меня ловушку? Или что? Я несколько минут стоял молча раздумывая, потом почему-то, тоже шёпотом спросил:

— Скажи Чика, что вообще изви делает для племени?

Глаза женщины слегка расширились, и гримаса, застывшая на лице, выдала мозговой штурм. В первый момент показалось, что она вот-вот соберёт в голове разбросанные отдельные части творческой головоломки, но потом это было прервано. То ли провалом логики, то ли потерей ориентиров, но выглядела Чика, как арт-директор нового рекламного агентства, после обеда с тремя бутылками мартини.

Я провёл ладонью перед лицом женщины и она, вздрогнув, испуганно посмотрела мне в глаза. Кролик, загнанный в угол удавом.

— Чика, ты не знаешь, что изви делает для племени?

— Изви говорит с гесом. Очень долго не было дождя, и весь урожай мог погибнуть. Изви сказала накрыть листьями и поливать. Трудились одно ночное солнце, и урожай был большим. За это изви много даров преподнесли.

— А если бы урожая не было, что сделали с изви?

Всегда думал: глаза трепетной лани — это какие? Надо полагать — именно такие, как в тот момент были у Чики.

— Изви ничего нельзя сделать. Если бы не было урожая, значит, племя плохо трудилось. А ещё, когда долго не было дождя, молодые охотники поднимались на гору и пускали в небо стрелы. Изви так сказала, а она говорит слова геса.

Я нахмурил брови.

— Зачем?

У Чики в глазах застыло удивление.

— Чтобы попасть в облака. Вода будет.

— И что? Попали? — ухмыльнулся я.

Чика, не заметив ехидства, утвердительно кивнула.

— Да, много воды было.

Любопытно. У оракула барометр есть? Хотя, помнится, старый человек реагирует на изменение погоды, но придумать такую хрень. А если облаков нет? Поинтересовался.

— Мы можем их не видеть, но они есть. Стрелы попадут, — ответила Чика, всё с тем же изумлением глядя на меня, словно не понимая, как я этого не знаю.

Ну да, прописная истина, которую им вдолбила старуха. И ведь не плохо устроилась.

Я постоял минуту, раздумывая, потом задал ещё один вопрос:

— А как выбирают нового изви?

— Его не выбирают, пожала плечами Чика, — если изви отправилась на остров мёртвых, к пещере идут старые женщины, и та, что услышит зов У-ю, становится новым. А сын изви становится вождём.

— Погоди, — заинтересовался я, — Абубакар сын изви?

Чика кивнула.

— Главный сын.

Вот и все выборы. Быстрый и бескровный переворот. Почти бескровный. В Европе братоубийственные войны так легко не заканчивались. А самый лучший вариант, грохнуть оракула, заявить, что слышишь зов и всего делов. Крути огромной общиной как хочешь. И враги на пещеру не нападут. Наверняка оракула зарезать побоятся. Может быть, она действительно говорит с мёртвыми? Экстрасенс? Может предсказать будущее? Читать мысли? Влиять на людей? Эдакий Вольф Мессинг в юбке. И что, хочу ли я, чтобы у меня поковырялись в мозгах?

Я поёрзал на месте и почувствовал, как холодная капелька потекла по спине.